Напившись вволю, я отползла за развалины здания и села, прислонившись спиной к уцелевшей стене. Моток ниток с иглой у меня всегда бережно хранился в застёгнутом нагрудном кармане: мало ли – пришить пуговицу, заштопать прореху. Сейчас он пригодился мне, чтобы залатать дыру в животе: неудобно ведь драться с кишками наружу. Заправив их внутрь, я зашила себя, отдохнула с полчаса и – снова в бой. Конечно, всё пришлось делать без наркоза, но после крови боль я практически не чувствовала. Вот так вот, малыш... Уж прости за жутковатые подробности.

 Гарнизон сдался к вечеру, а уже на следующий день от моей раны остался лишь розовый шрам – только нитки удалить, и всё. Ни тебе заражения крови, ни столбняка, ни прочей инфекции.

 К осени того же года Греция была уже свободна от оккупантов, но из-за вечного противостояния республиканцев и монархистов началась очередная внутренняя распря. «Призрак коммунизма» прогоняли британцы и вездесущие США, известные любители совать нос в чужие дела. Так получилось, что за свою кровь, пролитую при освобождении страны от фашистов, я не получила не только ни одной награды, но и даже «спасиба». Ну, да и чёрт с ним, со «спасибом». Выяснилось, что я, оказывается, кровопийца... Это потрясло меня гораздо больше.

 После войны я вернулась домой и принялась за поиски мирной работы. От всей семьи моего отчима осталась только старая и больная тётя Элени. Война унесла всех молодых, выжили только старуха и я – непонятное существо, чудовище-кровопийца. Хоть жажду я больше не испытывала, но чудовищем себя считать не перестала. Для меня нашлась работа на фабрике по производству лекарств, и я начала перестраивать себя и приспосабливаться заново к мирной жизни.

 Лишь в сорок восьмом году мне запоздало вручили военную медаль «1941 – 1945» в виде шестиконечной звезды. Награда нашла бойца, но... Это уже как-то не особо радовало и как будто большого значения не имело. Впрочем, медаль всё ещё хранится у меня в чёрной бархатной коробочке вместе с фотографией Ангелы: после войны я разыскала её семью, и они подарили мне эту карточку, на которой она была запечатлена ещё весёлой и беззаботной школьницей – с парой толстых блестящих кос и тенью от ресниц на щеках...

 Ну, вот и проснулась моя память... Но рада ли я этому? Не знаю.

 У нас должна была состояться свадьба – причём по любви. Редкое по тем временам событие среди знати, когда девушек просватывали без их согласия за того, кого выгоднее иметь в зятьях. Но Луиза-Эмилия была мной любима и питала ко мне взаимные чувства, и тем ужаснее было то, что сделали с ней эти звери на дороге. Их предводитель, Седой Тьерри, обладал какой-то сверхчеловеческой силой, и, сколько ни ловили его, не могли поймать. Не помогали даже портреты с ценой за его голову, развешенные повсюду: этот разбойник был мастером перевоплощений. Парики, фальшивые бороды, переодевание... Он как будто смеялся над королевскими отрядами, регулярно посылаемыми по его душу – одолевал их играючи и скрывался.

 Моя бедная Луиза-Эмилия была растерзана его бандой, как лань – стаей волков. После этого он исчез надолго, а шайка без главаря ещё какое-то время орудовала, но далеко не так успешно, как с ним. Скоро их почти всех изловили. А главного злодея – нет.

 Он, как выяснилось, подался в монастырь – видимо, замаливать грехи, кои замолить было невозможно даже за сотню лет непрерывного покаяния. Люди, посланные мной, чтобы покарать его, опоздали: негодяй отчего-то свалился в чан, где бродил сидр, и испустил дух, захлебнувшись... Лёгкая смерть, учитывая всё им содеянное.

 Теперь мне стало ясно, откуда я знаю Эрику: она была моей любимой Луизой-Эмилией. А Алёнка... Нет, лучше об этом не думать.

 И ведь вот что удивительно: глядя на неё, ощущаешь, что перед тобой – кристально чистой души существо, светлое, почти святое, любовь которого окрыляет и придаёт сил. Совершенно не чувствуется этого тяжкого и тёмного багажа за её плечами, будто всё это и не с нею было когда-то... Неужели Бог простил Седому Тьерри все прегрешения?

