Начав выходить из-под кровати, он быстро окончательно обжился. После нескольких экскурсий он освоил дом. Вскоре мы выяснили, что Каспер предпочитает держаться сам по себе. Дружил он только с Таппенсом — они гонялись друг за другом по лестнице, словно стадо слонов. Скачки могли длиться часами, а потом вдруг Касперу надоедало и он давал Таппенсу оплеуху.

В доме хватало места всем кошкам, но спать они все равно предпочитали рядышком — все, кроме Каспера. Иногда он устраивался на одном с ними диване, но всегда поодаль. Он словно сторонился других кошек и при этом обожал людское общество — до такой степени, что каждый день отправлялся в путешествие, чтобы повидать побольше людей.

Я не раз замечала, что обычно новоприбывшие кошки знакомятся с остальными во время взаимного облизывания. Для кошачьих умывание — это еще и способ завязать новые знакомства. Порой кошки, приехавшие из приютов, по многу часов подряд ухаживают за старожилами. Каспер же в этом не участвовал — он никого не вылизывал, и другие тоже не пытались его умыть. Честно говоря, чистоплотностью он не отличался. Иногда он вдруг приводил себя в порядок, и тогда его белые пятнышки переливались на солнце, а потом целыми днями даже и не думал умываться.

— Грязнуля! — бранила я Каспера и жаловалась Крису, что наш новый жилец — типичный мальчишка, который оттягивает мытье до последнего момента, когда его никак нельзя избежать. — Посмотри на себя! Грудка пожелтела, лапы совсем черные! Давай я тебя помою, а?

Он одарял меня тяжелым взглядом, в котором отчетливо читалось: только попробуй. Несколько раз я все же пыталась замотать Каспера в полотенце, но в ответ он неизменно пытался разорвать меня на куски, и я отступилась, решив предоставить ему полную свободу действий. Каспер никому не позволял собой командовать. Шли дни, недели, месяцы, и это становилось все более очевидным.

Таппенс был полной противоположностью Каспера. Он так усердно умывался, что вылизывал себе проплешины. Пока Кипи и Фисташка были живы, Фисташка целыми днями вылизывала других кошек, и они подолгу следили за ней взглядом, терпеливо ожидая своей очереди: она была мастерицей своего дела.

Постепенно Каспер освоился. Он все реже прятался под кроватью, но я пока не решалась выпускать их с Таппенсом из дому — оба слишком долго прожили в приюте, и мне хотелось сначала удостовериться, что они твердо усвоили: это место — их новый дом и именно сюда следует возвращаться с прогулки. Я заперла кошачью дверцу и поставила по всему дому лотки, но Каспер твердо вознамерился выбраться на свободу: тут его тоже невозможно было переубедить. Со временем он меня победил. Каспер никогда не мяукал, как другие кошки, вместо этого он издавал тихий жалобный скрип, — и я неизменно таяла от умиления, когда он садился перед дверью и начинал печально скрипеть, умоляя его выпустить.

У одного из наших пенсионеров, Клайда, были проблемы со спиной, поэтому я смастерила для него специальную лесенку. Наш сад был довольно неровным, и я поставила у забора доску с набитыми на нее деревянными плашками. Вслед за Клайдом все остальные тоже привыкли взбираться таким образом на забор и разгуливать по нему туда-сюда.

А вскоре Каспер начал исчезать. Он взбирался по лесенке и спрыгивал в чей-нибудь сад. Через несколько часов я принималась его искать, но он возвращался, только когда ему хотелось. Решив, что он исследует окружающие сады, я немного успокоилась. Но как-то раз, когда Каспер жил у нас уже полгода, в ался телефонный звонок. Тогда мы начали осознавать, что за кот у нас поселился…

Каспер все чаще и чаще выходил погулять. Из перепуганного кота, прячущегося под кроватью, он превратился в целеустремленного и уверенного в себе господина. Я часто задумывалась, что же у него на уме — порой казалось, что он следует какому-то тайному плану. Когда мы привезли его домой, мне и в голову не приходило, что он будет так настаивать на самостоятельных прогулках. Беспокоясь за кошек, я старалась в основном держать их дома, но Каспер был против.

