— Совершенно верно. Ники, милая, послушай. — Анна старалась говорить как можно мягче. — Чарльза не вернешь. Пожалуйста, поверь мне. Я его мать, я бы сердцем чувствовала, будь он жив. Ты не должна так терзаться из-за него. Пожалуйста, оставь его в покое, ради себя. Ради Кли. У тебя теперь новая жизнь. Чарльз в прошлом. Пусть он там и остается.

Ники переводила взгляд с Анны на Филипа. Она видела, с каким сочувствием они смотрят на нее, какое беспокойство светится в их глазах. Ей вдруг подумалось, что они считают, что она не в своем уме. Так что дальнейший разговор с ними терял всякий смысл.

Она тяжело вздохнула.

— Я привезла вам эти фотографии потому, что думала, что вы увидите то же, что вижу я... Я надеялась найти у вас поддержку, но не получила ее. И мне кажется, я знаю почему... отчасти...

Анна пересела к Ники на диван и взяла ее за руку. Затем сказала тихо и осторожно:

— Позволь мне рассказать тебе о характере моего мальчика. Чарльз был самым добрым, самым вдумчивым, самым любящим человеком. Тебе это должно быть известно и по собственному опыту. Кроме того, он был цельной натурой. Господи, да, он был человеком чести. Всякий, кто знал Чарльза, говорил, что он никогда не бросал слов на ветер. Он был истинным джентльменом в лучшем, самом возвышенном смысле слова и за всю жизнь ни разу не поступил бесчестно. Низкие поступки были противны его натуре.

Анна замолчала, и ее ясные голубые глаза наполнились слезами при мысли о сыне, о его достоинствах и о том, что свои принципы он всегда был готов отстаивать.

— Чарльз был таким хорошим, Ники, таким порядочным, у него не было изъянов. И двуличным он не был никогда, он не стал бы притворяться, даже если бы от этого зависела его жизнь. Я носила своего сына под сердцем, я кормила и растила его, кому же, как не мне, знать его, тем более что воспитывала я его без отца. — Голос ее задрожал. — Ничто и никто не сможет меня убедить в том, что Чарльз подстроил свое исчезновение. Все очень просто. Я знаю,что он этого не делал. Чарльз Деверо, мой сын, не мог этого сделать. — Анна сглотнула ком, стоявший в горле, и сморгнула слезы.

— Вот уж чего я не хотела, так это причинить вам боль, поверьте мне, — сказала Ники в растерянности при виде безграничного горя Анны. — Но я должна была приехать и рассказать вам то, что узнала. Вы, наверное, думаете, что я не в своем уме...

— Нет, я так не думаю, — ответила Анна. Голос ее все еще дрожал. — И Филип так не думает.

— Конечно же, нет! — воскликнул Филип, улыбнувшись. — Просто я сомневаюсь, что Чарльз жив. Больно уж все это выглядит странно и неправдоподобно. Нелепо даже.

— Но ведь случалось же, что люди исчезали, и довольно успешно, — заметила Ники, продолжая настаивать на своем. — Лорд Лукан, например, чье тело так и не нашли. Вы, конечно, помните тот случай. Из того, что нам известно, вполне можно заключить, что Лукан жив и здоров и живет где-нибудь на другом конце света. В Южной Африке, например. Места на земном шаре хватает. Он вполне мог скрыться под чужим именем.

— Сомневаюсь. — Филип резко покачал головой. — Я совершенно уверен, что Лукан мертв, что он утонул, как и было признано после его исчезновения.

— Ну а член британского парламента Джон Стоунхауз? Он-то исчез в семидесятых весьма хитроумным образом, — торопливо добавила Ники.

— Да, но его в конце концов нашли, — возразил Филип.

— Ники, — сказала Анна дрожащим от горя голосом, — на этих фотографиях не Чарльз. В самом деле не он. Мой сын мертв.

24

После полудня Ники отправилась гулять по Пулленбруку.

До этого она, Анна и Филип кое-как позавтракали, старательно избегая разговоров о Чарльзе. Только Филип не утратил аппетита. Ники же с Анной нехотя ковыряли в тарелках, и она была несказанно рада улизнуть из-за стола сразу после пудинга, вежливо отказавшись от кофе и извинившись за преждевременный уход.

