Затем ему предстоит вернуться в клинику, в 19.53 вывести Мию из её тюремной палаты и переместиться с ней как можно ближе к пожарному выходу.

— Придумайте, куда и зачем вы её ведёте, если хотите, чтобы вас ни в чём не заподозрили.

— Придумаю, но, боюсь, этого будет недостаточно! — в голосе Салливана снова появились блеющие нотки. — В Центре никому не верят на слово…

— Человек, который придёт за мисс Паркер, сымитирует нападение. Всё будет очень убедительно, не сомневайтесь! И помните: в тот момент, когда вы попытаетесь нарушить мои инструкции, информация о вас…

— Я понял, я всё понял, не трудитесь напоминать!

Я велел доктору дважды повторить, какие действия от него требуются, но предосторожность была излишней — похоже, всё, что я говорил, отпечаталось у него в мозгу огненными буквами. Мы сверили часы, и после этого он поехал на работу, а я остался следить, чтобы он не начал делать глупости. В 19.00 я устроюсь в зарослях рядом с Центром. Когда «личинка» заработает, я получу от неё сигнал, переберусь через забор, как делал раньше, и преодолею пятнадцать метров до первого канализационного люка. Затем буду перемещаться по подземным коммуникациям и в определённом месте встречусь с Анжело, который проводит меня до клиники на шестнадцатом подуровне. Проскользну внутрь через вентиляцию, дам по шее Салливану и уложу санитаров — доктор сказал, что их там всего двое — и уйду с Мией через пожарный выход. В 20.08 один из секторов внешнего наблюдения снова отключится, и мы покинем Центр.

Несложный и наглый план, именно поэтому он должен сработать!

Главное — успеть до того, как…

Я успею! На моих часах 16.10. Любимая, держись! Осталось совсем чуть-чуть, через четыре часа мы будем вместе — и свободны.

«Бедная моя доченька!»

Что это? Проклятие моего рода? Говорят, дочери часто повторяют судьбу своих матерей… Но ведь ты их провела! Как тебе удалось?

«Во второй раз мне не удалось!»

Во второй раз это был Чарльз. Он хороший человек, мама? Иначе ты не согласилась бы?

«Он хороший человек. Но согласилась я не поэтому…»

Её прохладная узкая ладонь вновь лежит у меня на лбу. Ухватиться за неё обеими руками, закричать: «Вытащи меня отсюда!» — и выбраться из мутного тягучего забытья. Но у меня нет сил. Ни на что больше нет сил, я почти не сопротивляюсь бреду. Пускай. Лучший выход теперь — умереть.

«Ты ещё не сказала ему, что любишь его!»

Не сказала. В последний раз, когда я могла это сделать… В последний раз, когда я видела его… Я тогда тоже думала, что умереть — это лучший выход! Идиотка. Я должна была умереть раньше. До того, как… Нет, ещё раньше! До Томми. Меня нельзя любить. Тем, кто меня любит, я приношу несчастье!

— Не беспокойтесь, мистер Рейнс, она обязательно поправится! — в студенистую плоть моего бреда вворачивается голос Салливана. — Лёгкие чистые, показатели крови говорят о том, что…

Конец фразы пропадает, словно заглушённый ватой. Врёте, доктор Глен! Я умру! И ваши планы полетят ко всем чертям. Не трогайте меня! Не тро…

Очередной укол в вену. Мне уже не больно, я привыкла. Так, наверное, привыкают к игле наркоманы. Наркотики. Наркотик. Наверное, мне всё время колют наркотик. Лайл, ухмыляясь, поигрывает заправленным шприцом:

— Помнишь, я обещал стать режиссёром твоих кошмаров?

— Не торопись, сынок. Она же умная девочка, неужели мы с ней не договоримся?

Ты была «умной девочкой», мама? Они с тобой договорились? Что они пообещали тебе? Пощадить меня? За что они потом тебя убили?

Я знаю, ты пошла на это ради меня. И тебе тоже я принесла несчастье!

Сейчас — не наркотик, лекарство. Я нужна им живой — как жаль! Оно разбегается по венам, тошнота спадает, туман перед глазами рассеивается. Ненадолго, я знаю. Серые стены, жёлтый свет, в камере пусто — мои мучители отдыхают. «Подумай хорошенько!» — выдохнул мне в лицо кто-то из них, перед тем как уйти. Мысли по-прежнему путаются, но то, о чём следует «подумать», не перепутать и не забыть.

Я должна выполнить главное своё предназначение, родить ребёнка, сказал мистер Рейнс.

