— У нас всегда открыто.

— И что же?

— Стейк.

— И на обед?

— И на обед стейк.

— Но для меня же нашелся сандвич.

— Мы продаем готовые обеды, которые можно взять с собой, поэтому вы и получили сандвич. А так это солонина с горчицей, крепкий чай и возбуждающие таблетки.

— Таблетки? — ужаснулась Роуана.

— Послушайте, мисс Редланд, мы не продаем никаких таблеток и не одобряем их продажу, но мы знаем, что они существуют и оказывают некий эффект, поэтому у нас такой крепкий чай и кофе и горчицы мы не жалеем. Мы стараемся помочь водителям.

— Зачем им это? Я хочу спросить, зачем им возбуждающие средства?

— Слишком большая конкуренция, мисс. Грузы должны доставляться в кратчайшие сроки. — Опекун пожал плечами, как бы не понимая, чему она удивляется. — Дальнобойщики — крутые парни, и в жизни им приходится несладко, да и в нашем заведении тоже, ха-ха, не подают сладостей.

От его разъяснений глаза у Роуаны снова наполнились слезами. Грубая действительность, о которой ей толковал Джонатан Саксби, безжалостно разбивала ее мечту о маленьком уютном кафе, где элегантные дамы, неспешно стягивая длинные белые перчатки, размышляют, чаю какого сорта им отведать сегодня, и где, конечно, посетителям не предложат ужасного пойла, подслащенного грязно-серым сахаром.

Джонатан делал самокрутку: растерев табак в своих больших ладонях, ссыпал его в бумажку, свернул, прошелся по ней языком. Роуана, чувствуя разгорающуюся внутри ненависть, сквозь слезы наблюдала, как он производит эти допотопные операции. Он не находил ничего плохого или неправильного в этом ужасном заведении, а в ней, Роуане, находил! Что толку рассказывать ему, как они с подружками каждый обеденный перерыв мечтали о своем собственном кафе? Он бы все равно не понял. Этот бессердечный, черствый человек был сделан из того же оцинкованного железа, что и «Мальчик-с-пальчик».

Саксби зажег папиросу и, ладонью прикрывая огонек от ветра, вдруг протянул ее Роуане.

— Я не… — От удивления она даже не смогла закончить фразу, ибо, взглянув в его глаза, прочитала в них сочувствие. Впрочем, ей могло и показаться. Пожав плечами, Джонатан закурил сам.

— Кстати, хотел вам сказать… — Он не договорил, потому что с улицы послышался шум мотора. У кафе остановился трейлер. — Черт побери! Барни-то уже уехал обратно в поле!

— В поле?

— Вообще-то он рубит тростник, а здесь работает в свободное время, оказывая мне, то есть вам, небольшую услугу.

— И его нельзя вернуть?

— Не говорите глупостей. Как я его вам верну?

— Но мне показалось…

— Лучше будет, если вы сейчас покажетесь вон там. — Он указал за дверь. — Спросите, чего они хотят.

— Я?

— Это ваша закусочная, правда?

— Да, но… но зачем спрашивать, и так ясно, что бифштекс.

— А считать вы умеете?

— Умею, конечно.

— Тогда пойдите и сосчитайте стейки.

Она вышла и ужаснулась: по меньшей мере двенадцать трейлеров стояли у кафе. Один из приехавших, улыбаясь, объяснил, что водителей всего пятеро, остальные — сезонные грузчики, хотя они, возможно, тоже проголодались.

— Стейк? — спросила Роуана и почувствовала всю ненужность вопроса.

Дальнобойщикам нечасто доводилось видеть женщин во время рейса, поэтому все были настроены дружелюбно и сами сосчитали, сколько нужно бифштексов.

— Шестнадцать, мисс. И десять сандвичей с собой.

Она кивнула и пошла обратно в кухню.

— Шестнадцать и…

— Я слышал. Делайте сандвичи — все найдете на столе. Не жалейте горчицы.

Роуана делала пятый сандвич, когда Джонатан сказал, что пора подавать бифштексы. Она отнесла несколько порций, вернулась за новыми, потом еще и еще. Затем настала очередь бутербродов с маслом и ужасного чая…

Заплатили ей больше, чем за неделю работы в офисе. Роуана посмотрела, как мужчины отъезжают, и помахала им на прощанье рукой.

— Идите сюда, — донесся из кухни голос опекуна, — съешьте стейк.

— Нет, спасибо.

