— А что скажет совет "пяти", когда узнает, что за время путешествия в караване, с тебя слетела заморозка от витязя и гиря от ветерана? А что они подумают, когда узнают, что амулет отрешения не продержался и одного дня на твоем лбу? Бедные караванщики были вынуждены тебя бить и не давать есть, исходя от страха, что к тебе вернется сознание! — в голубых глазах, приблизившегося к мне лица, мерцали торжествующие искорки: — А что они решат с тобой сделать, когда узнают, что на тебя не действует техника иллюзии, наложенная специалистом?!

Чем дольше она говорила, тем нагляднее становилась ширина пропасти, в которую я слил свое будущее.

"— Ну надо же было быть таким идиотом, чтобы выбалтывать малознакомому парню всю свою историю, — сокрушался я, вспомнив, как красочно пересказывал Сергею свои злоключения.

— У вас очень красивые глаза, — в то время, как мой мозг пребывал в поисках спасения из безвыходной ситуации, тело взяло управление в свои "руки": — они такие красивые, что ни одна техника в мире не способна скрыть их красоты.

— Ты мне еще поболтай тут! — оборвала меня незнакомка, сжав пухлые губы в тонкую полоску.

Как бы она не старалась, но я уловил едва ощутимую заминку в ее словах. Усилив напор, то есть перестав думать вообще, я позволил своему языку и дальше болтать, городя комплемент на комплементе. Чем дольше я говорил, тем реже одергивала меня женщина, пока в какой-то момент я не перехватил инициативу и спросил.

— Меня зовут Лиза, — поддавшись на уловку, назвалась она, но тут же посуровела: — но-но! Для тебя я госпожа Элизавета.

— Ради вас, я готов порвать эти цепи голыми руками! — убедившись в позитивной динамике от выбранной "телом" стратегии, мой мозг решил принять деятельное участие в событиях и применил технику шлака на удерживающие меня оковы: — Вот!

Решив не мелочиться, я влил в конструкт весь имеющийся бахир. Как и предупреждал Жидоба, если переборщить с энергией, то из металла уйдет вся гибкость, сделав изделие очень хрупким. Тряхнув за браслеты, я пустил волну по цепи, ударив звеньями об дощатый настил пола. Не отрывая взгляда от изумленной Лизы, я встал с колен и приподнял руки, демонстрируя свисающие обрывки оков.

Как и вчера, почувствовав неуверенность у женщины, сокрытое в каждом из мужчин ринулось вперед, взяв ситуацию в свои руки. Через пару часов мы лежали на лавке, тонкая простынь, еще в прошлый раз поразившая меня своей гладкостью, накрывала наши обнаженные тела. Я еще не отдышался, и нарушал тишину кельи своим сиплым дыханием. Лиза пришла в норму намного быстрее, затихнув, она о чем-то думала, и я не мог ей в этом помешать.

— Значит так, — придя к каким-то своим выводам, она стала ставить условия: — если хоть кто-то в крепости узнает, что ты ко мне ходишь, я все расскажу совету "пятерых". Если у тебя появится кто-то еще, я тоже пойду и все расскажу совету "пятерых". Если ты меня встретишь вне переделов этой кельи, ты должен сделать вид, что мы не знакомы и пройти мимо…

Я лежал и улыбался, все угрозы, все предупреждения, ни коим образом не ограничивали наших встреч. Большего от Лизы мне было и не нужно, а выполнить то немногое, что она хотела, совпадало и с моими интересами. Привлекать к себе внимание тем, что какой-то парень встречается со взрослой женщиной, шло в разрез с планом прожить в крепости целый месяц и не привлекать к себе внимания.

"— Надо завтра в кузнице постараться, — подумал я, припомнив, что за целый день не обучился ничему новому: — обладая техниками Металла в любой деревне прижиться можно, так что надо учиться пока учат"

— И еще, ты мне расскажешь все-все-все, не упуская ни одной детали, о том как проходил твой обряд единения со стихией! — под конец, закончила перечислять свои условия Лиза.

— Обещаю, — солгал я, мысленно подчеркнув последний пункт и напомнив себе, что никому и никогда нельзя рассказывать о своем пятикратном единении.

