Но мне хотя бы выпала возможность присутствовать при кончине той эпохи, и я от души вносил свой вклад. Еще можно было проиграться в пух и прах в Ганновер-сквер, нализаться в стельку в «Сайдер-Селларс» или «Лестер-филдс», подцепить шлюху на Пикадилли, стянуть у полицейского ремень или шлем в Уайтхолле, а на обратном пути бить стекла и орать пьяные песни. Пока случалось, что в карты спускали целое состояние; происходили дуэли (правда, я держался подальше от этого: единственная моя дуэль, в которой мне благодаря обману удалось стяжать громкую славу, имела место за несколько лет до того, и у меня не было желания повторять этот опыт). Жизнь еще била ключом, если хотите знать. Больше такого уже не было; говорят, что в наши дни молодой король Эдвард делает все от него зависящее, чтобы понизить моральный градус нации, но я сомневаюсь, что ему достанет стиля: парень выглядит как мясник.

Как-то вечером мой приятель Спидикат — он учился со мной в Рагби, и с момента, как я сделал первый шаг к славе, так и увивался вокруг меня — намекнул, что нам стоит заглянуть в одно новое местечко в Сент-Джеймсе: полагаю, речь на самом деле шла о Майнор-клаб. [I*][4]«Мы можем для начала попытать счастья за игорным столом, потом наверху, со шлюхами, — заявляет он, — а потом отправиться в Креморн, поглядеть на фейерверк и увенчать ночные похождения доброй порцией ветчины, пунша, а может, и еще несколькими девчонками». Звучало заманчиво, и, выудив несколько монет у Элспет, которая собиралась на Стоур-стрит, послушать как некий мистер Уилсон поет шотландские песни (о, Боже!), мы со Спиди направились в Сент-Джеймс. [II*]

Все пошло наперекосяк с самого начала. По дороге в клуб Спиди пришла мысль залезть в один из этих новых омнибусов: он намеревался повздорить с кондуктором по поводу оплаты и вывести его из себя — кондукторы омнибусов слыли известными сквернословами, и Спиди решил, что получится жутко весело, если довести кондуктора до белого каления и понервировать пассажиров. [III*] Но кондуктор оказался Спиди не по зубам: он просто вышвырнул нас вон, не произнеся ничего более красочного, чем «черт вас побери», предоставив пассажирам вдоволь потешиться на наш счет, что не добавило нам ни очков, ни хорошего настроения.

Да и клуб оказался форменным притоном — цены аховые, даже на арак и чируты, а стол для фараона кривой, как линия русской пехоты, и такой же неприступный. Это всегда так: чем приличнее публика, тем грязнее игра. Мне приходилось играть в наполеон на австралийских приисках, ставя на кон золотой песок; держать банк при игре в двадцать одно на торговом корабле в южных морях; блефовать в покер на извозчичьем дворе в Додж-сити, выложив на попону револьверы — но нигде и никогда не встречал я такого жулья, какое каждый вечер собирается в лондонском клубе.

Мы спустили несколько гиней, после чего Спиди говорит:

— Это все не слишком весело. Я знаю игру получше.

Я кивнул, и мы, подцепив в игровом зале пару девиц, потащили их наверх, чтобы сыграть в мушку на раздевание. Я положил глаз на ту, что поменьше — маленькую рыжую чертовку с ямочками на щеках. «Если я не распакую ее за дюжину партий, — сказал я себе, — то, значит, я утратил свой талант передергивать». Но то ли мы выпили лишнего, поскольку закупили изрядное количество арака, хоть и такого дорогого, то ли шлюшки тоже мухлевали, но в итоге я оказался раздет до исподнего, в то время как маленькая бестия сняла с себя только башмачки и перчатки.

Она покатывалась со смеху, и я начал выходить из себя, но тут на нижнем этаже поднялся невообразимый шум. Послышался топот, крики, свистки, стук и лай собак.

— Сматываемся! — раздался чей-то вопль. — Это ищейки!

— Господи! — вскричал Спиди, хватая бриджи. — Это рейд! Надо валить отсюда, Флэш!

Шлюхи в панике завизжали, но я выругался и, оттолкнув их, схватил свои вещи. Не так-то просто одеваться, когда ищейки висят у тебя на хвосте, но мне хватило ума понять, что нам не уйти далеко, если мы не будем в полной экипировке — попробуйте-ка прогуляться по Сент-Джеймсу вечером, держа штаны под мышкой!

