Сегодня была пятница.

Он не мог больше тянуть с этой проблемой.

«Подумай, тебе же сразу станет легче, — говорил он себе. — Как только ты напишешь развернутый план новой книги.

Подробный план, но без той отвратительной твари под лестницей с колом в сердце».

Он нашел диск с записью, сделанной в понедельник, вывел ее на экран: «Записки к роману — понедельник, 3 октября». Пока Ларри чистил трубку и набивал ее свежим табаком, он читал бегущие вверх строчки. На три страницы стоящего материала. И ничего больше.

Много всякой чепухи по поводу этого вампира.

«В итоге, — прочитал он, — это восхитительное создание становится твоей рабыней».

«Большие возможности».

Как же.

Может, сегодня пойдет лучше.

Ларри раскурил трубку. Ниже слов «Большие возможности» он напечатал: «Записки — пятница, 7 октября».

«Как насчет племени пустынных мусорщиков? — написал он, припоминая идею, вертевшуюся у него в голове, когда они подъезжали к Полынной Степи. — Они подстраивают аварии на дорогах и нападают на несчастных путников».

«Слишком уж похоже на „У холмов есть глаза“. Кроме того, я уже писал нечто подобное в „Деревянном дикаре“.»

Ларри уставился на экран. Лучше бы он не вспоминал «Деревянного дикаря». Этот проклятый роман, второй по счету, едва не стоил ему карьеры. Главной причиной того, что почти все издание осталось на полках, была эта несчастная ядовито — зеленая размалеванная обложка.

«Не думай об этом, — велел он себе. — Давай, выдавай новые идеи».

«Как насчет парня, который находит остатки старого разбитого патефона — автомата? Он реставрирует его и…»

И что?

«Там нет пластинок. Он ставит свою собственную. Но патефон не хочет играть новые песни. Он будет играть лишь добрые старые вещи, к которым привык. Мысленно возвратиться назад, в те времена, когда он еще не был разбит… Эй, может, он хочет отомстить вандалам, которые сделали из него мишень».

«Здорово. Свихнувшийся музыкальный ящик. А что он делает, слоняется по округе и бьет людей током?»

«Может оказаться чем-то вроде машины времени. Парень приводит ее в действие, и машина переносит его в прошлое. Так что он оказывается выброшенным где-то у лавочки Холмана — или как-то переносится назад — в середину шестидесятых».

«Может быть».

«Может, патефон хочет, чтобы он расправился с подонками, которые изрешетили его. Банда мотоциклистов или вроде того. Настоящее стадо скотов».

«Бедолага не знает, что там его ждет. И он очень расстроен. Это пояс Временных Сумерек. Одну минутку, у него есть жена и дети, есть прекрасный дом, хорошая работа. И вдруг, на тебе, он оказывается в столовой умирающего города на двадцать пять лет в прошлом. Черт с ним, с городом. Все, что он хочет, — это попасть к себе назад, домой».

«Пока не влюбляется в красивую молоденькую официантку. Вот тут-то все это начинает ему нравиться».

«Неприятности возникают, когда банда головорезов на мотоциклах врывается в городок».

«А, может, патефон перенес парня в прошлое, чтобы тот спас официантку? Тонко. Патефон ЛЮБИТ ее. Иногда, по вечерам, после закрытия столовой, она ставит свои любимые пластинки и танцует в темноте».

«По ходу дела, в первый раз, мотоциклисты насилуют и убивают ее. Патефон перенес туда нашего героя, чтобы изменить ход событий — спасти ее».

«Что он, конечно, и делает».

«Его миссия окончена, патефон возвращает парня назад, домой. Но тот скучает по красивой официантке. (Хорошо, у него нет красавицы — жены и детей. Он разведен или что-то вроде того). Он ищет девушку и находит ее».

«Это — его мать. А он — свой собственный отец. Она забеременела во время их недолгого знакомства в 1965 году, и он оказался тем малышом, который родился».

«Ему должно быть около тридцати лет. А ей — двадцать пять, когда они встретились в столовой».

«Ей пришлось по какой-то причине оставить малыша (нашего героя). Его усыновили, но он всегда пытался выяснить, кто его родители».

«Если это его мать, то можно оставить ему жену и детей».

