В маленькой комнате на Саус Грейт Георг-стрит две девочки обсуждали очень важную для них тему. Старшая, миловидная и элегантная, несмотря на очевидную бедность одежды, пребывала в состоянии крайнего возбуждения, вторая, с прелестным, оживленным личиком, пыталась ее успокоить.

— У тебя все получится, — говорила она, — это у тебя в крови. Все это ты унаследовала от мамы.

— Я знаю, — отвечала Эстер, — но ты не можешь представить себе, Долл, что это такое — появиться перед публикой!

Дороти поднялась.

— Нет, я могу. Бог знает, сколько раз я все это видела! Я помню, как выступали мама и папа, и мы все должны были их смотреть. Я даже сейчас чувствую запах тех сальных свечей. Мне всегда было интересно, что случится, если от них загорится сцена или занавес.

— Пусть бы папа был жив, и у нас было бы побольше денег, — сказала Эстер.

— Люди всегда хотят побольше денег, — вставила Дороти быстро. — Не забудь, папа бросил нас перед смертью.

— Но он был добрый, он всегда присылал нам деньги.

— Да, но для этого он должен был жениться на богатой женщине. Лучше бы мы обошлись без его помощи. Я предпочла бы зарабатывать сама.

— Не слишком много ты зарабатываешь в своей шляпной мастерской.

— Похоже, что не много для такой знаменитой артистки, как вы, Эстер Бланд!

— Прекрати, — закричала Эстер, — не искушай судьбу.

— Глупости, — ответила сестра. — Конечно, ты добьешься успеха. И мистер Райдер думает так же. О, он возлагает на тебя такие надежды! Я слышала, как он говорил это маме. Он уверен, что ты принесешь удачу его театру Кроу-Стрит. Эстер, это удивительная жизнь — играть на сцене! К тому же у артисток бывают бенефисы, и они получают до трехсот фунтов! Кто знает, может быть, однажды тебя увидит какой-нибудь владелец театра из Лондона! Ты хотела бы играть в Друри-Лейн или в Ковент-Гарден?

— Прекрати, — воскликнула Эстер. — Я не могу этого слышать, я знаю, что провалюсь.

— Этого не будет, Эстер Бланд! Наша семья идет в гору! И нечего больше жаться и клянчить деньги!

— Что за выражения, Долли?

— Зови меня Доротеей — именно так я собираюсь себя звать, когда мы разбогатеем. Когда моя сестра станет знаменитой, я буду хвастаться перед своими клиентками: «Мадам, примерьте это, уверяю вас, это тончайший тюль, а цветы сделаны из наилучшего бархата, который носят только при дворе, и вам, мадам, прислуживает сестра известной артистки мисс Эстер Бланд. Чтобы увидеть ее, вам скоро придется ехать в Лондон, потому что Дублин недостаточно хорош для нее! Известно ли вам, что сам король просил ее сыграть для него на сцене Ковент-Гарден?»

— О, Долл, я чуть жива!

— Это случается со всеми поначалу. Мама говорит, что именно так и надо себя чувствовать, чтобы хорошо сыграть. Знаешь, Эстер, мне кажется, что я бы не переживала так, я бы вообще не волновалась.

Она рассмеялась и, вскочив на ноги, поклонилась воображаемой публике:

Влюбленный с милою своей

— Гей-го, гей-го, гей-нонино!

— Среди цветущих шли полей.

— Из тебя получилась бы неплохая Феба.

— Если бы я собиралась стать знаменитой артисткой, я бы выбирала роли с пением. Слушай:

Весной, весной, милой брачной порой,

Всюду птичек звон, динь-дон, динь-дон...

Любит весну, кто влюблен!

Во ржи, что так была густа,

— Гей-го, гей-го, гей-нонино!

— Легла прелестная чета.

— Мне не до песен, хотя у тебя получается очень мило. Но посмотри на себя — чулки свалились, а на халате жирное пятно.

— Я знаю. Но ведь в мастерской я всегда аккуратно одета. Позволь мне хоть дома быть в таком виде, как мне хочется.

