Роджерс обосновался в просторном особняке на противоположном конце Джорджтауна. Дом был явно новый, но стилизованный под архитектуру начала девятнадцатого века. Дверь открыла прислуга. Ожидая хозяина в холле у входа, Притворщик осмотрелся. Чопорное и холодное снаружи, жилище адвоката и внутри производило такое же впечатление, больше всего напоминая музей.

Закинув ногу на ногу, Джарод устроился на диване, обитом пурпурным бархатом и украшенном деревянными львиными головами на спинке и подлокотниках. Десять минут спустя, постукивая тростью, в холл спустился Роджерс.

— Ваше лицо мне знакомо, но вашего имени я не знаю, — произнёс он вместо приветствия. — Если вы нуждаетесь в услугах адвоката, следовало сначала связаться с моим секретарём и…

— Нет-нет, — поднимаясь навстречу хозяину и широко улыбаясь, перебил Джарод, — адвокат мне не нужен. Я лишь хотел засвидетельствовать вам моё почтение. Мистер Роджерс, я так много слышал о вас и о вашей коллекции посуды, что просто не мог упустить шанс познакомиться с вами, оказавшись в Джорджтауне!

Коллекционер скептически приподнял брови.

— Простите, я забыл представиться! — спохватился Притворщик. — Джарод Хайден, искусствовед, эксперт аукционного дома «Бонэм и Баттерфилд».

Недовольство на лице адвоката тут же, как по волшебству, сменилось интересом. Он протянул визитёру холёную узкую руку.

— О! Какой сюрприз! Рад встрече, мистер Хайден. Что привело вас в наши края?

Рукопожатие вышло коротким и слабым.

— Я приехал по приглашению антиквара Эбсалома Гриффита — вы, конечно, его знаете, как раз в его магазине мы с вами и встретились в день моего приезда.

— Вот откуда мне знакомо ваше лицо, — успокоенно кивнул хозяин. — Старьёвщик Гриффит… неужели у него есть, что продать?

— Немногое. Но вы же понимаете, в таких старых запущенных магазинах иногда удаётся найти удивительные вещи…

— Не знаю я, что там можно найти, но потерять, похоже, можно что угодно! — поджимая губы, с неожиданным раздражением отозвался Роджерс. — Этот маразматик… простите, мистер Гриффит все уши мне прожужжал своими кубками! Шотла-андия, семнадцатый век… А когда у меня, наконец, появилось время их забрать, заявил, что они пропали! Ну да вы сами видели, мистер Хайден…

— А, кубки… честно говоря, он и мне тоже прожужжал все уши, убиваясь из-за их пропажи. Бедный мистер Гриффит! — Джарод покачал головой.

— Сдаётся мне, никаких кубков просто не было. Он их выдумал, чтобы набить себе цену.

— Почему вы так решили, мистер Роджерс?!

Коллекционер выдохнул, неприятно дёрнув носом.

— Осенью он сообщил, что собирается заказать их по какому-то особенному секретному каталогу. После этого я не заходил к нему месяца два, не меньше. О том, что они прибыли, старикашка меня не известил. Вероятно, он вспомнил об их «существовании» лишь тогда, когда меня увидел…

— Что ж, такое порой случается. Что касается старинного европейского серебра, у нашего аукционного дома всегда найдётся, что вам предложить. Приятно было познакомиться с вами, а теперь… — Джарод сделал движение в направлении двери, показывая, что намерен уйти, но задел коленом львиную голову на подлокотнике дивана. — Чуть не забыл вам сказать! Какой прекрасный образец французского ампира, дорогой мистер Роджерс! Редкостного качества резьба… Сколько лет этой вещи? Двести, не меньше?

— Двести десять, — с удовольствием ответил Роджерс. — Я купил её прошлым летом на торгах в Монте-Карло. Вы уже уходите, мистер Хайден? У меня есть полтора часа свободного времени, и если вас интересует моя коллекция…

— Конечно, вы ещё спрашиваете! — Притворщик всплеснул руками, изображая восторг. — Ради неё я готов отложить все свои дела!

— Тогда идёмте со мной, — оживился адвокат. — Желаете чего-нибудь выпить?

— Только воды.