«Еще лучше, если он находит свою официантку в настоящем, и они становятся в итоге любовниками. А как же быть с их возрастом? Пусть ему сейчас тридцать. Как же может девушка быть примерно одного с ним возраста, когда он находит ее?»

«Если ей сейчас тридцать, значит, ей должно было быть всего лишь пять лет, когда он спас ее от бандитов».

«А что, если официантка, в которую он влюбляется, была ее мать? И поэтому ее дочь сейчас ровесница парня в настоящем. И она-точная копия своей матери, девушки, которую он любил».

«Недурно. Может сработать».

Трубка Ларри погасла. Он мог с чистой совестью сказать, что в ней не осталось ничего, кроме пепла. Он положил трубку в футляр и вернулся к экрану.

«Наш главный герой воскресил патефон — автомат. Сначала патефон кажется злодеем, но все оборачивается к лучшему. Патефон становится свахой. Парень влюбляется в официантку, у которой к тому времени уже была маленькая девочка. Множество слез и волнений и всякой чепухи вроде бандитов (сделать их полными дегенератами, монстрами). Столкнувшись с ними (он пугается, но преодолевает страх и доказывает самому себе, что он — мужчина), он кончает тем, что спасает малышку, которая потом становится его настоящей любовью».

«Почему бы и нет?»

Ларри с улыбкой подмигнул экрану.

«Порядок! Вот и сюжет. Еще пара дней на разработку сюжета…»

Следующие два дня.

Он чертыхнулся.

Уик — энд был коротким. Как только Лейн вернется из школы, они поедут в Лос-Анджелес, повидать родителей Джины.

Всю жизнь мечтал это сделать.

Особенно сейчас, когда у него в голове созрела новая идея.

Однако отвертеться не удастся. Придется отложить эту идею до понедельника.

Это даст ему пищу для размышлений во время езды. Он, вероятно, сможет разработать несколько ключевых сцен, сможет продумать некоторые остроумные повороты сюжета. Но он слишком хорошо знал, что дневные грезы на тему романа, когда ты сидишь за рулем, дают слишком мало, по сравнению с работой за компьютером. Процесс воспроизведения мыслей на экране позволял сконцентрироваться на них, что было невозможно при отвлеченном рассуждении. Дневные грезы текли медленно и извилисто. А предложения были конкретными, следующими друг за другом.

А в этот уик — энд такого не произойдет.

Этот уик — энд пойдет псу под хвост.

«Хорошо, — пытался он себя утешить, — родители Джины — хорошие люди. И у них действительно юбилей. Скорее всего, я прекрасно проведу время, даже если бы я лучше…»

Он услышал звонок в дверь.

Джина откроет сама.

Интересно, вернуться ли ему опять к «Ночному путнику», или же весь день работать над сюжетом о музыкальном ящике.

Назовем роман «Ящик», вдруг осенило его.

И тут он улыбнулся.

Он напечатал: «Ящик. Потрясающее название. Тут есть ореол таинственности. И это слово относится не только к музыкальному ящику, который посылает героя в прошлое, но и к ловушке, к „ящику“, в котором он оказывается. Он заперт в ловушку обстоятельствами. Явного пути назад нет. Это слово относится и к сексу. Пусть один из бандитов обратится к главной героине, как к ящику. „Рыжий ящик“. И, может быть, главный герой — бывший боксер (убил на ринге противника и завязал с драками „в ящике“?) Нет, это не годится. Слишком избито. Но, может, есть еще какие — нибудь „ящики“. Бог с ними».

Он услышал приближающиеся шаги Джины. Она может через плечо прочитать запись, так что он нажал кнопку «вверх» и подождал, пока весь текст не передвинется за верхнюю границу экрана.

Джина постучала и открыла дверь. В руках она держала пакет, прибывший с вечерней почтой, который выглядел уж слишком увесисто для пакета с рукописью.

— Это принесли тебе. Из издательства Чендлер.

Издательство Ларри.

Джина следила, как он распечатывает пакет. Внутри была толстая рукопись, перевязанная резинкой. И записка от редактора:

«Ларри.

Это — копия с редакторскими правками рукописи „Сумасшедшего дома“. Изменения незначительные, так что, я надеюсь, ты будешь доволен.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: