По крайней мере, так говорил продавец, а Оуэна больше интересовали двойные кроватные столбики, подымавшиеся на несколько футов над матрасом, и многочисленные места на раме, куда можно было бы пристегнуть наручники или протянуть веревки.

Он принял душ, старательно ни о чем не думая, и натянул изношенный, но теплый голубой халат, который был даже старше его футболки и шорт. Было еще рано – всего десять, - и он вернулся вниз, чтобы выпить. Бутылка «Лагавулин» была почти пуста, но, когда он вылил остатки в стакан, там оказалось даже больше, чем он обычно позволял себе на ночь.

Пожав плечами, он проглотил треть и устроился в широком низком кожаном кресле у камина. Благодаря современной системе отопления он редко разжигал в нем огонь, но иногда очень хотелось, чтобы жар камина разогнал холод, с которым не могли справиться ни горячий душ, ни виски.

У него не осталось причин откладывать размышления, поэтому Оуэн представил себе лицо Кэрол – таким, каким видел его в последний раз – исказившимся от боли и раскаяния. Испытывал ли он когда-нибудь к ней интерес? Нужно признать, что нет. Она красива – хотя для него это играло не столь важную роль – и очень чувствительна, но Боже, как же она скучна и предсказуема. Слишком многочисленные недостатки сводили на нет ее игру – недостатки, которые другие Домы простили бы ей за блестящий водопад волос, большие, умоляющие глаза и полные сочные губы.

Оуэн связался с ней, потому что она просила его и потому что видел в ней потенциал, но она просто не понимала, ничего не понимала. То, что он с ней делал, доставляло ей физическое удовольствие, но Кэрол была не в силах понять, почему это происходит, и попытки добиться от нее чего-то, кроме механического повторения фразы «Мне нравится все, что вы делаете со мной, сэр», заканчивались ничем.

Он не жалел ее и ни в чем не раскаивался. Она найдет себе кого-нибудь даже раньше, чем успеют сойти следы, оставленные им на ее спине; они никогда не были по-настоящему близки. Ей нравилось быть с ним из-за его репутации очень разборчивого Дома, но за пределами того, чем они занимались в клубе, он мало ее интересовал.

Оуэн поднял бокал в издевательском молчаливом тосте, сделал глоток виски и забыл о Кэрол.

Жаль, что мистера Бейкера оказалось не так легко выбросить из головы.

* * * * *

Лишь два дня спустя Оуэн натолкнулся – почти в буквальном смысле – на Стерлинга снова. Погода стояла пасмурная, небо грозило дождем, хотя Оуэн думал, что до полудня он вряд ли начнется. Кроме того, он все еще был взвинчен после уикенда, и ему хотелось как-то сбросить напряжение. Он любил бегать – еще с тех пор как был подростком, – а утро казалось самым подходящим временем, чтобы раствориться в ритме пробежки.

Он предпочитал стадион в этом районе; для него главным было сконцентрироваться на том, чтобы переставлять ноги, не думая о машинах или бродячих собаках, которые могли выбрать его мишенью. До обеда мало кто из студентов здесь появлялся.

Покрепче завязав шнурки на довольно дорогих кроссовках, Оуэн размялся и побежал. Поначалу медленно, осторожно привыкая к нагрузке, он одолел два круга – полмили, – а потом стал увеличивать скорость. На третьем круге сзади послышались шаги. Обернувшись, Оуэн с удивлением обнаружил за спиной Стерлинга Бейкера.

– Здрасьте, – бросил Стерлинг.

Оуэн много месяцев пользовался этой дорожкой и ни разу не видел, чтобы Стерлинг занимался чем-то более спортивным, чем постукивание карандашом по столу, пока у Оуэна не начинали чесаться пальцы, чтобы отшлепать паршивца. Кроме того, Оуэна удивило, что Стерлинг в такой хорошей форме – длинные, сильные ноги в спортивных шортах, подчеркивавших задницу, обычно прикрытую чересчур мешковатыми рубашками. Правда, Оуэна не слишком-то интересовала спортивная жизнь университета, кто его знает: может, Стерлинг – здешняя звезда беговой дорожки или футбола. После того как молодой человек перешел на второй курс, их пути ни разу не пересекались.

