Ларри протянул руки к ее грудям. Он нежно поглаживал их. У нег было такое чувство, что никогда в жизни он не касался ничего более восхитительного.

Улыбаясь ему, Бонни провела его ладонью по гладкой ложбинке между грудками. Она водила ею вверх и вниз, поглаживая себя его пальцами.

— Даже шрама нет, — прошептала она.

Ларри вспомнил про кол.

— О, — сказал он. — Все в порядке.

— Я — совсем как новенькая, — сказала она. — И принадлежу тебе. Я твоя навеки.

Она начала постепенно спускаться вниз.

Ларри застонал.

«Нехорошо это, — подумал он. — Не надо этого делать. Даже если Джина никогда не узнает об этом…»

Но Бонни медленно опускалась все ниже и ниже. Он держал ее груди. Еще ниже. Вот — вот его засосет в темный ожидающий центр.

Зазвонил будильник.

Ларри открыл глаза.

Бонни исчезла.

Сон. Это оказалось всего лишь сном, и будильник прервал его на самом лучшем месте. В груди у него ныло, и он чувствовал, что готов заплакать.

И все же он чувствовал себя счастливым. Еще несколько секунд, и они бы слились в единое целое.

Ларри лежал на спине, накрытый лишь простыней. В области паха простыня была приподнята.

Если бы только Бонни скользнула ниже еще чуть — чуть…

Он повернулся на бок. Джина приподнялась на локте, спиной к нему. Как только будильник умолк, она плюхнулась на подушку и закрыла глаза.

Ларри потянулся к ней и положил руку ей на живот. Через тонкую ткань ее ночной рубашки он ощутил ее горячее тело. Она повернула к нему голову, чуть приоткрыла глаза и лениво улыбнувшись, прошептала:

— Доброе утро, дорогой.

Он сказал:

— М-м-м, — и рука его скользнула по ткани ночной рубашки к груди. С Бонни было по — другому. Сейчас огонь не пронзил его, как тогда. Но грудь Джины была мягкой, теплой и знакомой, и когда соски Джины напряглись под его ладонью, он ощутил свежий прилив крови. Ларри спустил с ее плеча лямочку и скользнул рукой под свободно лежащую ткань. Джина застонала под его ласками и повернулась к нему.

— Какое сегодня замечательное утро, — прошептала она.

— Да.

Ее пальцы скользнули вдоль его тела вниз.

— Надо бы закрыть дверь. Лейн может встать в любую минуту.

Ларри закрыл дверь и, возвращаясь, увидел, что Джина отбросила простыню к ногам и снимает ночную рубашку. Когда та закрыла ее лицо, в воображении Ларри промелькнул вид Бонни, снимающей с себя свитер.

Их тела казались очень похожими.

«Не надо думать о Бонни, — приказал он себе. — Это был всего лишь сон».

«Нечестно думать о ней. Это как обман, как прелюбодеяние».

Но он ничего не мог поделать, а если быть честным, то и не хотел.

Занимаясь любовью с Джиной, он закрыл глаза, и женщина под ним перестала быть его женой. Это была Бонни, Бонни с фотографий ежегодника, Бонни из его сна: восемнадцатилетняя, невинная, прекрасная, извивающаяся в его объятиях от вожделения. Его Бонни, его «Королева красоты».

Когда все было кончено, она обвила его своими ногами, словно желая оставить его в себе навсегда и крепко обняла его. Ларри открыл глаза.

На него смотрела Джина. Она выглядела усталой и счастливой.

Он поцеловал ее в губы, чувствуя себя последней сволочью.

— Что — нибудь не так? — спросила она.

Ларри покачал головой.

— Просто сегодня опять надо идти в библиотеку, а я ненавижу терять время на всяческие исследования.

— Тогда почему бы мне не приготовить тебе хороший плотный завтрак, прежде чем ты уйдешь?

— Великолепно!

Лейн, влезая в свои джинсы, учуяла запах жарящегося бекона.

«Они готовят завтрак? — удивилась она. — По какому такому случаю?»

Она не стала застегивать молнию, чтобы можно было дышать, села на край кровати и натянула новенькие голубые кроссовки, которые купила вчера после уроков.

Поднявшись и оглядев себя, она одобрила, как они смотрятся с ее белыми джинсами.

«Жаль, что я не оделась так вчера», — подумала она. У нее даже кровь прилила к лицу, когда она вспомнила, как стояла на высоком табурете в свой коротенькой юбочке и свободной кофточке, а мистер Крамер стоял внизу, да еще этот беспорядок в ее одежде после падения. Потом она вспомнила его прикосновения. Она все еще ощущала жар, но ее смущение перешло в удовольствие.

«Если бы знать, что он будет изображать из себя доктора, то я упала бы еще раньше».

Лейн улыбнулась и покачала сама себе головой, проходя мимо зеркала шкафа.

Она сняла с вешалки голубую в желтую клетку блузку, встала перед зеркалом и стала застегивать ее.

И остановилась.

А что, если снять бюстгальтер?

От этой мысли где-то в желудке пробежала дрожь.

«Для кого ты стараешься? — подумала она. — Этого никто не заметит, разве что Джим, а ему непременно захочется облапать меня. Мистер Крамер, скорее всего, даже не заметит разницы.

Мистер Крамер не имеет к этому никакого отношения, — говорила она себе. — Он просто добр ко мне, вот и все.

К тому же у меня до сих пор болят ребра.

Этой причины вполне достаточно».

Лейн сняла блузку и оглядела себя в зеркало. Конечно же, бюстгальтер сбоку давил на синяки на ее ребрах.

Лейн потянулась назад, расстегнула бюстгальтер и сняла его. Зажав его между колен, она опять скользнула в свою блузку. Застегнула пуговицы на ней, заправила в джинсы и застегнула молнию.

Она улыбнулась себе.

«Разве у меня не задорный вид?»

Мягкая ткань, туго обтягивающая ее грудь, создавала приятное ощущение.

«Надо все время так делать», — подумала она.

Не получится. С большинством ее блузок все будет видно. Только эта была ярких темных расцветок с карманами на груди с обеих сторон. Из — за двойной ткани ее выступающие соски почти не были заметны.

«Никто ничего не заметит, — подумала она. — Даже я».

Но ощущение был приятным.

Напоследок она крутнулась перед зеркалом еще разок, чтобы убедиться, что все в порядке, затем вернула свой бюстгальтер на место в ящик комода. Схватив сумку, вышла в коридор.

«А что, если мама с папой заметят?

Не заметят. Успокойся».

Когда она вошла в кухню, от аромата бекона и кофе у нее потекли слюнки. Ее родители, все еще в халатах, сидели за столом, на тарелках лежал бекон и глазунья.

— А что это у нас сегодня с завтраком? — спросила Лейн. — Вроде сегодня не воскресенье?

Они оба глянули на нее. Кажется, ее грудью никто не заинтересовался.

— Я проведу сегодня весь день в публичной библиотеке, — сказал отец. — Мама решила набить меня поплотнее.

— Я не могу позволить ему умереть с голоду среди этих томов.

Остановившись около отца, Лейн сказала:

— Там ты мог бы поддерживать свое существование книжными червями.

— Прекрати, я ем.

— Обиделся? — спросила она и потянулась за кусочком бекона на его тарелке.

Он слегка уколол ее своей вилкой.

— Не нравятся мне такие шутки, — недовольно сказала мама. — Вилка могла бы и соскользнуть.

— Да, действительно, — согласился он.

Лейн взяла кусок бекона и откусила половину.

— Но это мой завтрак.

— А у меня растущий организм.

— Я могла бы приготовить завтрак для тебя, — предложила мама. — Скажи только слово.

— Этим словом будет «нет». Кто сможет переварить пищу в такую рань?

— Кажется, мой бекон ты переваришь вполне благополучно, — сказал отец.

— Пора идти. — Лейн наклонилась и поцеловала его в щеку. Он подшлепнул ее по попе. Она обежала вокруг стола, поцеловала мать, схватила из холодильника свой пакет с ленчем и выскочила из кухни.

— Пока, ребята. Я, наверное, сегодня задержусь снова.

— Удачного дня, дорогая, — крикнула вслед мама.

— Желаю хорошо поразвлечься. — Это уже отец.

— Я еду в школу, ребята, — крикнула она из гостиной. Лейн проверила свою школьную сумку, сунула туда свой ленч, затем достала из кошелька ключи от машины и вылетела на улицу.

Солнышко пригревало плечи. Легкий ветерок развевал волосы. День просто великолепный.