— Не думаю, что можно было бы сшить лучше.

— И не надо! — болтал ногами в воздухе Арнольд. — Меня это совершенно устраивает. Только, пожалуйста, не трясите меня так! Что вы мной машете, будто я флаг или знамя!

— Флаг! — захлопала в ладоши Чиму. — Вывесим его из окна!

— Этот скелет в лохмотьях?

— Но–но! — запротестовал Арнольд. — Вы, пожалуй, употребили слишком сильное выражение. Несомненно, сударыня, я вам благодарен, но все же называть меня скелетом в лохмотьях…

Мать раскачивала Арнольда, держа его вверх тормашками. Она улыбалась, словно неожиданно наткнулась на старую игрушку.

— Очень мил. И раз уж я с ним столько возилась…

— И даже слишком много, — вмешалась Йолан Злюка–Пылюка.

— …то пусть он посидит немного на диване.

И она усадила его рядом с Роситой Омлетас.

— Арнольд, — шепнула танцовщица. — Мне кажется, вы родились под счастливой звездой! Теперь я верю даже в театр–ревю!

— Я залатала его вполне прилично. — Улыбка исчезла с маминого лица. — Разумеется, постольку–поскольку…

Йолан Злюка–Пылюка повторила:

— Постольку–поскольку! Арнольку постольку–поскольку скрепили. Постольку–поскольку его можно посадить к столу. Но хвастаться тут нечем. Его лучше спрятать под диванную подушку. Арнолька ведь постольку–поскольку Арнолька…

Арнольд оборвал ее болтовню с небрежным высокомерием:

— Знаете что, Йолан? Я ведь вас не слушаю. У меня в одно ухо вошло, из другого вышло.

— Скажите пожалуйста! Мне бы только хотелось узнать, где у вас вообще уши? По–моему, у вас их и не было, либо они от времени…

— Ну, полно, оставьте! — умоляла Росита Омлетас. — Прошу вас, прекратите! — И — после паузы — очень тихим, просительным голоском: — Расскажите что–нибудь, Арнольд!

— Да, это не помешает, — кивнула Чиму с другой стороны стола.

— Что ты сказала? — спросила мама. — И вообще, с кем ты разговариваешь?

— «С кем»! «С кем»! — отмахнулась Чиму.

У окна появился Крючок. Подал какой–то знак, крикнул:

— Чиму! Чиму!

Чиму через стол наклонилась к Арнольду.

А он, казалось, собирался закурить сигару. Да, да, сначала ароматная сигара после хорошего завтрака, а потом можно и начинать.

— День рождения!

— Хорошее название!

— Хорошее название? Вы сказали, милая Росита, что это хорошее название?

— Для музыкальной пьесы. Которую покажут в театре–ревю Арнольда. Какие роли! Ну, а главную женскую роль…

— Она будет принадлежать Аги. Малютке Аги.

— Аги… Малютке Аги! — Голос Роситы прозвучал глухо, разочарованно. — Опять эта Аги! Вечно эта Аги!

Росита Омлетас чувствовала, что снова попала в ловушку. «Если Арнольд когда–нибудь и встанет на ноги (постольку–поскольку!), то снова появится эта Аги! Вечно только она, только малютка Аги. Кажется, мне придется попытать счастья в другом месте. Так я никогда не попаду на сцену!»

— День рождения, — продолжал Арнольд. — Это был день рождения Аги. Ей исполнилось восемь лет. Восемь свечей на торте. И эти свечи нельзя было зажечь. Вы спрашиваете, милая Росита, почему?

— Кажется, я вообще ни о чем не спрашивала. (Подавитесь вы вашим тортом с восемью свечами!)

— Мы сидели вокруг стола с тортом. Аги, ее родители и ваш покорный слуга. Узкий семейный круг. Мы ждали, когда раздастся звонок. Но звонка не было. Где же гости? Куда запропастились гости?

Аги составила длинный список гостей: Ютка Кадар, Панни Флиц, Янчи Франк, Петер Панцел, Симат. Не забыла она и о сорок четвертом трамвае, который раньше был автобусом и, вероятно, когда–нибудь снова им станет… Но где они запропастились?

«Не прилип ли сорок четвертый к остановке?» — смеялась Аги.

Я сказал, что она смеялась. А между тем я понимал, что скоро… О, как я хорошо знал свою маленькую приятельницу! Не говоря уже о том, что, если она чего–то не могла добиться, у нее сразу начинался насморк и ужасно разбаливалась голова.

(«Хоть бы у нее голова лопнула! Лопнула и шлепнулась в торт! В самую середину, между свечками!»)