Спустя неделю кузнец доверил мне работу с заготовками. Я уже довольно хорошо разбирался не только в оттенках раскаленного металла, но и в том, какие варианты конструкта надо применять в том или ином случае. Первую деталь я испортил, впрочем наставник не расстроился, сказав, что заранее знал, что так будет и поэтому выдал бракованную пластину.

Еще спустя пару дней я уверенно обрабатывал сыромятное железо, отдавая наставнику детали доспехов в семидесяти пяти процентной готовности. Доводкой металла до той гибкости и твердости, которая требовалась для каждого элемента брони, Жидоба занимался сам, не доверяя мне столь ответственной работы.

— Напутаешь еще и что потом с этим делать? — отмахнулся наставник от моего энтузиазма: — наплечник в нагрудную пластину переплавлять прикажешь?! Только не в моей кузне!

Другим техникам Жидоба меня не учил, даже близко не подпуская к верстакам кузницы. Рассмотреть издалека формируемые конструкты никак не удавалось, да и наставник делал это слишком быстро, чтобы хоть что-то понять.

Сергей на мои ночные отлучки реагировал по разному. В начале, он наседал на меня с вопросами, но затем, убедившись, что я молчу "как рыба", додумался устроить за мной слежку. После того, как пробирающийся ночью по внутренним коридорам южной стены парень был пойман дежурным караулом, Сергей на меня обиделся и перестал разговаривать.

Наложенная иллюзия на дверь Лизы делала ее жилище неприметным. Все те, кто не знал, что в нише есть вход в келью, проходили мимо, ни о чем не подозревая. В те дни, когда Лиза по каким-то причинам не хотела меня видеть, на привычном месте вместо двери присутствовало изображение каменной кладки. По другим дням, хозяйка кельи накладывала иллюзию сразу же после того, как я переступал порог.

Еще дней через десять на крепость было совершено нападение. Живя размеренной жизнью, я как-то подзабыл, что нахожусь не в деревне, а на военном объекте. Звук частых ударов колокола разносился по всем помещениям, выбежав в одних портках в общий коридор, я здорово насмешил куда-то спешащих в броне одаренных.

— Иди спи, не дорос еще, — бросил мне один из мужчин, закованный в черные латы.

Вернувшись, я наткнулся на ехидный взгляд Сергея, продолжавшего лежать на своей лавке. Парень перестал на меня дуться, но былой общительности между нами более не было. Съязвивший по поводу моего вида, парень снизошел до объяснений, сказав, что это сигнал общей тревоги для всех защитников.

— Нас только в случае эвакуации позовут, но чтобы такое произошло, я даже и не знаю… — пояснил он смысл колокольного сигнала.

— А зачем им латы? — задал я давно мучивший меня вопрос: — ведь все защитники одаренные, владеют боевыми техниками, зачем лишние килограммы таскать?

— Работаешь в кузне, а главного так и не понял, — рассмеялся Сергей: — кто же будет тратить бахир на защиту, если железо сделает это куда надежнее и не потребует отвлекаться от создания атакующих конструктов?!

— Ну, с мужчинами я могу согласиться, — вспомнив еще раз закованного в черные латы одаренного, я параллельно подумал, что в такой защите и в правду ничего не страшно: — но как тогда с женщинами, у них же металл в лучшем случае треть тела покрывает, ноги, руки, шея, почти все голое.

— Латы чарованные, — как само собой разумеющееся пояснил Сергей и не удержался, подколов: — и чему тебя только наставник в кузнице учит?!

Откинувшись на лавку, я прикрыл глаза. Хоть звуки колокола и стихли, но в голове остались мысли о том, что будет, если крепость падет. Горная гряда, отделявшая с севера империю от Свободных земель, имела четыре перевала, каждое из которых перекрывалось крепостью, наподобие Отрады. Одаренные, населяющие дикие земли, никому не подчинялись и вели свободный образ жизни. Владея запрещенной во всех государствах стихией Крови, они изменяли животных, преследуя непонятные мне цели.

Большинство тварей оставаясь жить в снежных долинах и редко приближалось к горам, но были и такие, которые упорно стремились в теплые края. Перемещаясь, мутанты несли с собой заразу, распространяя ее как среди обычных животных, так и на попадавшейся по пути территории. Вода, трава, зараженный домашний скот, несколько раз приводили к массовому мору и голоду среди населения Империи.