Добрался до своей конурки, плюхнулся в расстроенных чувствах на койку; здесь, включая нее, шесть квадратных метров. У других и такого нет; для них мой скромный тубхаус выглядит целой усадьбой. Как правило, жилое пространство у людей на Дионе немногим больше кабинки туалета; биомехи спят, то есть подзаряжаются и тестируются, считай, что в ящиках. А у меня к жилью и труба магнитопровода подведена. Сейчас бутылку качественного японского виски закажу: исходное сырье – сине-зеленые водоросли с плантаций Цереры… Из шлюза почти сразу вывалилась заказанная емкость – на этикетке анимешная деваха крутится вокруг шеста, мелькая стрингами и напевая на своем японском: «Ши но суки на». Под такое пение я быстро оприходовал почти всю бутылку и вроде закемарил. Вначале это напоминало полет, будто меня втягивала атмосфера газового гиганта, Юпитера или Сатурна. Бешеные ветра трепали меня, но я не чувствовал потоков, взрывающих кожу, ломающих кости и врывающихся в череп. Тело стало переливами багровых и сиреневых красок. Цвета сгущались и смешивались, пока не превратились в слегка посверкивающую мглу.

Не размыкая губ, я справился у кого-то: «Это смерть?». Раз не отвечают, значит, нет.

Я всё же есть. Просверки моего сознания вспыхивали там и сям, взмахивая белыми крылышками, которые отсвечивали лучи невидимого черного солнца, и в пространстве моего тела, и за пределами его. Я почувствовал пузырчатую гущу своих легких и прочие свои потроха. Пространство заполнилось биениями – это работали мои органы, трепетали сосуды, как ритм-секция громыхало сердце. Затем стал ощущать скользкие шарики белковых глобул, пульсации водородных связей и мерное гудение углерода. И ниточки энергии, выходящие из-за завесы, за которой пряталось черное солнце – пронизывающие и создающие нас всех. Теперь я чувствовал гофрированную поверхность газообменной мембраны в метре от койки, пупырышки краски, образованные протечками на потолке, даже текстуру картины, которую купил у истинного художника, спьяну попавшего на Диону…

– Проснись и пей, – прямо в голову проник голос Зои, став по дороге сообществом звонких колокольчиков. – Попадаем на капитанский коктейль. Я с капитаном «Олимпуса» договорилась и внесла графа де Берсенефф в список посетителей. Жду у второго пирса.

В руке опустошенная бутылка с задорной девицей, которая успела избавиться от стрингов. Что, я так набубенился? Или кто обманкой загрузил вирусный психософт через мой нейроинтерфейс? Опасливо потрогал разъем над пятым шейным позвонком, заглушка вроде на месте. Может, то подействовало, что вынудило докера свести счеты с жизнью?.. Ой, опаздываю.

Метнулся к экрану, но тот не захотел работать в зеркальном режиме, чтобы отразить мою скромную внешность. Послал подальше домобота, который предложил сделать яичницу – к черту змеиные яйца – и выкатился за дверь.

Зоя была не в форме, чтоб не нервировать небожителей. В укороченных брючках, открывавших её тонкие щиколотки, за которые я переживал на соревнованиях. И в жакетике, слегка отливающем золотом и подчеркивающем талию. На Дионе, где почти все дамы давно её потеряли, это выглядело открытым вызовом. Мне сразу стало стыдно за свой внешний вид. Старый, неухоженный.

– Этот стиль тебе идет, как и любой другой, – начал я с честного комплимента.

– Хоть бы причесался. Ладно, застынь, не дергай ушами, – она провела по моим волосам, помнящим лучшие времена, своей расческой-укладчицей. И у меня, помимо пробора, появился светящийся экстешн.

– Ты чего, я же не хипстер с драным задом.

– А ничего. Если у тебя не получается иметь приличный вид, сделаем ставку на эксцентричность; стильный гвоздь в шее не помешал бы. Теперь пошли. Да, та проба, которую ты передал, содержит человеческую ткань, состоящую из клеток, потерявших дифференциацию, а также агрегированные молекулярные машины. Всё яснее, что с «Олимпуса» произошла утечка.

