- Владыка никогда не говорил, кто будет инициировать Избранного, - нашёлся он. - Мои юные друзья уверены, что он заставит кого-то силой. А что думаешь ты, Либитина?

   Вампирша облизнулась как кошка:

   - Не гляди на меня с таким страхом, милый, смешной Гектор. Лучше бойся Зеркальной галереи Дэви! Просто я очень люблю кукол. Ты видишь, как я берегу их... Либитина думает... думает, что Владыка желает сам осуществить эту инициацию.

   - Что?!

   Лёгкий, полушутливый вопрос, нацеленный лишь на то, чтобы разговорить собеседника, внезапно обернулся крушением всех представлений об Избранном, Даре, целях Владыки. Это было какое-то безумие.

   - Какое-то безумие... - пробормотал Гектор.

   - Никакого безумия! Алитер не погиб при инициации, Гектор. Его тело разрушилось, но дух накрепко связался с Даром, перешёл в него. Ты задумывался, почему Дар часто называют проклятым? Проклятие Избранного - частица Алитера, она до сих пор в Даре, она теперь подлинно вечна.

   - Наш Владыка безумен.

   - Только лишь умён. И горд. Ему давно мало бессмертия carere morte! Он мечтает о другом - подлинно вечном, неуязвимом. Ему стала мала оболочка языческого бога - она слишком телесна. Дэви надеется стать богом другой, не юной - зрелой религии. Властительным духом...

   Нефандус прервался. Вновь облизнулся и вдруг спросил:

   - Ты мне веришь?

   - Да, - прошептал Гектор. - Да, теперь я всё вижу ясно.

   Быстрым движением он достал из неприметного кармана сюртука конверт, протянул даме в разбитое окно.

   - Твоя карта. Она была у меня при себе, я обманул. Зачем тебе знать, где моё убежище?

   Не дав Нефандусу опомниться, он преобразился и немедля взлетел. Птица последовала было за ним, но скоро отстала, потерялась.

   Кружным путём Гектор возвратился в своё убежище. Это была небольшая прямоугольная камера, в которой едва помещались постель, один стул, книжные полки и простой светильник. Постель представляла собой узкую яму глубиной и длиной в рост человека, выстланную тонкой тканью и наполовину закрытую сверху каменной плитой. Вампир пользовался для сна ямой, а не гробом по привычке, доставшейся от родителей-Низших: считалось, что холодная постель продлевает молодость и позволяет дольше оставаться сытым.

   Вампир снял сюртук и улёгся. Он вглядывался в грязно-серую пустоту потолка камеры и размышлял. То, что он узнал от Нефандуса, растревожило, взволновало его.

   Бессмертный дух взамен бессмертного тела? В отличие от Дэви, он испытывал отвращение к такому исходу инициации Избранного. Он отпустил на волю воображение и попытался представить, кому он доверит эту роль, когда придёт время. Да, такое пожелать способен разве что кто-то из старейших, уставший от мира и тела, но всё же цепляющийся за жалкое подобие жизни с отчаянностью старика! Ибо не было в этой вариации бестелесной вечности ничего, близкого любой из религий. Один больной, безумный страх перед конечностью существования!

   "Дух вампира, управляющий телом Избранного - это напоминает отношения кукловода и куклы, - Гектор усмехнулся. - Может, Либитина, Владычица мёртвых, пожелает этой доли, когда придёт время?"

   На мгновение он отвлёкся, попытавшись представить истинное обличье своего интересного собеседника. Кто таится там, за лабиринтом? Старый, выживший из ума кукольник? Непризнанный драматург? Дитя, не наигравшееся в куклы?.. -

   Гектор поморщился, представив все эти фигуры, и вернулся к оставленным мыслям.

   "Владыка устал от власти, от ответственности. Он готов уйти, бросить всё, стать духом, пролетающим мир насквозь, не касающимся материи"... -

   "Тем лучше, - холодное заключение. - Тем легче Дэви сдастся мне".

   "Сдастся мне", - впервые он проговорил это про себя. Фраза понравилась вампиру. Это была не грёза, не мечта - зримое воплощение вполне реальной надежды.