Однако, похоже, теперь они будут пересекаться довольно часто, пока он не прихлопнет этого назойливого жука достаточно сильно, чтобы до него дошло. Сказать Стерлингу, чтобы шел домой, нельзя, учитывая, где они. У него есть полное право тут находиться. Уйти – тоже невозможно; это шло вразрез с принципами Оуэна, к тому же он успел пробежать только половину обычного расстояния.

Стерлинг следил за ним с едва заметным беспокойством, и это очень отличалось от того холодного высокомерия, что он демонстрировал Оуэну в классе, но, судя по тому, как Стерлинг задрал подбородок, сдаваться он не собирался.

– Добро утро, – вежливо ответил Оуэн, радуясь, что совсем не запыхался. – Может, мне стоит выслать вам свое расписание, чтобы вы не упустили возможности «случайно» наткнуться на меня еще где-нибудь, или закончим эту игру прямо сейчас?

– Я не хочу ее заканчивать, – не менее вежливо отозвался Стерлинг. – Мы только начали. Так что, да, высылайте. Или нет – я упрямый. Все равно его узнаю.

Моложе и, похоже, в не менее хорошей форме, Стерлинг без видимых усилий держался рядом… пока не слишком впечатляет – он ведь только начал, - но если он продолжит так же… Тогда на Оуэна это произведет впечатление, что в его планы не входило, совсем не входило. Оуэн прибавил скорость, чтобы проверить, и Стерлинг тоже побежал быстрее.

Какое-то время они молча бежали рядом, их шаги звучали в унисон, ноги размеренно топали по асфальтированной дорожке. Нехорошо,и Оуэн, чтобы нарушить эту ненужную синхронность, снизил скорость так резко, что Стерлинг только через несколько метров понял, что бежит один.

Оуэн открыто улыбнулся ему и перешел на легкий небрежный шаг, мучительно медленный для него, но наверняка такой же сводящий с ума для кого-то вроде Стерлинга. Теперь у того было несколько вариантов: он мог снизить скорость, последовав примеру Оуэна, продемонстрировать силу и выносливость, сделав бросок вперед; или просто продолжить бежать в прежнем темпе. Ну или сдаться. Оуэну было все равно, что выберет Стерлинг; любое решение позволит узнать о нем что-то новое, а Оуэн хотел именно этого. Нужно знать своих врагов… Стерлинг ему не враг, конечно, но все же...

Поначалу Оуэн думал, что Стерлинг решил продолжить с той же скоростью, но тот медленно, почти незаметно сбавил обороты, вскоре снова оказавшись рядом. Он дружелюбно улыбнулся Оуэну, каким-то образом скрыв свое самодовольство.

– Мой основной предмет – все еще английский, – сказал Стерлинг.

Оуэн едва сдержался, чтобы не закатить глаза.

– Я должен считать это достижением?

– После того как усложняли мне жизнь на лекциях? Странно, что я не перевелся в другой колледж. – Голос Стерлинга звучал насмешливо.

– И упустили бы шанс усложнить жизнь мне, когда я нена лекциях? – Оуэн не дал Стерлингу шанса ответить; ему хотелось бежать, почувствовать приятную боль в усталых мышцах, раствориться в выбросе эндорфина, дойти до предела возможностей. – Два круга, – бросил он, в его голосе прозвучал вызов. – Покажи, что умеешь.

Было приятно осознавать, что Стерлинг остался позади в метафорическом облаке пыли, пусть и на несколько секунд. По крайней мере, это показало Оуэну, что мальчик не совершенен. Глупо было считать иначе, конечно, но Боже, Стерлинг молод и красив. А еще, как оказалось, быстр – он догнал Оуэна меньше, чем за тридцать секунд, и длинные ноги подстроились под его темп.

Было здорово нестись так быстро. Мир вокруг словно смазался. Ноздри Оуэна раздувались, как у лошади, и он все ускорял и ускорял шаг. Он чувствовал, что Стерлинг держится рядом. Для Оуэна это был не предел скорости – но дело ведь не в победе, ему хотелось открытия, хотелось узнать, на что способен Стерлинг. Похоже, что на большее, чем он сам в его возрасте, если судить по успехам мальчишки. Оуэн был на шестнадцать лет старше и, пусть и в отличной форме по практически любым стандартам, не мог тягаться с двадцатилетним парнем с задетой гордостью.