Адольф прервал своего генерала:

- Вы не сказали обо мне нечто важное: всю жизнь мне было присуще предчувствие преждевременной смерти. «Я знаю, что умру в расцвете лет. Я не могу терять времени. У моих преемников не будет столько энергии. Они будут слишком слабы, чтобы принимать судьбоносные решения, а это нужно сделать. Поэтому я должен сделать все сам — пока жив.

«Когда Фортуна, богиня удачи, промелькнет мимо тебя в своей золотой колеснице - самое время прыгнуть и ухватиться за кончик ее волшебной палочки. Если не воспользоваться этой возможностью, она исчезнет навсегда», - процитировал сам себя наци №1.

- Остроумно! - восхитился Ницше. Его поддержал Шпеер:

- В своей личной жизни Гитлер всегда соблюдал общественные условности. Как женщины, так и мужчины – сторонники идей национал-социалистов, обращали внимание на ту разницу в тоне его голоса, которым он произносил публичные речи, и его манеру выражаться в личных беседах. Их поражало, когда жестокий политик и резкий оратор в частной жизни проявлял такт и отличался хорошими манерами. Вежливость и соблюдение этикета были частью его тонкой стратегии, которая была довольно успешной и которая отлично зарекомендовала себя во время создания НСДАП, в «годы борьбы», и убедили многих влиятельных и богатых благотворителей и друзей в жизнеспособности идей Гитлера. Кроме того, фюрер лично посылал открытки с поздравлениями с днем рождения и Рождеством даже тем людям, с кем был знаком лишь поверхностно, вел обширную переписку, составлял список подарков, а также отличал людей из своей свиты тем, что лично присутствовал на крещениях, свадьбах и похоронах в их семьях. Словом, … «основную массу времени, когда он не играл на публику, Адольф оставался спокойным, милым и очень обаятельным человеком. О его сдержанности ходили легенды. Но когда он обращался с воззваниями и клеймил своих оппонентов, то просто выходил из себя». Кстати, многим женщинам это нравилось, они распознавали в этих вспышках агрессии сильную мужскую личность, неукротимый характер – и делали вывод, что Гитлер столь же яростен и активен в постели. Вождь являлся секс-символом германского народа.

- Самоудовлетворяющийся секс-символ, - хмыкнул философ.

- Что за хамство, герр Ницше? Слишком длинные, как и слишком острые языки приводятся к норме одним способом – укорачиванием! Да, Ваша философия послужила в значительной мере базой для идеологии национал-социализма. Да, я, как многие гении, черпал энергию из великих книг. Александр — из «Илиады» Гомера, Цезарь — из «Истории» Геродота, Наполеон — из «Жизнеописаний» Плутарха. Я — из книг Шопенгауэра и Ваших, герр Ницше! Поэтому я назвал Вас «своим великим предтечей», часто ссылался на Вас и держал Ваш бюст на своем письменном столее. Но это Вас не спасет!

- Не грозите, герр Гитлер! Я из другой зоны, Вам неподвластен! Не Вам надо мной издеваться, поищите другие жертвы! Кстати, я Ваш заказ выполнил, привел моего подопечного. Вот им и займитесь, раз больше делать нечего, кроме как меня пугать.

При взгляде на экс-президента России наци №1 сменил гнев на милость.

- Господа, позвольте представить самого достойного (я имею ввиду для нас, германцев), а для россиян весьма недостойного унтерменша – господина Бориса Ельцина! Аплодисменты, господа! Тройное нацистское приветствие нашему дорогому, то-есть дешевому гостю!

- Хайль Ельцин! Зиг хайль! Зиг хайль! - разнеслось под сводами рейхсканцелярии.

- Прошу садиться, господа. Сегодня я намерен повести «разговор о присвоении орденов, исходя из того, что по опыту любой германский орден, врученный иностранцу, может считаться врученным впустую.

Я поэтому совершенно не торопился награждать иностранцев Железным крестом. Ибо.. этот красивейший из германских орденов - награда, пользующаяся огромным авторитетом в глазах военных во всем мире, и поэтому, если его присвоение не будет оправдано выдающимися военными заслугами, он может только обесцениться.