От туши левиафана выдвинулся герметичный трап и воткнулся в приемный шлюз пирса – опять кажется, что «Олимпус» имеет нашу потрепанную Диону во все щели. Распахнулись двери, одна, другая, и на нас пахнуло богатой жизнью. Едва мы попали на корабль, нас понесло. В смысле, движущаяся дорожка. Вокруг витали радужные существа, напоминающие то ли колибри, то ли эльфов. «Добро пожаловать», – хором щебетали они. Странно было увидеть парадиз, оставив за дверью мрачный словно изъеденный психопатом астероид.

От стоянки возле осевого шлюза отлетают такси. Садимся, Зоя рядышком, рассекаем лазурь. Под нами, затем и над нами, видны озера, по которым ходят яхты – на взгляд не больше водомерки, рощи, холмы, долины, усыпанные прянично-марципановыми домиками. Через весь диаметр «Олимпуса» проходит насквозь гора, имеющая два подножия и ни одной вершины, максимально утончаясь на оси корабля.

Гора всё ближе, расступились кудрявые облака из управляемого аэрозоля и перед нами распахнулся балкон, увитый сочным плющом. Нас приветствовала вроде как женщина, впрочем, сразу возникло подозрение; не те афродизиаки.

– Я – Асука Абэ, супруга капитана Рюэ Утияма. Муж мой скоро подойдет с вами познакомиться.

Вокруг были олимпийцы, в тогах и туниках смахивающих на облачка, а в бокалах у них будто маленькие фонтанчики. По залу с высоченными сводами и колоннами дорического ордера ходили мраморные скульптуры, биомехи должно быть, и предлагали амврозию разной крепости. Я отказался – не завтракал же, хотя букеты натуральных запахов шибали сквозь нос прямо в обонятельные центры мозга. Присутствовал и генновостановленный лев-качок из подвигов Геракла, которого можно дергать за хвост. И златокудрые мальчики – с пальчиком в одном месте, предназначенные понятно для чего. Аппетит от этого сразу испортился, но я всё ж сорвал и быстро сжевал пару плодов с мультигеномного деревца, на котором и груши, и яблоки, и что-то вроде конфет растёт.

– Давайте я вам устрою небольшую прогулку по нашему Олимпу, – это Асука конкретно мне. – Ваша коллега может пока подождать капитана здесь, в приятной компании.

– Шуруй, красавчик; можешь даже разоблачиться ниже пояса, как у них принято, – Зоя охотно подставила меня.

Диаметр «Олимпа», если учесть, что он вроде колеса, порядка десяти километров. На оси невесомость, а на ободе искусственная сила тяжести, несколько меньшая, чем на Земле. Забавно с оси наблюдать за крохотной жизнью на ободе. Там находятся жилые районы и «зеленка». Но это только ближайший уровень. Следующий за ним – уровень жизнеобеспечения, уже невидимый глазу, где силовые агрегаты, очистка воды, регенерация воздуха и такое прочее.

Асука заливает, светя мне синтетическим бюстом, похожим на два арбуза… Мол, чтобы стать членом АО «Олимпус» и его пассажиром, надо купить хоть одну акцию за сто миллионов баксов. Обалдеть, мне такую сумму и за миллион лет не накопить. Обитает тут десять тысяч полубогов. В основном, умело бездельничают, не болеют и живут, сколько пожелают. В год на «Олимпусе» не более одной смерти – какой-нибудь могучий старик, далеко за сто, пресытившись жизнью, решил отчалить в лучший мир. Хотя, что может быть лучше? Чтобы не случилось на Земле, не стряслось на Марсе и астероидах – «Олимпус» с его обитателями будет процветать. Ему не страшны наводнения на Земле, которые затопляют берега, облепленные человеческими муравейниками. Ему по барабану восстание Африки против эксплуатации со стороны Альянса, когда потомкам западных работорговцев пришлось изведать силу лучевых ассегаев. Ему не страшны зоны радиоактивного заражения, которые образовались после серии войн на Марсе в долине Маринер. Ему не опасны ни рои разъяренных кибернасекомых, которые получились из полезных микродронов, ни одичавшие робуборщики, потомки интеллектуальных пылесосов. Ни озлобление масс, лишенных зарплаты из-за неодолимого хода роботизации в любой точке мира, где действует крупный капитал.

«Олимпус» всем обеспечен благодаря технологиям матсборщиков, кристаллической и молекулярной механике, реплицирующимся наноассемблерам и квазиживым вещам, обладающим собственным метаболизмом.