Позже, когда огонь догорает, Бои Эмма засыпают, Бри прижимается ко мне, целует меня так доверчиво и настойчиво, и я понимаю, что для нее это серьезно, она хочет быть вместе. Снова волна вины охватывает меня. Я глажу ее по спине, и она засыпает.

После полуночи Бо просыпается и сменяет меня, но я не могу спать. Я практически задремал, но снова просыпаюсь. Моя рука лежит на Бри, но взгляд прикован к Эмме, которая дрожит во сне.

Наступает утро, никто нас не преследует. Бо утверждает, что все потому, что у них есть все что они желали. — Харви мертв, и им этого достаточно в данный момент. Но наступит момент, когда они придут, особенно если узнают, что мы проникли в лабораторию и что-то украли.

Когда над плотно стоящими деревьями всходит солнце, Бри разговаривает с Райдером по рации и сообщает ему ситуацию. В первый день мы путешествуем молча. Время от времени я оглядываюсь и вижу, что Бо беседует с Эммой. Она выглядит уставшей. В основном говорит Бо. Дрожащими пальцами он барабанит по голове пытаясь добиться от нее ответов. Эмма смотрит на свою санитарную сумку, которую несет в руках.

После того как мы поймали кролика этим вечером и пожарили его на огне, Бо подходит ко мне. — Тебе нужно поговорить с ней, — говорит он. — Ей очень жаль. И она запуталась.

— Мне нечего сказать, — но как только слова слетают с языка, я понимаю, что просто отказываюсь говорить с ней, не потому что мне не о чем говорить, а потому что боюсь ее. Я боюсь, потому что у меня есть чувства к Бри, и после того что я сделал, я ничем не лучше Эммы, которая уступила чувствам к Кроу. Больше всего мне хочется извиниться и сказать Эмме, что есть еще шанс стать птицами, что люди могут так жить. Но я не знаю, как объяснить это словами.

Эти запутанные чувства не приводят ни к чем. Я всегда следую им и ищу мой собственный путь, не задумываясь о последствиях. Но эта ситуация с Эммой парализует меня. Как такое возможно, чтобы чувствовать так много и не знать, что делать?

Несколькими днями позже мы добираемся до горы Мученика. Как только мы подходим к щели в скале, то наталкиваемся на Элия, который ждет нас. Он пьет из обычной фляжки, и, поздравляя нас с хорошей работой, обнимает каждого из нас. От него пахнет спиртом.

— Я до сих пор не могу поверить, что вам это удалось, — говорит он сияя. — Мы празднуем с тех пор, как Бри передала сообщение.

Он протягивает нам флягу, но когда никто ее не берет, продолжает. — Мы очень благодарны Харви, — некоторое время мы стоим в тишине. Нет слов, нет слов, которыми можно было бы измерить то, что он совершил. Элия опускает фляжку и рассматривает окровавленную одежду Бри. — Наверное, нам надо поторопиться. Нам нужно успеть сделать всем прививки.

Все ждут нас в технологическом центре. Клиппер и пара врачей кивает, как будто они торопятся начать работать, но как Элия и говорил, большинство людей пребывают в чрезмерно веселом настроении. Райдер и другие коменданты смеются, когда мы входим. На столе перед ними полдюжины пустых стаканов. Клиппер забирает у меня сумку, а отец тянет меня за руку и обнимает так сильно, что я боюсь, мои ребра не выдержат.

— Это последний раз, когда я, разрешая Райдеру принять решение, для какой миссии ты подходишь, — говорит он, его дыхание пахнет пивом.

Райдер смеется. — Я тоже не думал. Но парень все равно хорошо себя показал, ты должен им гордиться.

— Уже, — он оборачивается, кладет мне руку на плечо и делает строгое отцовское выражение лица. Затем повторяет это, уже глядя мне в лицо. — Я очень горжусь тобой.

Он одаривает меня улыбкой полной облегчения и радости, что хотя в Клейсуте и редко говорили о любви, но она определенно есть. В таком взгляде. В короткие моменты. Райд наливает по новой, и мой отец снова идет к комендантам.

— Эй, Па? — он вздрагивает, когда я так называю его. — Я, правда, рад, снова тебя увидеть.

Его улыбка такая широкая, как будто он задался целью улыбнуться до ушей. Я спрашиваю себя, являются ли мои слова причиной его состояния, или всему виной алкоголь. И все же он кивает. — Взаимно, — говорит он.