Разумеется, я не отрицаю того, что награждение нами иностранцев могло бы приносить пользу. Ибо люди... везде, и за границей тоже, тщеславны, и большую часть из них можно, украсив предварительно впечатляющими германскими орденами, побудить занять более или менее прогерманскую позицию. Я поэтому, не желая, чтобы германские ордена, многие из которых можно заслужить, лишь идя на смерть, вручались иностранцам, а значит, обесценивались, создал специальный орден для них.

Я пошел на этот шаг с легкой душой, хотя бы уже потому, что такой орден обойдется дешевле, чем изготовление золотого или серебряного портсигара, который ранее от имени рейха дарили иностранцам. Можно также не бояться, что польза от присвоения этого ордена, самый роскошный экземпляр которого можно приобрести за каких-нибудь двадцать – сорок рейхсмарок, будет меньше, чем затраты на него, пусть даже его вручат лишь за то, что человек один или два раза принял участие в официальном завтраке».

Хорошая идея, подумал ЕБН. Надо было и нам для чужих специальную побрякушку придумать, а то давали Золотые Звезды и ордена с бриллиантами и платиной кому ни попадя!

- «Труднее всего для меня найти способ выражения признательности человеку за поистине выдающиеся, прямо-таки уникальные заслуги перед Германским рейхом. Я много размышлял на эту тему и не пришел ни к какому другому решению, кроме как и в этом случае вручением ордена выразить благодарность нации. Но я с самого начала установил, что этот орден ни при каких обстоятельствах не должен быть доступен иностранцам».

- Он когда-нибудь перейдет к делу? - недоумевающие спросил Ельцин – во весь голос, так как хотел, чтобы его все слышали.

- Уже перехожу! - отозвался Гитлер. - Вы знаете, господа, как редко я меняю свои однажды уже принятые решения. Но в этом уникальном случае вынужден буду сделать исключение - предлагаю наградить Железным крестом 1-й степени за поистине неизмеримые заслуги перед Германским рейхом и лично передо мной присутствующего здесь иностранца – бывшего президента России Бориса Ельцина!

- Чего ты буробишь? Какие такие заслуги?! - возмутился ЕБН.

Гитлер не успел ответить: он превратился в симпатичного молодого парня в форме ефрейтора с марлевой повязкой на глазах.

- Прошу не волноваться, господа, и потерпеть, а заодно и помучиться некоторое время вместе со мной. Я впал в молодость и снова испытываю страдания, перенесенные во время войны. «В частности, в ночь с 13 на 14 октября 1918 года я получил сильное отравление горчичным газом, вследствие чего поначалу совершенно ослеп. Я боялся, что навсегда останусь без зрения, не смогу ни рисовать, ни заниматься политикой».

- Неужто Гитлер и вправду был хорошим солдатом? - засомневался Ельцин.

- Не просто хорошим, а прямо-таки идеальным, - заверил Гудериан. - Он прошел в солдатской шинели всю войну, с 1914 по 1919 годы, был участником тридцати крупных сражений. Служил полковым связным, что было очень опасно, так как курьеров использовали особенно активно в самые трудные мометы, когда в огне сражений отказывали другие средства связи. Не раз бывал на краю гибели. Все годы войны отказывался от положенного отпуска. Зиму 1916-1917 годов он пролежал в госпитале с тяжелым ранением, мог больше не возвращаться в строй, но настоял на этом и прибыл в свой полк, который вскоре, весной 1917 года, почти целиком полег под Ипром. За отвагу он получил Железные кресты первой и второй степени, которыми солдаты, как правило, не награждались. Остается только удивляться, что он не поднялся по службе выше ефрейтора. Видимо, что тут все дело в его скверном характере...

- Клевещете, герр Гудериан! И начальство, и сослуживцы меня любили и уважали! Просто тогда я не стремился к карьере! Я наслаждался войной, которая для меня стала «величайшим из всех пережитых событий»! «Война для мужчины то же, что роды для женщины». Считаю свои боевые годы самыми счастливыми в жизни! Вспоминая о том, как я пришел в армию, я написал: «Для меня этот момент стал избавлением от страданий, омрачавших мои годы... Я опустился на колени и возблагодарил небеса за предоставленное мне счастье жить в такое время».