В конце концов Лейн начала подозревать, что ему вообще все равно, во что она одета.

«Я могла бы с таким же успехом напялить на себя какой — нибудь комбинезон, — подумала она. — Интересно, может ли он быть нахальным?»

«Прекрати, — сказала она себе. — Чего ты хочешь? Он ведь учитель».

Она спустилась опять на пол и передвинула табурет еще на пару футов ближе к его столу. Развернув свой стул, мистер Крамер обозревал ряд портретов под потолком.

— Отлично, — сказал он. — Тебе не кажется, что они придают особый дух комнате?

— Еще лучше было бы, если бы они были живые.

— К сожалению, литературный мир не слишком-то заинтересован в живых писателях. Они не могут стать «великими писателями», пока не умрут.

Лейн считала, что он не прав. Ей было неудобно вступать с ним в дискуссию, но обычно он любил поспорить с учениками. Кроме того, если она сейчас замолчит, то он опять вернется к своим сочинениям.

— Отец говорит, что это миф, — сказала она и залезла на табурет. Она подняла портрет Хемингуэя и приложила к пробковой доске. — Большинство из этих ребят имели огромный успех и были очень известны в свое время, при жизни. — Лейн вставила кнопку в угол картины. — Лишь только некоторые из них были признаны после смерти. Как По, например.

Наклонившись, чтобы взять портрет Стейнбека, она посмотрела на него через плечо. Мистер Крамер улыбнулся и кивнул головой.

— К тому же По был очень эксцентричным человеком, — добавила она.

Мистер Крамер рассмеялся.

— Так и должно быть, судя по тому, что он писал.

— Не знаю, не знаю, — Лейн выпрямилась и прижала картину к доске. — Отец пишет об еще больших ужасах, чем По, а он совершенно нормальный. Я встречала уйму писателей ужасов — ну и что? — Лейн прижала кнопку, затем осторожно повернулась на табурете и посмотрела вниз на мистера Крамера. — Некоторые из них — лучшие друзья отца. И никто из них не является чем-то вроде вурдалака. На самом деле, они даже более нормальны и коммуникабельны, чем большинство людей, которых я знаю.

— Даже трудно поверить.

— Знаю. Вы, наверное, думаете, что они какие — нибудь буйные сумасшедшие, да?

— По крайней мере, слегка ненормальные.

— А вы знаете, что такое ненормальный? Почти все из тех, кого я знаю, большие юмористы. Они всегда заставляют хохотать меня до коликов.

— Странно. Может быть, этот юмор является отражением их несколько необычного взгляда на жизнь.

— Более, чем вероятно. — Лейн спустилась с табурета, передвинула его еще ближе к мистеру Крамеру и залезла на него снова. Поднимаясь, она взяла портрет Фолкнера и прикрепила его кнопками на место. Услыхав поскрипывание, Лейн оглянулась. Мистер Крамер развернул свой стул и смотрел на нее снизу вверх.

Он ничего не говорил.

Лейн присела за следующей картиной. Поднимаясь, она сказала:

— Вы помните, что мы говорили об умерших писателях и их судьбе?

— Миф.

— Правильно. Хотите знать еще кое — что? Верно и обратное. Во всяком случае, в наши дни. — Она прикрепила кнопками портрет Фроста. — Когда писатель сыграет в ящик, он становится никому не нужен.

Она услышала, как учитель рассмеялся. Повернувшись, она улыбнулась ему.

— Издатели заинтересованы в том, чтобы «сделать» писателя. А раз он мертв, он им больше не нужен.

Смех стал еще громче.

— Это правда. Если только он действительно не великий. К большинству же они просто теряют интерес. Я слышала об одном агенте. Одна из его самых лучших писательниц умерла, так он оставил это в тайне! Она была известным романистом. С ее смертью он мог потерять свое состояние. Так что же он сделал? Нанял каких-то литературных поденщиков, которые стали писать, подражая ей, а он стал продавать эти книги, подписанные именем умершей писательницы. Разве можно в такое поверить?

— Придает несколько новое значение понятию о «неувядаемой литературной славе».

— Да, это уж, точно.