«Уж не случилось ли с ними чего?» — спросила большая Аги.

Доктор киноведения кивнул головой:

«Массовое бедствие. Все они сели на сорок четвертый, а в него врезался автобус».

Аги мечтательно произнесла:

«Такой же автобус, каким он хотел быть».

Мы стояли в передней. Да, да, мы вдруг очутились в передней.

Наверное, сейчас в подъезд заходят Ютка Кадар, Панни Флиц, Франк и остальные. Вот они бегут по лестнице. Сворачивают на ганг. Кто позвонит первым? И вот раздается звонок!

Но звонок не раздавался.

Мы переминались с ноги на ногу в передней, но звонок не звонил.

Доктор киноведения, заложив руки за спину, начал прогуливаться по ковру. Будто по садовой дорожке. Было даже боязно, казалось, он вот–вот скроется из наших глаз. Большая Аги спросила у него:

«Ты не думаешь, что надо позвонить по телефону?»

«Не думаю».

«Но, Иштван, все–таки…»

«Я звонить не буду».

На мгновение он повернулся к двери с таким гневом… Если бы в этот момент вошел кто–нибудь из званых гостей, он смазал бы ему как следует. Доктор киноведения пожал плечами. И продолжал прогулку по ковру.

Снова мы сидели в комнате вокруг торта.

Отец решительно сказал:

«Зажжем свечи!»

Мать со вздохом согласилась:

«Да, лучше сделать так!»

Аги опустила голову, казалось, хотела сама забраться в именинный торт, спрятаться между свечами.

Звонок.

«Вот и они!» — вскочила Аги.

В комнату впорхнула Ютка Кадар. Высокая девочка с блестящим каштановым шлемом волос. Ее лицо, глаза сияли. Она покружилась по комнате. Удивленно оглянулась:

«А где остальные?»

Ответа она не ждала. Подскочила к торту. Кончиком пальца коснулась одной свечи.

«Я пришла тебе сказать, что прийти не смогу».

Чиму вскочила. Перепрыгнула через перила балкона. И оказалась в саду. Подбежала к тому самому дереву, к тем самым ногам.

Загорелые, пыльные ноги, похожие на коричневые корни.

В ветвях мрачно ухмылялось лицо. Но ухмылка сразу исчезла, как только снизу послышалось:

— Вот что, Крючок! — Чиму подергала его за свисающие ноги в поношенных сандалиях. — Мне неважно, что ты не принесешь мне в подарок на день рождения вишню в шоколаде. И бананы мне не нужны, а апельсины еще меньше. Но если ты когда–нибудь пообещаешь прийти, а сам позабудешь об этом!..

А в комнате голос Роситы Омлетас:

— Милый Арнольд! Не продолжите ли свой рассказ? Раз уж вы начали…

— Милая Росита! Лучше я сделаю это, когда мы снова соберемся все вместе за столом.

В саду Крючок соскользнул с дерева. Шлепнулся на землю, как спелый плод. Прислонился к стволу дерева. Пораженно уставился на фигурку в белом платье, которая прыгала перед ним и сердито кричала:

— Тогда я и видеть тебя больше не пожелаю, Крючок! Даже носа в сад не показывай! — Чиму подскочила к мальчишке. Дернула его за нос. — Это тебе аванс!

Она вспрыгнула на решетчатые перильца и снова очутилась в комнате.

— А если бы ты упала с перил? — Мать сидела у стола выпрямившись, в странном оцепенении. — Что будет, если ты когда–нибудь свалишься с перил?

Чиму перелезла через стол. Тронула Арнольда за плечо.

— Ах. да! Я могу продолжать?

— Раз уж мы снова все вместе. (Росита Омлетас.)

— Я сгораю от любопытства! (Йолан Злюка–Пылюка.)

Арнольд подождал еще немножко. Сделал эффектную паузу.

— Ютка Кадар стояла посреди комнаты и говорила:

«Я пришла тебе сказать, что прийти не смогу».

В изумлении все молчали.

Палец Ютки витал над тортом, словно она хотела обмакнуть его в какую–то миску. Она то опускала палец совсем низко, то отдергивала его. А сама певуче говорила:

«Приехала Бежи из Дьёра. Мамина сестра, которая вышла замуж за почтальона из Дьёра. Я бы никогда не смогла выйти замуж за почтальона. А ты?»

Аги съежилась над тортом. Она не могла выдавить из себя ни слова. Ее отец, откинувшись на стуле, обеими руками массировал себе затылок. Мне это было хорошо знакомо. Когда у него начиналась головная боль, он всегда откидывался на стуле и начинал массаж. А теперь у него отчаянно болела голова.