В следующие полтора часа Джарод прослушал лекцию об истории посуды, время от времени вставляя в разговор ожидаемые от знатока реплики. Впрочем, оседлавший любимого конька коллекционер не нуждался в поощрении. Разглядывая многочисленные блюда, тарелки, кувшины и прочие предметы столового обихода, Притворщик не забывал смотреть по сторонам: запоминал расположение окон, дверей и датчиков сигнализации, на случай, если придётся побывать здесь ещё раз, но уже без хозяина.

— …А вот — моё последнее приобретение, моя жемчужина! — брюзгливый и пресный Роджерс сиял сейчас, как ребёнок, открывающий коробку с подарком. — Династия Юань, тринадцатый век. Вы только посмотрите, мистер Хайден, она же светится изнутри!

Китайская фарфоровая чаша цвета слоновой кости, украшенная филигранной резьбой, и правда, была исключительно хороша.

— Я привёз её из Нью-Йорка два дня назад. Каждый год я езжу в Нью-Йорк на рождественские аукционы, и в этот раз — такая фантастическая удача!..

«Два дня назад… — отметил мысленно Джарод. — Уточню у его секретаря сроки поездки. Если Роджерс уехал раньше, чем привезли кубки, и зашёл в магазин мистера Гриффита сразу же, как вернулся, значит, в момент кражи его не было в городе. А если он даже не знал, что их доставили — нужно спросить у Эйба, знал всё-таки или нет! — то вряд ли он причастен к их исчезновению».

Он самозванец, это совершенно понятно!

Паркер вскочила и прошлась по кабинету, затем достала из бара едва начатую бутылку виски, плеснула немного в стакан и выпила. В горле полыхнуло, но легче женщине не стало. Проклятье, что теперь делать?! Сообщить об «Акселе Эспеланне» в службу безопасности Центра? Она сама, мисс Паркер, работает в этой службе, как она может объявить во всеуслышание, что спуталась неизвестно с кем на официальном приёме?! Какой позор… представить себе невозможно, какой позор!.. «Но если он пичкал меня наркотиками, я признаюсь во всём папе. Скажу, что потеряла контроль над ситуацией, потому что меня опоили!» Нужно лишь иметь на руках доказательство того, что в «нектаре» был наркотик. Паркер вновь взялась за телефон, теперь она позвонила Сидни.

— Как там мой анализ, док?

— Будет готов к половине пятого.

Женщина бросила взгляд на часы: семь минут третьего.

— Почему так долго?

— Быстрее не получится, аналитики и так отложили другую работу ради твоей, как ты выразилась, гадости, — в меланхоличном голосе Сидни появился оттенок раздражения. — Что хоть это за гадость, Паркер?

— Я же сказала, обсудим, когда будут результаты, — ответила она и положила трубку.

«Торопить и настаивать больше нельзя, это выглядит подозрительно!» Паркер глотнула ещё виски и убрала бутылку: сердце, и так стучавшее слишком часто, от алкоголя просто зашлось. Больше двух часов ожидания… Ничего, ничего! Как только Сид принесёт результаты анализа, она немедленно пойдёт к отцу, и вместе они решат, как быть. С превеликим трудом удержавшись от нервных метаний по кабинету, Паркер разбудила компьютер и открыла скандинавский контракт, подписание которого было назначено на двадцать третье декабря.

Заскользила глазами вдоль строчек, но понимала едва ли четверть написанного — мысли женщины всё время возвращались к «викингу». «Если он проник в Центр обманом, какую цель он преследовал? Познакомиться со мной? Вероятно, да. Для чего? Ведь не для того же, чтобы просто завести со мной интрижку!» Ещё недавно Паркер предполагала, что ответ на вопрос «Что он делает со мной, пока я сплю?» кроется среди скабрезных желаний лже-Эспеланна. Думать об этом было противно, но не слишком страшно. Однако сейчас у неё появились куда более скверные подозрения. Что, если завтра он явится к ней с пачкой непристойных фотографий и примется её шантажировать? Или, того хуже, выяснится, что он погружал её в гипнотический транс, чтобы вытянуть секретную информацию?

Сидни зашёл в кабинет в начале пятого. Положил на стол распечатку и улыбнулся:

— Ребята управились чуть быстрее! Ты удивила меня, Паркер.

— Что-нибудь нашли? — встрепенулась женщина.

— В том-то и дело, что нет. Ничего такого, ради чего стоило возиться с твоим сиропом. В нём отсутствует даже спирт. Ты, наконец, расскажешь, что это? Я умираю от любопытства.