— Миша, ну а ты тоже… — Юрий Аронович повернулся ко мне. — Ну… как-то похитрее, что ли, надо быть! Видишь же, что времени нет у соперника, — ну так потяни, обозначь. (Встань у углового флажка и стой, закрой мяч корпусом… а не лезь на «обострение». — Прим. ред.) Эх, подошел бы я минуту назад, я бы подсказал, обратил внимание… А теперь вы уже закончили и расписались…
Довольный Марик меж тем, явно без тени раскаяния на челе, скрылся за широкой маминой юбкой. Нет, ну а что я мог ему сказать? Только если повторить вслед за великим спартаковцем Игорем Нетто: «Гола не было»?..
Дальше было еще хуже. С конца января мы на уроках труда принялись готовить мамам подарки на Восьмое марта. Что характерно — изготовить что-нибудь папам на двадцать третье февраля предложено не было. Конечно, в чем-то отдает харрасментом и дискриминацией по гендерному признаку. Но с другой стороны, если вдуматься — к третьему-то классу у кого-то уже никакого папы и нет. Да, такова жизнь. Или есть, но приходящий, а на постоянной основе — «дядя». А то и «дяди» нету. Или же, наоборот, как у Василия Нешишкина из параллельного «Б» — сразу много, и каждый норовит применить суровые, сугубо отцовские такие методы воспитания… В общем, было принято решение готовить подарки сразу мамам. Ольга Дмитриевна принесла нам специальный каталог по рукоделию мягких игрушек, мы изучили его, и каждый выбрал себе в соответствии с приобретенным к десяти годам художественным вкусом и стереотипом.
Спартаковец выбрал лягушонка. Будь это в наше время, конечно, я выбрал бы свинью, подходящий симпатичный вариант имелся. Но в те далекие дни слово это в применении к «Спартаку» считалось еще безусловно ругательным. И высшим шиком и проявлением ратной доблести со стороны оппонентов было под покровом темноты перерисовать наш исконный ромбик в поросячий пятачок. Или надписать наискосок — мя<C>о. Ну, надо же было этим странным людям хоть как-то и иногда напоминать о своем существовании. Мы не в обиде.
И работа закипела. Мордочку пучеглазого земноводного я воплотил довольно быстро, постаравшись придать ей светлые черты своего недавнего обидчика Голдовского. Это оказалось не сложно. А вот дальше и ниже по корпусу — застопорилось. Все дело было в том, что отец, такой рукомесленный во всех прочих технических сферах, совершил очевидный «кикс» в сугубо женской области кройки и шиться. В результате чего выдал мне попросту кусок старой хлопчатобумажной простыни. Материала, как вы понимаете, надежного — но для конструирования мелких деталей типа лапок и хвостов абсолютно неподходящего. Раз пятнадцать, а может, и все двадцать я старательно выкраивал ножки и ручки с перепонками — и всякий раз конечности самым бессовестным и беспощадным образом «сыпались» у меня буквально по ниточке.
Я погрузился в отчаянье. Никогда, ни раньше, ни позже, зима не проходила так быстро. За окном уже звенела первая капель, вечером в «Прогнозе погоды» сулили «днем до плюс одного!», и другие мальчики и девочки уже громоздили на партах целые мягкие многофигурные композиции. Уроков труда я ждал теперь с большим ужасом, нежели ненавистной «пеши». Но вынесенный в заглавие характер уже не позволял, фигурально выражаясь, «дать по тапкам», и я вырезал и пытался сшить лапки снова и снова. Несся вперед, как всадник без головы. Вернее — именно что с одной-единственной головой.
Безмерно осложнял ситуацию еще и факт того, что как будто бы что-то случилось после Нового года с нашей голубушкой Ольгой Дмитриевной. Голубушка сделалась нервной и раздражительной и даже стала повышать на нас голос по поводу и без. Может, сказались уже и полгода на ниве народного образования, а может, и какие иные события. Может, и Полина Алексеевна прежняя — изначально-то ласковая была? Мне бы подойти, доложить, так и так, может, и какого иного зверя для изготовления попросить — да не хотелось лишний раз гневить педагога. Мало ли что… сам же выбирал, в конце-то концов.