 Так или иначе, мне нужно было всё это переварить, а потому я сбежала из дома лорда Эльенна, забрав своё оружие и взяв первую попавшуюся машину из гаража – неплохую на ходу, кстати. Хорошо послужит мне в моём путешествии. Привратник, ничего не подозревая, выпустил меня, думая, что я – кто-то из гостей. Алёнка плакала, конечно... Но я ничего не могла поделать: во-первых, мне требовалось как-то совладать с открывшейся памятью, а во-вторых, пора было приступать к исполнению моего плана.

 А план состоял в том, чтобы забрать себе силу тринадцати вампиров и сразиться с лордом Неметом. Собственно, двоих я уже «выпила» – там, на дороге, когда нас с Алёнкой похитили. Водитель фургона и его напарник стали номерами один и два, осталось одиннадцать.

 Почему именно тринадцать? Откуда я знала, сколько нужно вампиров, чтобы победить Немета? Это число пришло мне в голову само, ибо оно сакрально во многих смыслах. Может быть, сумрак мне его подсказал, а может, я впитала его с выпитой мной кровью. Как бы то ни было, мне предстояло снова на некоторое время выйти на тропу охотника за вампирами. Соглашение – один чёрт, нарушено, так что теперь неважно, тринадцатью больше, тринадцатью меньше... Ведь за свою охотничью карьеру я убила их поболее того.

 В поиске жертв мне пригодилось моё знание вампирского мира, мест их скопления, маршрутов охоты и обиталищ отдельных важных особ, таких, как лорды и мастера. Мастера, к слову – это кровососы рангом ниже лордов, но имеющие достаточный опыт и силу, а значит, и право обучать новичков всем тонкостям вампирского образа жизни.

 Моим номером три предстояло стать как раз такой особе, а точнее – леди-мастеру.

 До места её обитания мне пришлось проделать триста километров. Глубокая бархатная синева позднего вечера, уютное кафе, приглушённое освещение – это были излюбленные условия её промысла. Со временем старые и опытные кровососы расслабляются, уверенные в своей неуязвимости, и становятся предсказуемыми; именно так себя вела и моя номер три. Она сидела за круглым столиком с белоснежной скатертью, одетая в меха и бриллианты, в шляпе с алыми перьями, и держала бокал красного вина в руке, затянутой в шёлк длинной, выше локтя, перчатки. Алый изнеженный рот, томный взгляд из-под полуприкрытых век, длинная тонкая бровь, лебединая шея...

 Её звали маркиза Д'Эффлер, и в мужском внимании у неё недостатка не было благодаря хищной красоте и царственным манерам... Вот только её цепкий взгляд из-под ресниц-опахал высматривал исключительно особ одного с нею пола. Маркиза специализировалась на женщинах, выбирая их и себе в ученицы, и в качестве жертв, а джентльменам тут нечего было и ловить. А ещё маркиза была нимфоманкой – просто помешанной на сексе особой.

 Ну что ж, сам сумрак велел мне сыграть в Казанову. Это по моей части.

 Я села за соседний столик, заказав себе точно такое же вино. Вид у меня был весьма брутальный: кожаная куртка, чёрные брюки военного фасона, высокие ботинки, стрижка. Телосложение ближе к субтильному, но не хилое – что называется, мускулы и нервы. Ну, а что касается лица, то так уж повелось, что есть в нём нечто цепляющее прекрасный пол.

 Маркиза делала вид, что не замечает меня. Как бы не так! Я-то знала, что она обратила на меня внимание сразу, стоило мне только появиться. Она была и удивлена, и возмущена столь наглым появлением на её территории чужака. Ну что ж, усугубим впечатление... Я бесцеремонно и развязно подмигнула ей, и она прямо задохнулась от негодования. Ей, благородной даме, подмигивают, как какой-то девице лёгкого поведения!.. Вот так, возмущайся, злись, красавица. Нужно было вызвать у неё эмоции, зацепить; образ этакого обаятельного мерзавца подходил здесь как нельзя более органично.