— Села в трамвай и даже рукой на прощание не махнула!
На мгновение потемнело, будто солнце скрылось за тучу.
Из окна полетела пыль. Голос слышался из этой пыли.
— Вскочила на сорок четвертый и забыла даже, как зовут нашего друга!
— Нет, неправда! — простонал Арнольд. — Не говорите так, Йолан Злюка–Пылюка!
Да, это была она, Йолан Злюка–Пылюка. Она взлетала от падения шторок, вылетала из глубины ящиков, из лоскутьев и обрезков в шкатулках для рукоделия, из вытряхиваемых тряпок, ковров, взметалась от хлопанья дверей, скрипела в ржавых замках, летела, приносимая сквозняками. Летела, летела вместе с пылью. Ибо сама она была пылью. Иногда в облаке пыли вырисовывался ее насмешливый профиль, мелькала линия искривленного рта, вяло повисший локон, сверкал острый взгляд. Или ничего не было видно, только слышался трескучий голос.
— Распрекрасная малютка Аги бросила Арнольку в клозете! В клозете–мазете!
— Не желаю этого слушать! — Росита Омлетас охотно зажала бы уши.
— Но ведь это неправда! В умывальнике… около крана…
— Где я на тебя и наткнулась, — прервала Чиму. — Нашла и принесла домой.
— Главный выигрыш! — казалось, прыснула пыль — это фыркнула Йолан. — Арнолька и в самом деле главный выигрыш! Весь разваливается…
— Послушайте! Не смейте называть меня Арнолькой! — Голос его прервался, в Арнольда вонзилась игла.
Мать всадила иглу в Арнольда. А сама бросилась к окошку.
— Где теперь найдешь человека, который починит нам шторку?! — Она рванула окно на себя. Шторка сползла еще ниже.
В саду под верандой на корточках сидел мальчик.
— Чиму когда выйдет?
— Послушай, Крючок!..
Чиму прошмыгнула мимо матери. Вмиг очутилась на перилах веранды. Прыжок — и она уже в саду.
— Чиму! Тебе кто разрешил?
Далекий смех.
Мама оторвала взгляд от шторки. Повернулась спиной к окну.
— Выброшу, — пробормотала она, покосившись на Арнольда. — Выкину этого…
— Вас выкинут, друг мой! — Йолан Злюка–Пылюка взлетела над Арнольдом. — Вы молиться умеете? Может, молитву китоловов знаете? Ведь вы утверждали, что были китоловом. Или я ошиблась?
Арнольд закрыл глаза. Он не смел пошевельнуться. Да и при всем желании не смог бы из–за этой кошмарной иглы…
Мать постояла у окна. Потом медленно побрела по комнате. Прошла мимо стола. Еще несколько шагов, и в это время…
Кто–то быстро влезает в окно, чуть ли не протискиваясь между рейками шторки.
«Уж не малютка ли Аги? Ну конечно, Аги! Ведь она всегда чувствовала, когда мне грозила опасность! Вообще–то ей давно следовало поискать меня. Теперь мы наконец–то пойдем домой. О, Аги, моя дорогая маленькая подружка!»
— Ты что стонешь? — Чиму с сердитым, оскорбленным видом нагнулась над ним. — О какой еще Аги пищишь?
— Вот этот? — Рядом с Чиму возникло лицо мальчишки. — Ты так и нашла его? С иглой в заду?
— Я попросил бы вас!
— Нет, конечно! Что ты выдумываешь, Крючок?! Это мама взялась его починить. — Схватив Арнольда, она подбежала к окну и встала там на солнышке, подбрасывая его в воздух. — А зовут его Куку.
— Ничего подобного! Меня зовут Арнольдом. А полное имя Арнольд Паскаль.
— Его зовут Куку. Мама обещала скрепить его проволокой.
Чиму высоко подняла озаренного солнцем Арнольда.
Потом отнесла его обратно и небрежно бросила на диван рядом с Роситой Омлетас.
— Целую ручки! — приветствовал Роситу Арнольд, растянувшись на диване.
— Рада вас видеть. Я уж думала, что вы больше никогда не вернетесь.
— Это легко могло случиться, — проговорила из витающей в воздухе комнатной пыли Йолан. — Во всяком случае, на этот раз наш друг выкрутился. — Она умолкла. А потом, посмеиваясь и пофыркивая, насмешливо добавила: — Он неплохо выглядит с этой иглой в заду!