Немного обжившись, он принялся бить окна и даже пытался взломать заколоченные кошачьи дверцы — так велико было его стремление к свободе. Я пришила к его ошейнику жетон с его именем и нашим номером, на случай, если он потеряется или попадет в какую-нибудь историю. Мне начинало казаться, что после переезда он засел под кроватью вовсе не от страха или застенчивости, а исключительно от упрямства. Каждый день мы сталкивались с новыми гранями этого упрямства.

Как-то раз, когда я вернулась домой с работы, зазвонил телефон. Какая-то женщина спросила, нам ли принадлежит кот по имени Каспер, и у меня внутри все оборвалось. Я не видела его утром перед работой, и мне мгновенно пришло в голову самое худшее.

— Господи, он погиб?

— Нет-нет, с ним все в порядке, — со смехом заверила меня женщина, — просто он у нас на парковке.

Услышав, что эта парковка находится в двух с половиной километрах от нашего дома, я просто-таки остолбенела. Как он туда добрался? Вариантов было множество, но, скорее всего, он добежал туда сам — или же забрался в чью-нибудь машину и выскочил на парковке.

У меня нет водительских прав, поэтому я взяла переноску и отправилась за Каспером на автобусе. Увидев его, я испытала чувство, которое стало моим постоянным спутником на протяжении последующих лет: смесь облегчения — он жив! — и гнева.

— Ах ты паршивец, напугал меня до смерти! Ну почему тебе не сидится дома?

Но я не могла сердиться долго, слишком рада была, что он цел и невредим. Впрочем, обнаружив, что последний автобус ушел и мне предстоит после тяжелого рабочего дня идти домой пешком с беспокойным котом в переноске, я не удержалась и высказала ему еще кое-что.

После этого побега стало ясно: Касперу необходимо поставить чип. Если он потеряется или с ним что-то случится, ветеринар сможет узнать все данные владельца. На следующий день мы отправились в клинику.

С утра я провела с Каспером беседу:

— Значит, так. Это для твоей же пользы, раз ты такой бродяга, ясно? — Он взглянул на меня, словно понимал каждое слово. — Тут я ничего не могу поделать. По крайней мере, если ты потеряешься, тебе помогут вернуться домой.

Но глядя на своего любимого кота, я смягчилась:

— Каспер, милый, пожалуйста, не уходи далеко от дома. Я боюсь тебя потерять.

Когда мы приехали в клинику, я положила Каспера на рентгеновский стол.

— У него уже есть чип, — сообщил ветеринар.

— Что?!

Этого я не ожидала. Вообще-то хозяйка приюта могла бы и предупредить.

Ветеринар спросил, что я собираюсь делать дальше, но вариантов не было: Каспер принадлежал кому-то другому. Видимо, кто-то искал его, беспокоился, может, думал, что он погиб.

— Надо выяснить, на кого он зарегистрирован, и, видимо, отдать его, — ответила я.

Домой я уехала с тяжелым сердцем. Каспер выбрался из переноски и беззаботно отправился на второй этаж, а я рухнула на диван, гадая, как буду жить без него. Он занял такое важное место в нашей жизни, что думать о расставании было невыносимо. Но делать было нечего, и мне пришлось взять себя в руки.

Собравшись с силами, я позвонила в центр защиты кошек, рассказала им о случившемся и сообщила регистрационный номер чипа. Сотрудница центра сказала, что свяжется с компанией, в которой хранятся все регистрационные данные, и перезвонит мне. Время тянулось бесконечно. Через полчаса телефон наконец зазвонил, и хотя мне сообщили благие вести, я по сей день гадаю, что все это могло значить.

— Сью, пожалуйста, оставьте его себе, — сказали мне. — Его нельзя возвращать предыдущим владельцам, это просто немыслимо. Вы можете оставить его у себя?

Именно об этом я и мечтала. Но в чем дело? Единственное, что мне удалось выяснить, — Каспер жил в ужасных условиях, и центр защиты кошек не мог вернуть его туда. Насколько я поняла, он сбежал, и ему пришлось нелегко, пока какая-то добрая душа не отвезла его в кошачий приют — за десять месяцев до нашей с ним встречи.