А затем он снова с другими, которые смеются, празднуют и кричат. Они поднимают их бокалы и чокаются. Я смотрю хмурясь. Я могу понять, что у них есть причина для празднования, но все равно это кажется неправильным. Мне кажется это неправильно быть такими радостными, хотя после смерти Харви прошло так мало времени.

Бри показывает на Феллин, которая, как выяснилось, тоже умеет улыбаться, и спрашивает: — Можно ли им пить, если надо будет сделать прививки?

— Скорее всего нет, — отвечает Эмма.

— Совсем нельзя, — Клиппер бросает взгляд на санитарную сумку Эммы. — Я проведу для тебя инструктаж по больнице. Не говори им, что ты готова общаться с пьяными пациентами.

Бри настолько довольна собой, что совсем не замечает подмигивания Клиппера.

— Ты готов? — спрашивает он меня.

Шприц, который он держит в руке, внушает страх, но я киваю. Он тянет меня в сторону, мажет чем-то плечо и, не предупредив, втыкает шприц. — Овен был ни на что не годен, пока вас не было, — объясняет он. — Не думаю, что он спал больше пяти минут в день, пока Бри не прислала сообщение, что вы в безопасности.

Позади нас слышится звон стаканов. Когда Клиппер заканчивает, я не могу избавиться от впечатления, что он выглядит старше, чем в последний раз, когда я его видел. — Мне очень жаль, что Харви больше нет, — говорю я. — Я знаю, что он был тебе как отец.

— Да, наверное, — мальчик натягивает улыбку и направляется к Бри.

После обеда я навещаю Блена. Он, наконец, покинул больницу и получил собственную комнату. Несмотря на то, что практически поправился, он все еще не полностью восстановился.

— Я не могу бежать больше пары минут, — признается он. — Если я слишком сильно нагружаю ногу, то боль хуже той, когда ты всадил мне рыболовный крючок в губу во время рыбалки. Помнишь? — это воспоминание заставляет меня улыбнуться. Впервые с моего возвращения.

— Моя совесть не чиста, — говорю я. Я не могу не улыбаться.

— Из-за моей губы? Забудь. Тогда мы были детьми.

— Нет, из-за Харви. Мы оставили его там. Бо сказал, что у нас нет времени и нам надо идти, но я даже не попытался за ним вернуться. После той жертвы, на которую он пошел, мы просто убежали в противоположном направлении.

Блейн проводит рукой по волосам, которые отрасли также как и мои.

— Послушай, я ужасно чувствовал себя, пока тебя не было, — рассказывает он. — мне было плохо. Я был уверен, что ты не вернешься. Папа тоже. Теперь это кажется ужасным, как будто мне безразлична судьба Харви, но я рад тому, что это случилось с ним, а не с тобой. Если бы кто-то заставил меня выбирать между вами, я бы выбрал тебя.

Я хмурю лоб. — Никто не должен принимать такие решения. Не в таких во-просах.

— Я знаю. Но все равно.

Он прощается, чтобы идти на физиотерапию, а я иду что-нибудь поесть. Хотя еще рано для ужина, мой живот не спокоен. Я не уверен, из-за нервов ли это или из-за голода, но я иду в столовую и беру небольшую порцию. Наконец, я сажусь рядом с Бри, которая вернулась из больницы, где ей обработали рану. На ней рубашка, на которой нет крови, и Бри рассказывает Полли о нашей миссии.

— Мы не уверены, но выглядит так, что мятежники потеряли около ста чело-век.

— Что?

Бри смотрит на меня как на идиота. — Ох, я совсем забыла, — говорит она. — Ты же во время обсуждения миссии навещал Блейна. — я смотрю на нее, до тех пор, пока она не понимает, что я жду подробностей. — Да, группа мятежников попала в засаду, когда Орден послал пополнение, их просто было слишком мало, и Кристина… Я предполагаю камеры зафиксировали, как она помогала вам в лаборатории. Наш шпион сообщает, что ее казнили на следующий день. Вероятно, также как и Харви.

Мой желудок сжимается. Кристина, скорее всего, знала, к каким последствиям это приведет, если она попадет в поле зрение камеры, но мне все равно плохо. Именно поэтому я все еще жив. И вся долина Расселин празднует. Все больше людей умирает ради мятежников, и это не правильно. Почему они? Почему не я или Бри, или Бо? Почему нам так повезло?