Ей хотелось побыть одной. Оказавшись за стенами дома, где сияло солнце, она с облегчением вздохнула и постаралась стряхнуть напряжение, державшее ее мертвой хваткой вот уже несколько часов.

Неожиданно воспоминания повлекли ее к розовому саду, и она послушно направилась туда. Подойдя к входу в стене из рыхлого камня, она повернула кованую железную ручку и распахнула старинную деревянную дверь, от которой вниз вели шесть каменных ступенек. Спустившись, Ники остановилась, восхищенная открывшимся перед ней видом.

В Пулленбруке было несколько садов, но Ники считала этот сад красивее других. Оттененный высокой серой каменной стеной, он был очень живописен.

Со слов Анны, Ники знала, что этот замысловато спланированный сад появился еще в восемнадцатом веке. Тогда же возникли цветники и клумбы, с причудливыми орнаментами, образованными в них растениями. В центре сада расположилась маленькая лужайка, окруженная розовыми кустами. Цветники были устроены со всех четырех сторон лужайки, прямо за живой изгородью.

Вьющиеся розы покрывали древние стены, отчего они полыхали розовым и красным всех оттенков — от нежно-багряного до ярко-малинового. У подножия стен росли гибриды чайных роз и флорибунды, а также розы сорта „Айсберг", прохладные на вид, которые Анна окружила лавандой. Другие клумбы украшали любимые в прежние времена цветы и травы, такие, как иссоп, чабер, чебрец и розмарин вперемешку с гвоздиками, фиалками трехцветными, фиалками обыкновенными и ладанником.

Обычай высевать разные травы среди роз и других цветов был распространен в эпоху Тюдоров и Стюартов. По крайней мере, так ей когда-то сказала Анна.

Но, помимо красоты и благоухания, была еще одна причина, по которой этот сад привлекал Ники. Здесь она впервые встретила Чарльза и здесь же несколько позже поняла, что любит его. А еще именно здесь он сделал ей предложение, когда они как-то вечером гуляли по этим дорожкам.

Ники двинулась вперед, вдыхая пьянящий аромат роз, особенно сильный в этот день. Непроизвольно она направилась к старой деревянной скамейке, стоявшей в заросшем углу сада, у самого подножия стены, в тени платана. Она села, откинулась на спинку и, опустив веки, предалась свободному течению мыслей. Вскоре она открыла глаза и посмотрела вверх.

Безоблачное небо было того самого голубого оттенка, который Чарльз сравнивал с цветком вероники. По его словам, он точно повторял цвет ее глаз. От запаха роз кружилась голова, где-то рядом в ароматном воздухе гудела пчела. Да-да, именно в такой день она впервые увидела Чарльза Деверо.

Поток воспоминаний увлек ее. Четыре года прошло с тех пор, как Чарльз Деверо внезапно появился в ее жизни в памятную пятницу июня 1985 года. Она снова закрыла глаза, оживляя в памяти тот день.

„Б езупречная роза, — подумала Ники. — Лучшей я, пожалуй, не встречала". Цветок был большим, перламутрово-желтым, полностью распустившимся, но еще не увядающим и готовым вот-вот осыпаться. Она наклонилась, кончиком пальца дотронулась до лепестка и вдохнула удивительный аромат.

Заслышав хруст шагов на дорожке, она обернулась. К ней приближался молодой человек, на вид ему было едва за тридцать. Когда он подошел ближе, Ники увидела, что он ненамного выше нее, примерно метр семьдесят, стройный, хорошо сложенный. От природы он был светлокожим, и Ники поразили его загар и волосы, обычно светло-коричневые, а теперь местами совершенно выгоревшие. Сухость и поджарость фигуры, высокие, резко очерченные скулы, чуть суровые черты лица и тонкий аристократический нос очень шли ему.

— Вы дочь Эндрю, — сказал он, пристально глядя на нее и даже не пытаясь скрыть свое любопытство.

Протянув руку, она кивнула.

— Ники Уэллс.

— Чарльз Деверо, — ответил он и крепко пожал ей руку.

Ники заглянула в его зеленые глаза, самые ясные зеленые глаза, которые ей когда-либо приходилось видеть. Так они смотрели друг на друга довольно долго, не отнимая рук. Ники почувствовала невольное и сильное влечение к нему.