Там значительно меньше народа

И слабей потребительский зуд.

В ноябре там такая погода,

Что туристов туда не везут.

Там лепнина опасно провисла

На фасадах, что целы пока.

Там о поисках цели и смысла

Говорят у пивного ларька.

Там никто не умеет с разбега

Проворачивать быстро дела,

Но два шага всегда до ночлега

И рукою подать до стола.

Там Раскольников рубит старушку,

Подбирается к сфинксам вода,

Там палят из полуденной пушки…

Я уеду, уеду туда –

Прямо в Питер, навстречу простуде,

Чтоб иного хлебнуть бытия…

Там не все ещё «выбились в люди»,

Там остались такие, как я.

25 октября 2005

Есть женщины пород декоративных.

Их не волнуют страсти и карьера.

Они выходят славно на картинах,

Они в любых приятны интерьерах.

Они всегда подстрижены, завиты.

Капризно масло слизывают с булки.

Заводят их для скрашиванья быта

И хвастают их статью на прогулке.

Есть женщины – бойцовые собаки.

У них свои, особые повадки.

Они считают: счастье стоит драки,

И не разжать зубов их мёртвой хватки.

Есть женщины охотничьей породы.

Их жизнь – чутьё, погоня и добыча.

Они умны, азартны от природы,

И поводок мешает им обычно.

Есть женщины – собаки ездовые.

Они везут всех чад и домочадцев,

Всегда в упряжке, вечно чуть живые

(Никак не удаётся отоспаться).

Какая это пошлость, грусть и скука –

То выть, то грызть друг друга век за веком.

А я, хотя и чувствую, что сука,

Всё пробую

остаться

человеком...

7 декабря 2005

                Николаю Римму

Прервав к утру аплодисменты тел,

Позавтракай с подружкою в пельменной.

Прощай, Малыш! Твой Карлсон улетел.

Но кто-нибудь вернётся непременно.

Возможно, это будет Шапокляк,

А если повезёт, то Чебурашка.

Пока же отдыхай: ступай приляг

В постели, развороченной вчерашним.

Нащупай под подушкой пистолет,

Игрушечный, но всё-таки защита:

А вдруг из шкафа выпрыгнет скелет

Влюблённости, давно тобой убитой?

Не хочешь? Ну, тогда и не ходи.

А в церкви потолок высок и сводчат.

И ты сидишь в песочнице один

И водку пьёшь из детского совочка.

28 мая 2006

Пусть я ёжик… такой предзимний.

И в тумане. Опять в тумане.

У меня на иголках иней.

И на лапках – по свежей ране.

Ёж – ура! – не предмет охоты.

Это славно – не быть предметом.

Знаю средство от грусти – хохот.

Но зимой тяжелей, чем летом.

Летом как-то бодрей и бойче.

На траве. А сейчас сугробы.

А сейчас я свернусь в клубочек,

И дотронься тогда, попробуй!

Не колоться? Не в этой жизни.

Сила духа таится в теле.

На иголках моих ежиных

Сохнет вражеский эпителий.

Не колоться – себе дороже.

И не стройте воздушных замков.

Вот такой я предзимний ёжик.

И в душе я –

противотанков.

25 сентября 2006

Совсем не ласков, а в чём-то дик,

Он жил, не делая ближним зла.

Пригрел змею на своей груди.

Куда деваться, раз приползла?

Сама ведь кинулась – не на свист.

К нему пришла, не к кому-нибудь.

Он ей позволил себя обвить,

Он просто принял её на грудь.

Он – змееносец. Она змея.

Он очень нежно её несёт.

Опасно жало, смертелен яд.

Но кто сказал, что их пустят в ход?

Бог ношу каждому дал свою,

И каждый нянчится со своей.

Вот он – пригрел на груди змею…

А больше негде согреться ей…

25 декабря 2006

В рот набрав воды, беды, ни гу-гу, молчок:

в немоте авось уснёт, что ещё не спит.

Так тебе сказал, велел длиннорогий чёрт.

А зачем, зачем ты пил из его копыт?

Замедляй теперь намеренно крови ток,

усмиряй теперь старательно пульса бой.

У тебя шесток за печкой. Цени шесток.

Ты сверчок-молчок, нельзя, мне нельзя с тобой.

У тебя – ты помнишь? – скрипка была в руке.

Ты учился – помнишь? – ловле снежинок ртом…

И молчишь как рыба, пробуя стать никем –

для меня – сначала, просто никем – потом.

12 ноября 2007

Да как же – «нет»? Может, только она и есть.

Вцепилась крепко, словно щенок овчарки,

в изнанку вгрызлась, вывернув, как перчатки,

двенадцать чувств – если верить, что их по шесть.

С изнанки боль – вот тебе её сучья суть.

Уже рецепторы сходят с ума, отчаясь:

духи меняют запах в теченье часа,

а губы – вкус. Но про это забудь. Забудь.

Такая пропасть, мой бедный, лежит у ног,

что обзывай её хоть «чума», хоть «похоть»,

но сердце жмёт – совсем ни вздохнуть, ни охнуть,

когда на выселках судеб скулит щенок.

Её-то нет? На рекламных – на всех – щитах

читаешь надпись – странную, кроме шуток –

шестнадцать знаков: «Больше я не могу так».

И бомба в горле стучит и стучит: «Тик-так».

10 сентября 2008

Мой друг, с которым мы делили

чего и не было у вас,

уходит в темень, ночь и ливень

туда, где рябчик, ананас,

пятно тепла под абажуром…

И я останусь здесь одна –

в стране пожизненных дежурных

стоять бесцельно у окна.

Мой друг закутан и замотан,

чтоб не побиться о края.

Тариф «Ребёнок под присмотром»

приобрела ему семья.

А я – ребёнок без присмотра:

меня не ищут, не зовут.

В пустом дворе гуляют мётлы,

сгребая мёртвую листву.

Всё глуше ночь, и город тише.

Мой друг давно сидит в тепле.

Но клён вопрос ему напишет

куриной лапой на стекле:

а вдруг без рук моих горячих,

запретных рук, бессонных глаз,

взлетит с его тарелки рябчик

и будет зелен ананас…

9 октября 2008

В твоём шкафу – солений баночки.

И ты, конечно, муравей.

Ну, а она, конечно, бабочка –

пестрее всех и всех живей.