Наступил последний перед праздниками урок. Своеобразный овертайм и дополнительное время, когда, сняв вратаря и выставив «шестого полевого», еще можно как-то спастись. Но спасения не было. Я в очередной раз закроил лапу, попутно размышляя, как лучше поступить: сперва разрыдаться в бессилии или сразу заколоться этой чертовой иголкой? И тогда пристально наблюдавший за моими муками Олег Юрьевич вдруг сказал:
— Ну чего ты маешься? На вот, я тебе тряпку принес, мать дала… Я ей-то не сказал, зачем, так типа, просто что для труда… без восьмое марта. Сошьешь слона, как у меня, и ладно. Не идти же совсем без подарка…
Я посмотрел. Слон в исполнении Олег Юрьевича не особо порадовал бы взыскательных зрителей. Ну, понятное дело — пошив слонов не есть умение «первой руки» для будущего «дальнобоя», это же не кабину завалить или дизель запустить на морозе. Разве что чехол модный на сиденье себе пошить, вот единственный вариант. А вот материал был отличный, тянущийся такой, типа «стретч», сшивать удобно, и с одной стороны такой блестящий.
— Давай, — сказал я. — Спасибо.
— Ага, ну чего там, да ладно… на вот, выкройка эта…
Нет, я допускаю, что все предыдущие действия теоретически мог совершить и болельщик иного клуба. Пусть и очень редкий, исключительно продвинутый и благородный — но мог. Ладно. Но вот следующий, без сомнения, Поступок — только спартаковец. Только он.
Только истинный красно-белый мог стремительно вырезать две ОДИНАКОВЫЕ половинки слона. Не особо симметричные, стало быть. Ну то есть после состыковки с левого боку слон был бы красивый, блестящий, а с правого — понуро-изнаночный. Ну или наоборот, что в данном случае уже неважно. На большое скромного кусочка тряпки, естественно, не хватало, только на хобот и живот.
— М-да, — только и выговорил Олег Юрьевич, от неожиданности и сочувствия заикнувшийся даже больше обычного. — Ппп-п-поторопился т-тты, кк-кажется…
«Поторопился», да. Но делать было нечего, уже звенел звонок, и я понуро поплелся к Ольге Дмитриевне: так, мол, и так… слон… Та, вздохнув, поглядела на художество — и взяла в руки нитку с иглой.
Нет, ну, кстати, ничего в итоге получилось. Не сильно хуже остальных. Даже в чем-то интригующе. Ведь главное — это продемонстрировать характер и несгибаемую волю к Победе. И игру. А результат придет.
А с голубушкой Ольгой Дмитриевной все разъяснилось к маю, когда заметно уже округлился животик под третьим номером. А может, уже и четвертым. А к нашему из начальной школы «выпускному» — и фамилией другой начала нам в дневниках расписываться. Была, значит, Колосова — а сделалась отныне Клубникина. Ну, все понятно: натворили, значит, делов-то с гражданином Клубникиным под Новый год, оливье да «Голубой огонек»… а в загс, небось, указанный гражданин не спешил, нервы, значит, голубушке потрепал. Тут до наших ли слонов с лягушатами, понятное дело.
Но хорошо, что все в конце концов счастливо образовалось. На самые сложные вопросы всегда есть довольно простые ответы. Что в жизни, что в футболе. Нужно лишь постараться добраться до них.
Поэтому главное — это Характер.
Тасик
Тасик живет в нашем доме, в первом подъезде. Я уже писал, у нас в доме мало детей, так что я знаю всех. Мы с Шакурновым, Дрон, Мишка Бодров с первого этажа, Электроник и младший Симыч из третьего, Симыч-старший из четвертого — вот, пожалуй, и все. Девчонок я не считаю, естественно. Ну и Тасик, само собой. Вообще он Виталий, но мать ласково зовет его «Витасик», «Тасик», и мы тоже зовем его так. Вернее, как сказать «зовем». Он на три года старше, в силу чего вряд ли догадывается, скажем, о нашем с Шакурновым существовании. А если и догадывается, то едва ли придает этому факту хоть сколько-нибудь важное значение!
Чем знаменит Тасик? Разумный вопрос. Да много чем. Хотя бы тем, что зимой при большом стечении школьной публики отлупил самого настоящего десятиклассника. Тасик здоровый. Не то чтобы очень высокий (хотя он высокий, конечно) — но еще и именно что «здоровый». Ну хорошо, хорошо — пусть не «отлупил», а…