— Ты придешь вечером в театр?

— Конечно. Со всем семейством. Я думаю, мы возьмем даже маленького Георга. Ты можешь рассчитывать на поддержку всей семьи, Эстер.

— Ах, Долли, представь себе, что будет, если я забуду свой текст.

— Давай порепетируем. Начали!

Дороти начала играть роль, в которой Эстер предстояло выступать вечером, когда в комнату вошла их мать. Было видно, что в юности Грейс Бланд была очень хороша, но за годы лишений и невзгод красота ее заметно поблекла, в глазах постоянно была тревога, и это очень огорчало Дороти. Она очень хотела бы зарабатывать много денег, чтобы матери не надо было постоянно думать, как прокормить семью. Но сейчас их будущее благополучие зависело от Эстер, и не имело никакого значения, кто из членов семьи принесет его, если только оно действительно наступит.

— Мама, мы с Эстер репетируем, — сказала Дороти.

— Очень хорошо, дорогая. Она должна быть на высоте. Я помню свою первую роль. О, это было сто лет назад, но я помню, что едва не умерла от страха тогда.

— Как я сейчас, — жестко сказала Эстер.

— Не обращай внимания. Это часть твоей жизни. Когда ты доиграешь спектакль до конца, и публика будет тебе аплодировать, ты забудешь все свои страхи. И тогда ты скажешь себе: «Я создана для сцены. Эта жизнь для меня».

— Ты так говорила, мама? — спросила Дороти.

— Да. И никогда не жалела об этом.

Было ли это правдой, подумала Дороти. Вспоминала ли она когда-нибудь, на протяжении всех этих трудных лет, о доме своего отца, приходского священника, где могла быть совсем другая жизнь, чем та, ради которой она его покинула? Может быть, и в отцовском доме жизнь была бы небогатой, потому что приходские священники нередко бывают бедны.

Грейс часто вспоминала и свое детство, и жизнь в маленькой уэльской деревушке, и трех девочек — себя и своих сестер, — решивших, что деревенская жизнь не для них, и отправившихся искать славы и удачи на театральной сцене.

— Как вы понимаете, наш отец был в ужасе, — говорила Грейс дочерям. — Он называл нас «бродячими комедиантами», но нас это не трогало. Он сказал, что, если мы выбрали сцену, то должны сами о себе заботиться, и мы заботились.

Они были храбрыми — решила Дороти — три деревенские девочки, приехавшие в Лондон попытать счастья на театральных подмостках, и они добились успеха. Правда, тетя Бланш, устав от театра, вернулась в Уэльс, вышла замуж и поселилась в деревне Трелетин, но две другие продолжали играть. Тетя Мэри часто выступала в Лондоне, а их собственная мама не бросила сцену даже тогда, когда растила детей.

И теперь, оказавшись в нищете, без средств к существованию, они снова думают о сцене и связывают свои надежды с Эстер, потому что им не хватает тех денег, которые она и Дороти зарабатывают в шляпной мастерской, и им нужна другая работа. И вот теперь, когда мистер Райдер согласился устроить для Эстер дебют, потому что она была маминой дочкой, конечно, они должны надеться на нее.

Грейс сказала:

— Дороти, пойди и приведи себя в порядок. Что, если зайдет мистер Райдер? А теперь, Эстер, я хотела бы повторить с тобой твою роль.

Грейс внимательно смотрела на свою дочь. У нее есть талант, думала она, и это уже кое-что, к тому же она молода, а публика любит молодых актеров... только великим актерам позволено стареть, а великие актеры большая редкость. Она слышала, как Дороти смеется с мальчиками. Они прыгали но лестнице, и Дороти кричала, что может спрыгнуть с самой высокой ступеньки. Грейс снисходительно улыбнулась. Дороти была настоящим сорванцом, совсем не такая серьезная, как Эстер. Удивительно, как легко она переносила все лишения. И совсем не потому, что она не любила своих близких — она готова была отдать им все, что зарабатывала, до последнего пенни — просто она не допускала мысли, что у них не все в порядке. Может быть, это и к лучшему.