Лейн отвернулась и взяла с подставки портрет Сандберга. Выпрямившись, она поняла, что надо было передвинуть табурет. Фрост уже висел от нее немного левее. Чтобы повесить Сандберга, придется тянуться еще дальше. Но Лейн решила, что справится.

Подавшись немного вперед, она уперлась правой рукой о классную доску, а сама потянулась влево. Она достала до того места, где должна была висеть картинка с Сандбергом, и прижала ее к стене, как вдруг табурет качнулся.

Лейн только успела воскликнуть:

— О, черт!

Казалось, частичка ее разума отсоединилась, отлетела в сторону и смотрела со стороны на эту смешную и неловкую ситуацию. Лейн видела, как она падает вниз, руки взлетели над головой, табурет перевернулся, а ее правую ногу отбросило вверх к потолку. Ее юбка задралась до бедер. Кофточка приподнялась до половины груди.

Она услышала грохот, но это упала не она. Пока не она. Очевидно, это стул Крамера ударился о стол.

«Он спешит на помощь? — подумала она. — Или просто пытается отодвинуться с дороги?»

Спешит на помощь, поняла она, когда одна рука схватила ее под мышкой, а другая обхватила ее обнаженную поднятую ногу, значительно выше колена. Лейн почувствовала что-то вроде рывка вверх, а затем она ударилась об пол, крякнув от удара.

Мистер Крамер убрал руки.

— Боже милостивый, с тобой все в порядке?

Кивнув ему и пытаясь отдышаться, Лейн повернулась на спину. Мистер Крамер стоял на коленях, наклонившись над ней. Лицо у него было красным, глаза широко раскрыты, губы искривлены.

— Кажется, жива, — прошептала Лейн, попытавшись сесть.

— Пока не надо, — сказал мистер Крамер, легонько толкнув ее в плечо. Она послушно опустилась. — Не пытайся встать. Сначала передохни минутку. — Он растирал ей плечо. — Весьма неудачное падение.

— Спасибо, что поймали меня.

— Я сделал, что мог. Все произошло так быстро.

— Вы задержали мое падение.

— Не намного.

— Я чувствую себя неуклюжей курицей.

— Со всяким может такое приключиться. — Его правая рука поглаживала ее по животу. — Надеюсь, с тобой все в порядке. — Ты и правда меня очень напугала. — Его рука оставалась там же, большая и теплая на ее обнаженной коже как раз над поясом. — Где ты ударилась? — спросил он.

— Кажется, боком.

Мистер Крамер наклонился над ней еще ниже. Его рука скользнула с живота на ее бедро.

— Здесь?

Она кивнула.

— И ребрами.

— Будем надеяться, что ничего не сломано.

— Вроде нет.

Лейн закрыла глаза. Мистер Крамер нежно растирал ее бедро и часть ягодицы. Другой рукой он приподнял вверх ее кофточку.

— Довольно красная, — пробормотал он. — Синяк будет приличный.

— Что поделать, — сказала она, потом вздохнула, так как он начал растирать ее грудную клетку.

— Больно? — спросил он.

— Да, немного.

Рука его поднималась все выше, пальцы массировали кожу, уменьшая боль.

— Резкая боль есть? — спросил он.

— Нет. — Лейн застонала, когда он стал растирать под грудью.

— Больно здесь? — спросил он, надавив на ребра. Рука его медленно двигалась, массируя тело.

— Просто небольшая боль, — прошептала она.

Мистер Крамер массажировал ей бок, запястье его оставалось на ее груди, поглаживая Лейн сквозь тонкую ткань ее бюстгальтера.

«Неужели он не понимает, где находится его рука», — думала она.

И надеялась, что нет.

Если бы понимал, то уже бы остановился.

Его другая рука находилась ниже. Юбка Лейн была поднята. Она чувствовала, как он сдавливает и поглаживает ее ногу высоко вверху.

— Получше? — спросил он.

— Да.

Крамер продолжал растирать ее.

«Неужели он не осознает, что делает?» — спрашивала себя Лейн.

Он легонько похлопал ее по ноге.

— Все хорошо, — наконец, сказал он. — Почему бы нам теперь не попробовать подняться?

Лейн подумала, может, сказать, что она еще не готова. Хотя, если потянуть еще немного, то станет слишком очевидным, что его прикосновения значат больше, чем просто снятие боли.