Я помню её совсем девчонкой, когда она выступала на соревнованиях Пояса астероидов по фигурному катанию на полусферических катках. Хауэр, хозяин верфи, оплачивал Зое перелёты на соревнования и хорошую русской тренершу. Моей жене юная фигуристка не понравилась, хотя Инга была ничего себе, а Зоя напоминала тощую козу на коньках. Мне же пришлись по вкусу покатушки девчонки из нашего захолустья, которая заткнёт за пояс любую фифу с самой Цереры.

Потом жена Инга отчалила от нашего астероидного мирка. У Зои что-то случилось с суставами, астероидникам часто не хватает полезных элементов в организме. А у верфи прогорела идея строить супербалкеры, которые должны возить никелевую и железную руду с астероидов класса М. Конкуренты, отбуксировав железный астероид Нерею на околоземную орбиту, стали дробить его и бросать в печи орбитальных заводов. Конкурентов поддержала администрация Альянса, исходя из старой идеи английских лордов, что в колониях не должно быть сильной индустрии. Хауэр расхотел оплачивать Зое поездки на соревнования, не собирался тратиться и на её новые суставы.

Не ударившись в уныние, она окончила по-быстрому под нейрософтом соответствующие курсы и купила на оставшиеся премиальные офицерскую лицензию у департамента внешних территорий под управлением ООН. Служит в полиции вольного астероида Диона, который, несмотря на гордое название, является колонией, где всем заправляют представители Западного Альянса. А ЧОП, где служу я, как и заводы, и синтетические потроха многих граждан, принадлежат Хауэру.

Мы с Зоей иногда пересекаемся по службе. Работы у местных полицейских хватает, в отличие от других обитателей Дионы.

На этой каменюке, изрытой шахтами и прочими тоннелями, скопилось несколько тысяч грубых мужиков, которым негде заработать и некуда деваться. Их ведь завезли сюда, как когда-то китайских кули на Земле, по двадцатилетним контрактам. Денег на билет в более счастливые края, у них нет и не будет. Хауэр иногда подкидывает им на оплату воздуха, на пожрать – этого хватает на съедобное говно, вылепленное на механохимической фабрике из обычного говна. Они и «женщину» – ту самую, когда «кинь порошок в корыто и оттуда выйдет Афродита» – покупают в складчину вдесятером. У большинства – пропитые мозги и изношенные органы. Но эрзац-сердце, выращенное на хитозановых подложках, и прочая синтетика – это лишь для главарей банд.

В центральном тоннеле кучкуются лекаря, заявляющие, что умеют пришивать и отрезать члены, но которым нельзя доверить стрижку ногтей. В штреках за вторым доком околачиваются специалистки в области коммерческой любви, продающие свой товар со всё большей скидкой. На самой верфи сейчас народ нанимают временно, на разделку в металлолом старых барж, потом снова под зад ногой. Космолетчики, что ещё сходят на наш берег – сборщики космического мусора, приводящие шаланды со всяким калом. Нарики со склеившимися извилинами, да вдобавок по ним стадами ползают твурмы, биомехи-паразиты. От таких космолетчиков даже проститутки драпают.

Единственный легальный бизнес, который процветает на Дионе – похоронные фирмы вроде «Хьюман Лего», которые являются дилерами по перепродаже органов и имплантов, бывших в употреблении. Дилеры-крокодилеры.

Я глянул через иллюминатор на огромную обечайку «Олимпуса». Счастливое исключение, впервые пригодилась мегаломания Хауэра. Однако и самый крупный наш стапель в сравнении с этой космической горой, как хилая телочка с быком. Там есть всё для прекрасной жизни вечных пассажиров и система «универсальной защиты», благодаря которой им ни помереть, ни даже ушибиться невозможно. Но и «Олимпусу» оказался нужен ремонт. По объяснениям его администрации, он столкнулся с другим крупным объектом. Смотрим, что у нас по плану работ на корабле-переростке: починка двух маневровых движков, замена приличного сектора обшивки и швартовных устройств.

Я перевел взгляд на экран, где маячила голова Зои со смешным хвостиком, поблескивающим дешевой фотоникой – по-моему, девушка уже не поспевает за модой.

– Значит, лейтенант, твой клиент увидел монстра в районе пятого цеха. А чем ширялся, случаем, не доложил? Ладно, гляну записи видеокамер, поспрашиваю тараканов.

– Поспрашивай, ты с ними найдешь общий язык.

Она ушла со связи и мой взгляд увяз в убогой обстановке нашей конторы. Старорежимные пузатые головизоры, напоминающие аквариумы. Фонтанчик из сверхтекучего гелия, похожий нынче на соплю. Сломанный Робуст-127, который с тягучим шипением пневматических приводов пытается что-то протирать обвисшими щупальцами. Он мне как старый домашний пес – руки не поднимаются спровадить его в мусоропровод. Взгляд окончательно скисает на плакатах, где от наших стапелей отходят глянцевые махины балкеров, их провожают прекрасные монтажницы, чей наряд составляет лишь гаечный ключ. Всё, что блистало во времена больших прибылей, сейчас выглядело декорацией для третьесортного сериала.

Есть десять минут, пока не придет суточный отчет по хищениям на предприятии. Это дело приключилось рядом с цехом переработки отходов. В секторе работали девятая и десятая мультиспектральные камеры, восьмая вырубилась. Подключаю своего спинтронного напарника, пусть прошерстит их записи.

Ага, нарисовался искомый нарконавт. Обычный работяга с виду, следы от жестких коннекторов на сизой лысине, похожей на подгнившую овсянку; решил отдохнуть после смены, не откладывая в долгий ящик. Разделать за несколько часов корпус целой баржи – большой напряг, даже если сидишь у консоли киборга, оснащенного мощными плазменными резаками. Держать такое чудовище под контролем при помощи нейроинтерфейса – выжимает мозги как тряпку. Пролетарии в весеннюю эпоху капитализма дули шнапс прямо во время работы, чтобы заглушить физическое изнурение. Сейчас изнурение больше мозговое, но своего рода шнапс ему тоже требуется.

Вот докер заклеился, на шее видна полоска трансодерма, как след от веревки висельной, играет яркостью индикатор впрыскивания… А это что? Позади появляется как будто размытый силуэт.

– Напарник, останови, оконтури, увеличь, убери помехи. Поживее, пока не пнул тебя по железякам.

Какой-то дефект записывающей аппаратуры? Или там существо с провалом на месте груди. Оттуда высовывается непонятно что, даже при увеличении. Докер с визгом, будто уже лишился гениталий, бросается наутек. Тварь пробует словить нашего героя за задницу, но не получилось. Скрывается за мусороприемником, где камера не фурычит.

Нечего тянуть кота за причиндалы, надо глянуть на месте. Я двинулся к двери, которая с лязгом разошлась двумя лепестками. Когда-нибудь она перекусит меня пополам и не подавится. Встал на свой старый борд и покатился на поскрипывающих роликах, якобы лишенных трения качения, к пятому цеху.

Прошли времена, когда я выделывал всякие фортеля, съезжая по трапам или въезжая вверх по стене с помощью инерционных накопителей. Сейчас чуть на ровном месте не навернулся. Остановился, чтобы убрать брошенный кем-то болт или цепную оттяжку, но рука скользнула. Тьфу, слизь. Не простая, с серебристыми вкраплениями. Через десять метров, возле сепаратора, еще один слизневый потек обнаружился. И около трубы, передающей отходы с «Олимпуса» на наши цистерны, грязные следы. Мне такое вообще поперек характера, свинство на палубе воспринимаю как личное оскорбление. Достал свой несессер, отлепил от слизи несколько искринок, упаковал в пакетик, потом вызвал докового робуборщика.

Запросил у портового сервера информацию по тем персонам, которые сходили на наш берег с корабля-великана. Но господа с «Олимпуса» плевать хотели на затхлую Диону – не выходили ни в своем теле, ни в искусственном теле дабла. Не был замечен даже Обличитель, миллиардер-эксцентрик, посещающий по ходу движения «Олимпуса» астероидные мирки, населенные плебеями, чтобы обличить в них серость и тягу к социализму. Он, кстати, сволочь немалая, участвует вместе с эскадроном смерти, состоящим из таких же богатеев, в охоте на «врагов свободы», когда губернатор внешних территорий ООН объявляет на том или ином астероиде чрезвычайное положение.