Из прозрачного кувшина он наливает две кружки воды и протягивает мне одну. Так как я с самого восхода ничего не пил и не знаю, как тяжело с водой в Теаме даже для такого как Франк, я беру кружку и жадно пью. Франк пригубил свою воду элегантно, как подобает. Его глаза улыбаются. Я отставляю кружку.

— Так, значит, вы Франк, — говорю я.

— Дмитрий Октавий Франк, — снова протягивает он руку, и на этот раз я пожимаю ее. У него длинные и тонкие пальцы, крепкое рукопожатие.

— Грей Везерсби.

— А, понимаю, — снова этот жест, когда он прикладывает палец к губам.

— Что понимаете?

Он ставит локти на стол и складывает руки друг к другу, так что соединяются сначала мизинцы, а затем безымянные и остальные пальцы. Пока он думает, его пальцы волнообразно двигаются. Он смотрит мимо меня, кажется, его мысли далеко отсюда. Мое терпение быстро истощается.

— Послушайте, забудьте камеру, Марко и все остальное. Я принимаю извинения. Я не могу просто сидеть здесь, пока вы играете пальцами. Мне нужно найти Эмму. А затем мне нужно назад в Клейсут, рассказать людям, что есть еще много всего, и помочь им выбраться. Вы могли бы ждать на этих «машинах», пока они перелезают, и тогда мы могли бы…

— Мы пробовали это, Грей, — тихо говорит он. Его взгляд все еще направлен на что-то позади меня. Где-то между мной и другим концом комнаты находится что-то интересное. — Мы пробовали… Как я могу тебе объяснить?

Мне хочется кинуть мою кружку в стену и посмотреть, как она разобьется: «Просто скажите. Меня это все уже достало. Скажите мне, наконец».

— Это непросто объяснить, — он молчит и смотрит на стол. — Господи, надеюсь, со временем станет проще. Но пока это так же тяжело, как в первый раз.

Сейчас он смотрит на меня, а не мимо. Выражение его лица кажется печальным, как у моей матери в день, когда она в последний раз закрыла глаза. Глаза Франка изменились, как и ее глаза тогда.

— Ты видел плакаты по дороге сюда. Плакаты о розыске.

Ясно, что он ждет, когда я кивну.

— Харви Малдун — ученый, и, говоря правду, лучший в этой стране со времен второй гражданской войны. Много лет назад Харви начал то, что можно назвать экспериментом. Он хотел изучить сущность человечества, строение общества и не знаю что еще. Мы немногое знаем. Мне ясно, что долгое время у него были добрые намерения, но с самого начала его работа была неэтична. Когда мы узнали, что он делает, мы пробовали его схватить. Он сбежал. Но его эксперимент, процессы, которые он запустил, действовали дальше. Часть из них еще действует, хотя уже долгое время ноги его не было в Теаме.

В моем горле застрял ком, такой огромный, что я не мог глотать.

— Что вы имеете в виду?

— Я говорю, что Клейсут…

Я думаю, что понимаю, что он имеет в виду. Но это не может быть правдой.

— Все не так, как ты думаешь.

Нет.

— Все, что ты знаешь: твой мир, люди вокруг тебя…

Это просто не может быть правдой.

— … это эксперимент Харви. Клейсут был и есть эксперимент.

Нет. Нет.

— Нет, — последнее вырывается из меня. — Это все… Кто-то сделал? Кто-то построил Стену? И посадил нас внутрь? — мои руки дрожат.

Франк опускает глаза. Он берет лист бумаги со стола и пишет на нем шесть букв. Laicos.

— Клейсут только эксперимент, Грей. В немногих документах, которые мы смогли найти, Харви отмечал его как проект «Лайкос». Больше мы ничего не знаем. Мне очень жаль.

Я так крепко сжал руки в кулаки, что костяшки побелели.

— Я убью его, — говорю я, не замечая, как эта мысль появилась в моей голове.

Если моя реакция и удивила Франка, он не показал этого.

— Не могу отрицать, что сделал бы то же самое, сынок. Теам очень сильно пострадал из-за Харви. Когда мы попытались его схватить, он убил наших людей, объяснив это самообороной. После его побега его люди похитили наши запасы, и еще нескольким перерезали горло. Наше положение здесь достаточно скверное, и Харви может сделать его еще хуже. Возможно, тебе поможет, если ты немного больше узнаешь о нашей истории и о роли Харви.

