– В другой раз, – отозвался Оуэн – мальчику и так было не по себе оттого, что нужно ехать домой. Нет смысл все усложнять. – Может, ты сможешь вырваться дня за два до весеннего семестра, чтобы провести время здесь? – То, что надо– несколько дней, когда работа не будет мешать им обоим.

– Да, конечно. Я думал забрать машину, если удастся получить разрешение на парковку у общаги.

– Не знал, что у тебя есть машина, – протянул Оуэн.

Стерлинг покачал какой-то старый стул, а потом поднял его и, вскинув бровь, посмотрел на Оуэна.

– Это во двор, наверное, – ответил он, потому что стул был шаткий, а обивка изъедена молью.

– Подарок на восемнадцатилетие. – Стерлинг явно говорил о машине, а не о стуле. – Сын Уильяма Бейкера не может ездить на старом драндулете, иначе отец никогда бы ее не купил.

– С машиной проще, – сказал Оуэн, вспоминая, что Стерлингу приходится бегать из общежития на работу – и зачастую из его дома в общежитие. – Бензин недешево стоит, конечно, но ты же не так далеко ездишь.

– Но я все равно не смогу приезжать на ней сюда, – закинул удочку Стерлинг. – Ну, то есть, все увидят ее у вашего дома.

Оуэн закатил глаза.

– Если это не ярко-красный «Порше» или что-то столь же броское, сомневаюсь, что кто-нибудь обратит на нее внимание, но я всегда могу заставить тебя парковаться за несколько кварталов и так и сделаю, если ты не прекратишь выделываться. – Он подошел к Стерлингу и отвесил слабый шлепок по заднице, отчего по телу того пробежала дрожь. – Перерыв закончен.

– Ясно, – сказал Стерлинг и улыбнулся, прежде чем унести стул вниз.

Пока его не было, Оуэн закончил собирать статуэтки и положил коробку на пол в спальне, где никто об нее не споткнется. Стерлингу пришлось еще несколько раз сходить на крыльцо, а потом он снова остановился передохнуть и наконец перешел к небольшому шкафчику, оказалось, здесь Оуэн хранил какие-то фотоальбомы.

– Эй, что это у нас? – Стерлинг поднял один из альбомов и осторожно открыл. – По-моему, это вы.

– Вполне возможно, – согласился Оуэн, подошел к Стерлингу и заглянул ему через плечо. Это были старые детские фотографии. Они давно выцвели, отчего яркие оттенки одежды восьмидесятых уже не так резали глаз.

– Милая рубашка. – Фыркая, Стерлинг показал на фотографию… да, полоски никогдаему не шли, но в то время Оуэну было всего десять.

– Я всегда был законодателем моды, – высокомерно хмыкнул он, но не смог сдержать улыбку, когда Стерлинг расхохотался. – Ну хватит, – сказал он. – У твоей матери наверняка есть фотографии, которые ты не хотел бы мне показывать. – Он уткнулся носом в шею Стерлинга и поцеловал, обняв за плечи. – Не хочешь пойти сегодня в клуб? Мы давно там не были, и мне кажется, что я не смогу снести по этой лестнице больше ни одной коробки.

Он редко брал Стерлинга в клуб, но, не считая парочки удивленно поднятых бровей оттого, что он связался с кем-то столь неопытным, все молча приняли его. Настороженность и сдержанность, с которыми тут относились к новичкам, быстро сменились одобрением. Стерлинг с головой погружался в то, что делал, к тому же то, что он был сабом Оуэна и другом Алекса, который тоже пользовался тут популярностью, играло ему на руку.

После нескольких часов наблюдений за Домами и сабами, а иногда и за разыгрываемыми для зрителей сценами, Стерлинг превращался в сущее наказание, взвинченный, взволнованный, возбужденный, не в силах скрывать свои эмоции. Это можно было бы обратить во что-то более полезное для них обоих, но Оуэну отнюдь не всегда хотелось иметь с ним дело в таком состоянии, когда собственное возбуждение и неудовлетворенность делали его страшно раздражительным.

– Звучит неплохо. – Стерлинг положил альбом и слегка повернулся к Оуэну, обвив рукой его талию и задев губами край уха.

Тело Оуэна с надеждой откликнулось на внимание Стерлинга, член дернулся. Ему явно хотелось быть обнаженным и тереться о такую же обнаженную кожу Стерлинга, до конца войти в его тело; ждать дня рождения Стерлинга становилось все труднее.

– Обещаю, как бы ни возбудился, не просить вас меня трахнуть, – торжественно произнес Стерлинг и прижался губами к местечку у Оуэна под ухом.

Один тот факт, что Стерлинг поднял эту тему, заставил Оуэна насторожиться, задумавшись, чего же ждать от вечера, проведенного в обществе возбужденного, гиперактивного саба, которому слишком многое сходит с рук.

– Вот и хорошо, – сказал он как можно более безразличным голосом. – Потому что в следующий раз я познакомлю тебя со своим любимым кляпом.

Ну ладно, пожалуй, безразличие у него не очень-то вышло.

– Ах, вы только обещаете, – игриво пропел Стерлинг и поцеловал Оуэна в подбородок. – Что, вы хотите, чтобы я надел?

Это напомнило ему о Майкле, который настаивал на том, чтобы Оуэн выбирал за него каждый предмет одежды каждый день. Часть Оуэна наслаждалась этой властью, но иногда он чувствовал себя родителем, а не Доминантом. Стерлинг подходил ему больше, и эта мысль почти не вызывала в нем чувства вины; Майкл был слишком хорошим другом, чтобы Оуэн в самом деле переживал из-за того, что потерял его как любовника.

– Немного масла для тела, и можешь сам выбрать, куда лепить павлинье перо.

Стерлинг рассмеялся тем громким звонким смехом, от которого казался еще моложе и беззаботнее. Во время особо напряженных сессий, когда ему разрешалось кончить, он выглядел так же.

– Может, к черту перо, и пусть все увидят меня во всем великолепии. – Он сделал шаг назад, раскинул руки и покрутился.

– О нет, – возразил Оуэн. – Оно только для того, чтобы я смотрел и наслаждался. И поверь, я наслаждаюсь. – Он прошелся взглядом по телу Стерлинга, и его почти мгновенно накрыло горячей волной. – Боже, ты заставляешь меня хотеть… – Он замолчал, закусив губу, чтобы не произнести слов, которые выдали бы, как сильно он жаждет того же, о чем умоляет Стерлинг. Он хотел отшлепать его так, чтобы ягодицы стали ярко-красными, а потом оттрахать, не убирая рук с горячей, ноющей кожи, хотел поставить Стерлинга на колени и смотреть, как этот рот послушно открывается, чтобы взять его член. Хотел связать его и иметь, оттягивая и оттягивая оргазм, пока Стерлинг не начнет рыдать, чтобы ему позволили кончить, доведенный до отчаяния, снедаемый жаждой… само совершенство. – Иди домой, прими душ и переоденься, встретимся здесь. Что касается одежды… Ты знаешь, что подходит для клуба, и знаешь, что нравится мне.

Стерлинг улыбнулся и сказал два самых любимых для Оуэна слова в английском языке:

– Да, Оуэн.

Глава Девять

Стерлингу понадобилось больше часа, чтобы вернуться к дому Оуэна – тот не говорил ему спешить, поэтому он и не торопился, к тому же Стерлинг знал, что Оуэн хотел бы, чтобы он хорошо выглядел, поэтому тщательно подбирал одежду. Самые новые джинсы, такие узкие, что сидеть в них было неудобно. Черные кожаные модельные туфли – такие легко надевать и снимать. Черная же рубашка из шелковистой ткани, похожей на атлас – хотя он был уверен, что это синтетика, – две верхние пуговицы расстегнуты.

Оуэн открыл дверь, когда Стерлинг поднимался по ступенькам, и улыбнулся.

– Наконец-то.

– Я же не опоздал? – Стерлинга охватило легкое беспокойство, хотя Оуэн и не говорил, к которому часу ему прийти, к тому же, пусть он и не спешил, но совершенно точно не тратил времени попусту.

– Нет, но я уже начал думать, что что-то заставило тебя задержаться. – Оуэн вышел на крыльцо, все еще заваленное мебелью, закрыл и запер входную дверь. Положив ладонь на затылок Стерлинга, он крепко сжал его, заставив того вздрогнуть. – Садись в машину.

– Да, Оуэн.

Оуэн задумчиво посмотрел на него.

– Знаешь, я собирался заменить это на «Да, сэр», когда ты слегка попривыкнешь, но теперь не уверен, что сделаю это. Мне слишком нравится, как ты произносишь мое имя.

– Мне тоже нравится, – заверил его Стерлинг. Он уже привык к этому, хотя Алекс выглядел удивленным, когда он рассказал ему об этом.