— Послушайте, Йолан! — Арнольд хотел было приподняться с дивана.
— Не обращайте на нее внимания! — сказала испанская танцовщица.
— Вы правы.
Арнольд снова опрокинулся на диван.
А Йолан Злюка–Пылюка все кружилась и кружилась в пыли.
— Я только хочу вас предупредить, милая Росита, что нашего Арнольку теперь зовут Куку.
— Ничего подобного!
— Не дрыгайте ногами, друг мой! Куку, правда, звучит не так аристократично, как Арнольд, но для того, кого бросили в клозете…
— Вовсе не в клозете! И меня не бросили! Допускаю, что меня забыли, но малютка Аги… — Голос его смягчился. — Если бы вы знали, что я для нее значил!
Росита Омлетас хотела что–то сказать, но Злюка–Пылюка перебила:
— Да, это в самом деле интересно! В особенности после того, что произошло!
Арнольд–китолов. Что принесет завтрашний день?
Лежа в полуобморочном состоянии на диване, одурманенный его невыносимым запахом, Арнольд заговорил:
— Два кресла, стоящие друг против друга. В первом сидит Аги, во втором я. Мы прекрасно поместились бы и в одном. Она сидела бы в кресле, я — на подлокотнике. Но сейчас Аги не разрешила мне сесть рядом.
«Нет, Арнольд, об этом не может быть и речи! У меня жуткий насморк. Ты можешь заразиться».
И она тут же зачихала. В бумажные носовые платки. Раз, другой, третий. Много раз подряд. Какое–то серийное чихание. Ну и насморк!
На расплывшемся лице красный, измученный, набухший нос. Глаза опухшие, уши больные. Аги никого не желала видеть, кроме меня. Ночами я сидел у ее постели. Лихорадка на всех парусах неслась по морю насморка.
— Арнолька, да вы настоящий поэт!
(Замечание Йолан Злюки–Пылюки.)
— А эти утра! Стылые, мрачные утра! В кресле закутанная Аги, взгляду нее тусклый, затуманенный. А напротив нее я, как об этом уже упоминалось.
— Ах, уже упоминалось!
(Замечание Йолан Злюки–Пылюки.)
— Между нами синяя бутылка с содовой водой. Не зеленая и не белая. Синяя. Бутылка возникла во сне моей подружки, как само море. Утром она рассказала об этом маме. Мама обратилась к папе, доктору киноведения:
«Иштван, придется раздобыть синюю бутылку с содовой».
Лицо папы омрачилось.
«Последний раз я видел такую бутылку у своего дедушки».
Но на поиски синей бутылки он все–таки отправился. Домой вернулся очень усталый. Зато с синей бутылкой. Поставил ее перед Аги.
«Ты не стесняйся, рассказывай обо всем, что тебе еще приснится! Рассказывай, рассказывай! Должен же я знать, что тебе еще понадобится, что надо будет еще искать. Одноухого кенгуру? Медвежонка из берлоги? Не стесняйся, не стесняйся, я весь внимание! И сейчас же отправляюсь на поиски!»
Во всяком случае, синяя бутылка стояла перед Аги. Некоторое время мы разглядывали ее.
«Совсем как море», — кивнула Аги.
Я поправил ее с легким укором:
«Не как море, а настоящее море!»
Из глубины моря поднимались пузырьки. Море дышало. Пузырьки выскакивали один из другого. И летели вверх. Спутанные, переплетающиеся морские растения. В глубине ракушки. Темные, почерневшие ракушки.
«Обломки корабля». — Аги склонилась над морем.
В глубине моря, опрокинувшись набок, лежал корабль. Весь он порос мхом, настоящую бороду отрастил. На его палубе кружились рыбы, кишели вокруг поваленной грот–мачты. Проплывали под ней и над ней. Чувствовали себя совсем как дома.
«Пиратское судно», — сказала Аги.
«Не думаю. Скорее, оно служило для перевозки оружия. Оружия, денег и всяких сокровищ. А пираты напали на него».
«И унесли с собой сокровища?»
«Несколько сундуков, вероятно, осталось. Пираты спешили. Боялись ответного нападения. И вообще, таков пиратский обычай: они всегда оставляют на корабле один сундук с сокровищами. Это неписаный закон. Иначе корабль всплывет из своей морской могилы и увяжется за ними. Будет возникать из тумана, из ветра, из бури и вечно следовать за ними, как корабль–призрак».