   "Владыка Низших, мой будущий союзник, появится в Карде перед Весенним балом, - уже совсем спокойно рассудил он. - Но к Валерию Конору нельзя идти, не имея козырей в кармане. Значит, до его прибытия мне нужно разыскать Избранного..."

   Смелый план был вполне осуществимым: кандидат в Избранные был только один.

   Он едва дождался следующих кратких весенних сумерек и отправился в город. Он летел хорошо знакомым путём - к дому Вако.

   Племянник Миры оставался единственным жителем Карды, чью кровь Гектор не попробовал на вкус. В первую проверку Мира соврала, во вторую отправила сестру с сыном погостить куда-то в столицу. И часто в сумерках или хмурым зимним утром следивший за домом Гектор ловил на себе не по-детски внимательный, пронзительный взгляд десятилетнего ребёнка, хотя ни один смертный не мог бы различить carere morte среди теней сада. Похоже, Вако действительно было, что скрывать!

   Дом не спал. Жёлтым, нервным цветом мерцали окна гостиной. Гектор заметил в комнате двоих: Миру и её маленького племянника. Устроившись в большом кресле у камина, они вместе читали книжку. Их головы соприкасались, волосы, одинаково золотящиеся в отблесках пламени, смешались. Лицо Миры, освещённое тихим пламенем очага, казалось прекрасным и неприлично, отвратительно живым для carere morte. Гектор смотрел на него и чувствовал, что внутри поднимается холодная, тяжёлая волна ненависти...

   ...Ревности?

   Он давно видел в вампирше отличную будущую компаньонку, и их постоянные ссоры только раззадоривали его. Ему даже грезилось, что их пара способна затмить Адама Митто и Хелену... Гектор был осведомлён об истории любви Миры Вако, но сначала легкомысленно посчитал, что ему не помешает её увлечение. "Ему вовсе не нужна послушная кукла, все мысли которой заняты лишь им одним", - убеждал он себя. И всё же сейчас ревновал?

   Ему было знакомо это чувство. Несколько лет назад оно уже приводило его на край пропасти. Ослепший от злости, он совершил деяние, сделавшее его Высшим, и его смертная пассия, немедленно покинула его, сгинула, растворилась где-то среди ярких красок дневного мира. Он поклялся не допустить повторения ошибки. "Страсти смертных губят бессмертных", - часто повторял он случайно услышанную от одного из друзей отца фразу. Что же сейчас?

   Мира, улыбнувшись чему-то, начала неслышный рассказ. "Глупо! - оборвал себя Гектор. - Очень глупо! К кому ты ревнуешь? К десятилетнему ребёнку? Посмотри: он ей как сын. Мира играет в мамочку, и всё. Это другая любовь. Мальчишка - дитя её души и тебе не соперник".

   "А мальчишка быстро растёт, - тут же отметил предательский внутренний голос. - Ты уже ясно представляешь его взрослым, не так ли? И кем тогда будет ему она? Матерью? Другом? А если... любовницей?"

   Сейчас Гектор был готов сам инициировать мальчишку-Избранного, заместить его душу своей, только бы досадить Мире.

   Он чуть подался вперёд и почувствовал сопротивление уплотнившегося воздуха. Защита дома! Вампир снял перчатку и коснулся её ладонью, потом надавил. Невидимая стена колыхнулась, будто занавесь, но не исчезла. И Гектор, выведенный этим происшествием из глупого мечтательно-рассеянного состояния, отбросил грызущие мысли о связи двоих, невинно смеющихся над какой-то книжной историей.

   "В этот дом сложно будет проникнуть, - отметил он. - Попробую поймать мальчишку где-нибудь на улице".

   Вампирша бросила взгляд на часы и спешно прервала милую беседу. Оставив несколько расстроенного мальчика в одиночестве, она легко взбежала наверх. Несколько минут Гектор следил за трепещущим пламенем свечи в комнате, где Мира переодевалась в дорожное платье. Потом он покинул сад и быстрым шагом дошёл до здания банка на перекрёстке улиц. Здесь он развернулся и, выждав минуту, уже неторопливо пошёл обратно.

   Мира шла навстречу. Поравнявшись с вампиршей, Гектор вежливо поклонился, и она, будучи в прекрасном расположении духа, впервые за несколько лет доброжелательно улыбнулась: