Они рабы во природе и рождены для рабства, они весьма редко работают добровольно и без принуждения; их всегда понуждают к тому побоями. Они так привыкли к своему рабству, что, получив свободу после смерти своего господина или по доброте его, снова продают себя в рабство. Тот, кто хочет заставить их работать, вынужден, сколько бы в нем ни было доброты и сострадания, прибегать к кулакам и палкам. Их скверно кормят, что способствует распространению воровства. Также часто происходят убийства, и каждый, кто боится потерпеть убыток или потерять что-либо, должен быть настороже.

Это все, что можно сказать о простом народе, но зажиточные люди ведут более спокойную жизнь, хозяйство и стол держат лучше, особенно когда принимают гостей, ибо последние приносят больше прибыли, чем убытка, и всякий знает, сколько ему подобает принести с собой, почти так же, как на вестфальских свадьбах. Они мелочны, бережливы в еде, потому что держат много крепостных и до пятидесяти-шестидесяти лошадей, которых нужно прокормить. В Москве холопы получают весьма мало на харчи, но еще меньше в деревне, где им дают столь малую плату, что господа вынуждены смотреть сквозь пальцы на их воровство и плутни.

Московиты некрасивы и не нежны, и пища их весьма простая: крупа, горох, кислая капуста, соленая рыба и ко всему прочему грубый ржаной хлеб. Приправой ко всякому блюду служит лук и чеснок, чем от них воняет за версту, что с непривычки совершенно невыносимо… Они едят много рыбы и большей частью соленой, от нее на рынках стоит такой странный запах. Осетрину подают к столу у зажиточных людей почти каждый день… Они называют водку вином и считают ее самым почетным напитком; ее пьют без разбора мужчины и женщины, духовные и светские, дворяне, горожане и крестьяне, до и после еды, целый день, как у нас вино; в нее добавляют перцу и считают это лекарством. Простой народ так падок на водку, что даже в сильные морозы пропивает, если нет денег, верхнюю одежду и шапку, и более того: сапоги, чулки и рубаху, и выходит из кабака или трактира в чем мать родила. Мужчины и женщины (главным образом из простонародья) проявляют большую страсть к водке, напиваясь дома и в корчмах до такой степени, что многие женщины оставляют в залог свое платье, теряют стыд и честь и открыто, как неразумные твари, предаются разврату; такая безнравственность и распущенность в прежние времена не считалась постыдной, а только потешной забавой… Московиты страстные курильщики табака, который, хотя в 1634 г. и вышло строжайшее запрещение, курят тайно.

Московиты, как уже сказано, неловки и неуклюжи с виду, но обнаруживают великую смекалку в торговых делах. Они исключительные обманщики и предатели, жены часто доносят на своих мужей его величеству, если те держат их в большой строгости и подчинении, обвиняя их в плутовстве, чтобы развестись с ними, вследствие чего мужья печальным образом попадают в ссылку, в Сибирь. Чтобы сократить доносы, в нынешнем году издали указ, по которому каждый, кто обвиняет кого-нибудь в тяжелом преступлении без приличествующих доказательств, должен быть подвергнут пыткам…

Народ в Московии завистлив и сварлив, употребляет в разговоре различные дурные, невоздержанные, бранные и постыдные слова, но у них редко доходит до драки, и еще реже берутся они за ножи. И когда с течением времени в Москве поселились иностранцы, которые не переносили брани, возникло много недоразумений, и был установлен денежный штраф с каждого, кто вздумает ругать власть, приказных или знатных людей.

Одежда московитов состоит из верхней — темно-зеленого, коричневого, фиолетового или красного сукна с разрезами по бокам и спереди, с нашитыми на них большими пуговицами, большими отворотами сзади, подобно старинным покроям Голландии. Под низ одевается шерстяная или шелковая одежда с высоким стоячим воротником. Узкие рукава в несколько локтей длины собираются в складки у заплечья, чтобы освободить руку. При таком покрое удобно поварам подхватывать горячие горшки и сковороды, и рукава обычно неопрятны и грязны. Воры и бродяги кладут в концы рукавов камни или олово, чтобы неожиданно ударить кого-нибудь по голове».

Вот так и попадали молодые казаки в Москву, как в кружало…

А голландец в целом правду написал. Автор этих строк сам свидетель, как московские женщины, чтоб любовника в дом привести, жалуются в милицию, что муж их бьет. Приходят «менты» и мужа законного на ночь с собой в «обезьянник» забирают, а жена утром от своего заявления отказывается и мужа дома встречает, как ни в чем не бывало.

С 1667 по 1671 год творились в Войске Донском дела страшные, но предсказуемые.

Казачьи морские набеги на турецкие и татарские берега были для турок и татар явлением болезненным, но не смертельным. Море, по тем временам, не только караванная дорога, но и препятствие. Много по морю за раз войск перевезешь? Турки и татары польскому королю и русскому царю постоянно на казаков жаловались. А король с царем и не подозревали, чем их реакция на эти жалобы может закончиться. Закончилось все печально.

Как только поляки по согласию с турками перекрыли запорожцам выход в море по Днепру, вся разрушительная, грабительская энергия этой вольницы устремилась внутрь страны. А в Польше и так разные несогласия и противоречия назревали. В итоге Речь Посполига стремительно скатилась на самый край пропасти и еле-еле отползла от этого края. Но подняться, по-прежнему стать самой сильной страной Восточной Европы поляки уже никогда не смогли.

Но поляки — народ самонадеянный, амбициозный, такие о последствиях обычно не думают. А московиты были в то время народом молодым и причин многих событий просто не разглядели, хотя все и происходило на их глазах. Потом сами на те же грабли наступили.

Как только стали с турками и татарами мириться, выход в море мимо Азова перекрывать, сразу окрепшее, умножившееся да еще и голодающее от обилия пришлых сообщество нашло другую лазейку. И в другое море.

В Москве досмотрели, что вызревает нечто нехорошее, и 22 марта 1667 года отослали на Дон грамоту, что в городках Паншине и Качалине собираются казаки, человек с 2000, и хотят на Волгу идти воровать, а Войско пусть пошлет туда атамана, есаула и с ними казаков добрых, сколько пригоже, чтоб эти шайки «от всякого дурна и воровства… унять».

Но в Войске промедлили, а может, и испугались связываться с атаманом собравшихся искателей зипуна. Так началось движение Степана Разина, потрясшее всю Россию и покачнувшее Дон. К азовской эпопее оно прямого отношения не имеет, и мы о нем подробно писать не будем. А вот последствия его для Дона большое значение имели, и мы о них напишем.

Поход на Волгу и на Каспийское (Хвалынское) море затянулся на несколько лет, но поживились казаки и приставший к ним сброд, как никогда. Голландец Ян Стрейсс, видевший этих казаков в Астрахани, описывал их так: «… простые казаки были одеты, как короли, в шелк, бархат и другие одежды, затканные золотом. Некоторые носили на шапках короны из жемчуга и драгоценных камней, и Стеньку нельзя было бы отличить от остальных, ежели бы он не выделялся по чести, которую ему оказывали, когда все во время беседы с ним становились на колени и склонялись головою до земли, называя его не иначе, как батька или отец, и, конечно, он был отцом этих безбожных детей. Я его несколько раз видел в городе и на струге. Это был высокий и степенный мужчина, крепкого сложения, с высокомерным прямым лицом. Он держался скромно, с большой строгостью».

Вернувшись на Дон с добычей, Разин произвел там форменный переворот. Зачитали потом ему перед смертью: «А во 178 (1670) году ты ж, вор Стенька Разин, с товарищи, забыв страх божий, отступя от святые соборные и апостольские церкви, будучи на Дону, и говорил про спасителя нашего Иисуса Христа всякие хульные слова и на Дону церквей божиих ставить и никакого пения петь не велел, и священников с Дону сбил, и велел венчаться около вербы. Да ты ж, вор, забыв великого государя милостивую пощаду, как тебе и товарищем твоим место смерти живот дан, и изменил ему, великому государю, и всему московскому государству, пошел на Волгу для своего воровства и старых донских казаков, самых добрых людей переграбил, и многих побил до смерти и в воду посажал, да и жильца Герасима Овдокимова, который послан был на Дон с его, великого государя, милостивою грамотою к атаману к Корнею Яковлеву и к казакам, убил же и в воду посадил; да и воеводу, который был на Дону, Ивана Хвостова бил и изувечил, и ограбил, и он от тех побой умер».