Он делает еще один глоток воды и продолжает.

— До землетрясения, наводнения и второй гражданской войны наша страна была единой, огромной и обширной. Сейчас мы разделены на Восток и Запад. Здесь, на Востоке, особенно в Теаме, я пытаюсь восстановить порядок, и очень многое удалось. Большую часть своей жизни я потратил на то, чтобы придать Теаму сегодняшний облик. Эта страна потеряла много людей во время войны, дешевое сырье, за которое и шла борьба, пресную воду. Сейчас воды достаточно, если мы будем ее экономить. Я даю моему народу воду. Орден Франка обеспечивает им безопасность, — он кладет руку на красный треугольник на своей форменной одежде.

— Мы держим предателей с Запада в безвыходном положении, Грей. Годы назад они нарушили границу и напали на нас. Хотя самые страшные бои уже позади, они все еще атакуют нас. Харви помогает им, как будто мало того, что он уже натворил. В обмен на их защиту он продает им военные тайны, оружие и информацию. Он думает, если он внушит мне достаточно страха, я не посмотрю на его злодеяния. Он использует страх как оружие, но я не поддамся ему. Он ответит за все преступления, которые он совершил против нашего народа, в том числе и за Клейсут.

Франк массирует пальцами переносицу, и я понимаю, что рот у меня пересох. Слишком много всего случилось так быстро, что я не могу принять все сразу. Я пробую представить разъединенную страну, о которой говорит Франк. Теам по сравнению с Клейсутом кажется мне очень большим, и мысль о том, что существует что-то еще большее — страна, которая больше по размерам, чем Клейсут и Теам вместе взятые — не может уложиться у меня в голове. Война, о которой он говорит, кажется мне странной. О войне у меня представление как о беззаботной детской игре, о которой я вспоминаю: Блейн и я против Септума и Кроу. Мы стреляли друг в друга воображаемыми стрелами, пока кто-нибудь на нас не шикнет. История Франка совсем не игра.

Итак, Клейсут — эксперимент. Первые дети, о которых рассуждали мы с Эммой, никогда не были выброшены в разрушенном городе. Они никогда не теряли матерей во время урагана. Это Харви взял людей, как игральные кости на доске, и поместил их куда захотел. Мне стало ясно: все, что я делал, знал и говорил — неправда.

— А Стена? Обожженные тела? Похищение? — выпаливаю я. — Это все Харви? Это все часть проекта «Лейкос»? — это слово кажется.

Франк кивает.

— И вы не можете это предотвратить? Не можете просто забраться через Стену и освободить Клейсут?

— Мы пробовали, но потеряли слишком много людей из-за того, что охраняет Стену снаружи.

Мне хочется спросить, что это такое, но Франк продолжает, прежде чем я успеваю начать.

— У нас нет возможности бороться с тем, что Харви посадил с внешней стороны вашей Стены. Мы старались спасти тех, кто пробует перебраться через Стену. Мы наблюдали за вами со смотровых вышек, но до сегодняшнего дня не успевали добраться первыми. Ты и Эмма — вы первые, — он откидывается на спинку стула и дружелюбно улыбается. — Но, возможно, еще есть надежда, Грей. Со стороны Марко было глупо посадить тебя в камеру, но он сделал это, потому что ты сказал нечто очень и очень интересное. То, что он посчитал таким важным, что не смог решить сам.

Я опасаюсь повторить то, что я сказал Марко из-за того, к чему это привело в первый раз. Но голос Франка кажется успокаивающим. Его спокойный, озабоченный тон напоминает мне о моей матери. И все его объяснения кажутся намного логичнее всего, что Эмма и я обсуждали в Клейсуте.

— Я близнец, — объясняю я. — Мне восемнадцать, и меня не забрали.

Франк нагибается и показывает на меня.

— Точно.

— Что это значит?

— Это ты должен мне сказать, — добавляет он. — Мне это кажется довольно странным. Не настолько странным, чтобы я захотел отправить тебя в тюрьму, но это что-то означает. Если мы сможем понять, как или почему ты избежал Похищения, мы сможем спасти остальных.