— Бежим! — кричит Спиди. — Они сейчас придут!

— А нам что делать? — заскулила рыжая потаскуха.

— Делайте, что сочтете нужным, — говорю я, влезая в башмаки. — Приятной вам ночи, леди.

И мы со Спиди выскользнули в коридор.

Везде царил хаос. Создавалось впечатление, что в игровом зале идет всеобщая потасовка: треск ломающейся мебели, визг проституток, чей-то рык: «Именем королевы!» Спускаясь, мы видели выглядывающих из дверей комнат перепуганных шлюх и мужчин разной степени раздетости, мельтешащих в поисках дороги к бегству. Один жирный подонок, совершенно голый, молотил в дверь, истошно крича: «Люси, спрячь меня!»

Но он зря старался, и бросив, на него прощальный взгляд, я заметил, как толстяк пытается укрыться за софой.

В наши дни люди даже не представляют, как дьявольски суровы были законы сороковых по отношению к игорным притонам. Полицейские постоянно устраивали рейды на них, а владельцы держали сторожевых собак и дозорных на случай облавы. В большинстве заведений имелись также специальные потайные места для игорного снаряжения. Так что карты, кости и столы исчезали в один миг, и поскольку у полицейских не было права проводить обыск, то при отсутствии доказательств, что здесь шла игра, их действия трактовались как незаконное вторжение и взлом. [IV*]

Очевидно, им удалось-таки накрыть «Майнор-клаб» на горячем, и, если нам не удастся по-быстрому сделать ноги, нас ждет полицейский участок и скандал в газетах. Внизу заверещал свисток, шлюхи завизжали и попрятались за дверьми, послышался топот поднимающихся по лестнице ног.

— Давай сюда, — говорю я Спиди, и мы ринулись в другом направлении. Там оказалась верхняя площадка. На ней никого не было, и мы скорчились под перилами, выжидая, что будет. В двери внизу уже колотили. Кто-то подбежал к нам. Это был миловидный пухлый юноша в розовом сюртучке.

— Ах, боже мой! — простонал он, растерянно оглядываясь. — Что скажет матушка? Где же спрятаться?

— Давай сюда, — говорю я ему, быстро пораскинув мозгами, и показываю на закрытую дверь.

— Да благословит вас Господь, — говорит он. — А как же вы?

— Мы задержим их. Ну давай же, болван.

Он исчез внутри. Я подмигнул Спиди, стянул у него с груди шейный платок и бросил его у закрытой двери. Потом мы на цыпочках прокрались в комнату на другой стороне площадки и спрятались за дверью, которую я предусмотрительно оставил распахнутой настежь. Судя по отсутствию активности и толстому слою пыли, этот этаж явно был заброшен.

Тут появились ищейки. Увидев платок, они издали радостный клич и выволокли розового юнца наружу. Как я и рассчитывал, нашу комнату они не тронули, здраво рассудив, что никто не станет прятаться за открытой дверью. Мы стояли не шелохнувшись, пока полисмены топтались на лестничной площадке, выкрикивая команды и веля розовому юноше прикусить язык. Затем вся гурьба спустилась вниз. Там, судя по всему, полицейские строили своих пленников, причем в весьма грубых выражениях. Не так часто им удавалось провести успешную облаву, и теперь у них появился шанс отыграться сполна.

— Святой Георг, ну и хитер ты, Флэши, — прошептал Спиди. — Полагаю, мы спасены.

— Побегал бы ты с мое от этих проклятых афганцев, — отвечаю я, — тоже выучил бы все, что полагается знать о прятках.

Но в глубине души я тоже был доволен, что мой трюк сработал. Мы нашли слуховое окно, и на нашу удачу поблизости располагалась достаточно покатая крыша соседнего, оказавшегося пустым, дома. Мы влезли на его чердак, спустились два пролета по лестнице и через заднее окно выбрались в переулок. Пока все шло прекрасно, но Спиди пришла в голову мысль, что здорово было бы обойти дом и с безопасного расстоянию полюбоваться на то, как легавые уводят своих пленников. Я согласился, что будет весело, и мы, приведя себя в порядок, прогулочным шагом направились к концу улицы.