— Нет, — крикнула я, — нет! Вы не сможете меня заставить!

— Кэтрин Джемисон — заставили, — ощерился он, — а она была крепким орешком!

— Ублюдки! Вы не сможете… — повторила я, чувствуя, как у меня внутри всё скручивается от ужаса.

— Рожать детей — единственное, для чего пригодны человеческие самки, да, папа? — хохотнул, подмигивая мне, Лайл.

— Даже в этом на них нельзя положиться! — прошипел «папа», щека у него снова задёргалась. — Но прежних ошибок я не повторю.

Он развернул своё кресло и посмотрел на меня в упор сверху вниз. Я хотела сесть, чтобы мои глаза оказались на том же уровне, но не смогла.

— Ты родишь ребёнка, Сорок Третья. Если ты согласишься, тебя не убьют — по крайней мере, до тех пор, пока он будет нуждаться в матери. Сумеешь доказать свою преданность мне и Центру — не убьют вообще. На свободу ты не выйдешь никогда, но жить будешь неплохо.

— А если не соглашусь?

— Тогда ребёнка с твоими генами выносит и родит другая женщина. А ты исчезнешь, как только в нашем распоряжении будут твои яйцеклетки.

— Вдруг я бесплодна? Ты об этом не подумал?

— Вряд ли. Ты копия своей матери, а у неё с размножением проблем не было.

Остаться жить пленницей — и отдать Центру своего ребёнка. Или умереть… но всё равно — отдать. Выбор без выбора. Они же что угодно могут сделать с моим телом. Господи, если бы только я, на самом деле, была бесплодна!

— Тебя обследуют, — пообещал Рейнс, прочитав мои мысли. — Но я в тебе не сомневаюсь. Гены Джемисонов — хорошие, сильные гены.

«Тебя обследуют». Новый мучительный приступ тошноты, новой волной — желание умереть. Липкие пальцы и липкий взгляд Салливана, унизительные скабрезные намёки… Не вспоминай об этом, Мия, не вспоминай!

Это было позже. А в тот момент Рейнс, поколебавшись, продолжил:

— У тебя есть кое-что, чего не было у твоей матери, Сорок Третья. Ты можешь сама решить, кто станет отцом ребёнка.

В самом деле? Вот так сюрприз!

— Папа! Ты уверен, что нужно рассказывать ей… — вскинулся Лайл.

— Уверен, — отрезал тот. — Использовать её, как инкубатор, мы всегда успеем. Но будет гораздо проще, если она согласится с нами сотрудничать.

— Даже не надейтесь!

— Слушай меня внимательно, Сорок Третья, — тон Рейнса стал вкрадчивым. — Слушай и мотай на ус. Многие десятилетия Центр занимается созданием людей с необычными способностями. Созданием — я не оговорился! Найти, изолировать и воспитать одарённого ребёнка — этого мало. Сделать так, чтобы способности передавались по наследству — вот что важно! Генетической программой уже сорок лет руковожу я. И сам… все мы — Паркеры — в ней участвуем. В ней участвовала и Кэтрин. С её помощью гены Паркеров и Джемисонов должны были объединиться. Десятилетия… столетия отбора! Как я ждал результата!.. И всё пошло прахом из-за этой лживой твари.

Он перевёл дух. В его глазах полыхала уже знакомая ненависть. Я догадалась, наконец, откуда она взялась.

— Ещё не поздно всё исправить! Ты последняя женщина Джемисон, и ты унаследовала способности своей матери. Паркеров, не считая бесплодного клона, осталось четверо: я, мой внук — сын Бриджит, и два моих сына — Лайл и Джарод. Я болен и стар. Мой внук слишком юн. Мои сыновья — молоды и полны сил. Один из них станет отцом твоего ребёнка. Кто именно, выбирать тебе, Сорок Третья.

Им удалось! Они припёрли меня к стенке. Мне придётся согласиться. За девять месяцев — или больше, кто знает, когда я забеременею? — многое может измениться. Ты тоже так думала, мама?.. Ты тоже на это надеялась? Но вынашивать ребёнка от психопата и убийцы? Невозможно себе представить! Я посмотрела на Лайла, не пытаясь скрыть отвращение. Оба, отец и сын, перехватили мой взгляд.

— Не могу поверить, что у такого упыря, как ты, родился такой сын, как Джарод. Не могу поверить, что отморозок Лайл — его брат. Неужели ты сомневался в моём выборе, мистер Обманутые Ожидания? Разумеется, отцом ребёнка станет Джарод.