— Да вам тут ничего не нравится — ни место, ни еда. Ну а я поем, если вы не возражаете. — Он пододвинул к себе большую тарелку и аппетитно задвигал челюстями.

Некоторое время Роуана молча наблюдала, как он ест, но потом не выдержала:

— Я передумала.

— Ну то-то же. Бросайте стейк на решетку.

Взяв в холодильнике один бифштекс, она робко подошла к плите. От нее исходил невыносимый жар, и, пока бифштекс готовился, Роуана словно поджаривалась вместе с ним. Когда стейк был готов, она шлепнула его на огромную тарелку — одну из тех, что не бьются при падении на асфальт, — и уселась напротив Джонатана.

— Ну что, — полюбопытствовал он, — не холодно? Как стейк?

— Вкусно, — откусив кусочек, призналась Роуана. Однако после всех переживаний есть она не могла — слишком устала.

Заметив, что девушка отодвинула тарелку в сторону, опекун спросил:

— Притомились?

— Да уж. — Сейчас Роуана думала о том, что может находиться за кухней и есть ли там кровать.

— Нет, там ничего нет, — заявил Джонатан, по закрывающимся глазам Роуаны без труда угадав ее мысли.

— А где же спал дядя Том?

— У меня. То есть когда он не работал. Я вам говорил, у нас всегда открыто. Но если ему нужно было выспаться, он уходил в Наргано.

— Это ваш дом?

— Да.

— А что означает это слово?

— Красный.

— Наверно, красный рассвет или красный закат?

— Нет. — Он опять закурил.

— Красный огонек папиросы? Красный бифштекс?

Он засмеялся:

— У вас еще есть силы шутить? Берите вещи и пошли.

— Но я не могу остановиться у вас.

— Почему?

— Потому. — Роуана густо покраснела. «Наверно, я стала похожа на Наргано, и этот мистер Саксби считает меня полной дурой», — пронеслось у нее в голове.

— Во-первых, что за глупости, мисс Редланд? — Он неодобрительно покачал головой. — Во-вторых, вам следует быть проще. В-третьих, я собираюсь поручить вас своей домоправительнице. Согласны?

— А тут кто останется?

— Скоро вернется Барни.

Минутное размышление далось Роуане с чрезвычайным трудом.

— Хорошо, — наконец сдалась она, — но только на одну ночь.

— А кто вам предлагает дольше? — презрительно усмехнулся опекун. Сложив грязные тарелки в большую раковину, он плеснул на них горячей водой и так оставил. Потом кивнул в сторону двери и вышел. Поколебавшись, Роуана последовала за ним.

Вывеска кафе ярко светилась разноцветными буквами, но, стоило им удалиться на несколько метров, их обступила непроглядная тьма.

— А почему фонари не горят? — удивилась Роуана.

— Это шоссе, а не центральная улица.

— А где центральная улица?

— Нигде.

— Но должна ведь в городе быть какая-нибудь улица?

— Здесь нет города.

— Ну, поселок, деревня… что-нибудь.

— Говорю вам: ничего здесь нет. Укромный Уголок — это просто точка на трассе…

Роуана уже смирилась с тем, что кафе дяди Томаса находится немного на отшибе, но чтобы вот так — совсем ничего…

— …и теперь, когда «Мальчик-с-пальчик» — ваш, вы должны понимать, как выгодно иметь рядом шоссе, — продолжал Джонатан, — но он ваш до тех пор, пока…

— Мне все отлично известно, мистер Саксби, — не очень вежливо прервала его Роуана. — Я только хочу спросить: вы что — издеваетесь?

— Ничуть. С чего вы взяли? — удивился он. — В другом месте не имело смысла открывать кафе.

— Например, кафе открываются в больших магазинах.

— Но только не такие.

— Вы правы, к сожалению, — с горечью произнесла Роуана.

Они подошли к микроавтобусу. Джонатан сел за руль, Роуана рядом.

— Ну а вы-то что тут, у черта на куличках, делаете в свободное от бифштексов время? — спросила она, когда они тронулись в путь.

— Я могу рубить тростник, заготавливать древесину — и еще много чего умею делать. — В голосе Джонатана звучала гордость за его плодородный Куинсленд.

— Смотрите! — вдруг вскрикнула Роуана. — Пожар!

В поле, недалеко от дороги, по которой они ехали, пылал огромный костер — рыжие языки пламени жадно лизали ночную тьму, чуть-чуть не доставая до неба.