— Если парнишка оказался на свободе, значит, они ехали из Торнейфорда... — начал Суэйн.

— Это значит, что обмен уже произошел, — закончил Адам. Ему стало это понятно еще с первого момента боя. Он расправил грудь, вздохнув глубоко. — Да уж, они не тратили время зря.

— Будем преследовать их, мой господин?

— Что? Нет, Суэйн. Они, без всякого сомнения, разбегутся в разные стороны, как только окажутся в лесу, а это — их родные места. При таком положении дел нас перебьют по одному. У нас есть раненые?

— Что будем делать с валлийцами? — поинтересовался Обри. — Я имею в виду убитых. Как мы поступим с телами?

Адам окинул взглядом поле боя. Он сразу же заметил застывшие в удивлении глаза убитого валлийца, чья отсеченная голова нашла временный покой в грязной ямке. Из нее все еще сочилась кровь.

— Оставь, как есть. Когда все утихнет, они сами обо всем позаботятся. — Обтерев меч о бедро, Адам вложил его в ножны. Подняв голову, обратился к солдату, подошедшему что-то спросить у Обри: — На что ты так уставился?

— Мой господин, это Давидд ап Тевдр, я готов поклясться. Я видел его на ярмарке в Шрюсбери в прошлом году, видел совсем близко. Я шел в пивную, а он как раз выходил оттуда со своими людьми... Еще смеялся тогда. — Глаза солдата смотрели зачарованно, выражая удивление. Остекленевший взгляд мертвой головы валлийского князя жутко ухмылялся окровавленными зубами. Застывшая маска смерти внушала живым леденящий страх за собственную судьбу. Солдат содрогнулся и перекрестился.

Адам отослал воина прочь. Криво усмехнувшись, он обратился к Обри:

— Совсем недавно мы с Хельвен обсуждали, как бы избавиться от бесконечных наскоков ап Тевдра и поставить Родри на его место. — Неужели боги услышали меня? Да уж, и здесь не обошлось без ритуальных жертв. Иди собери людей! Уже почти темно, а нам еще три мили пути.

* * *

Едва увидев мужа, Хельвен чуть не упала в обморок. Когда Адам вошел в освещенный множеством факелов зал, его голубая накидка была вся в бурых пятнах засохшей крови. Лицо, не защищенное забралом и шлемом, тоже покрывали кровавые пятна.

— Боже правый! — Хельвен замерла перед мужем с выражением неподдельного ужаса. — Адам, что случилось? Ты сильно ранен?

Адам опустил глаза в легком смущении.

— Это не моя кровь, любимая. Кровь Давидда ап Тевдра. Я отрубил ему голову. — Голос Адама звучал небрежно, словно речь шла о привычном малоинтересном событии. Он наклонился и неловко поцеловал жену.

— Караульные у ворот сказали, что Майлс уже здесь. Где же он?

— Я приказала отнести его в нашу спальню. Он очень слаб — почти без сознания. Майлс перенес падение и я очень опасаюсь, что сломанное ребро могло повредить легкое.

— Да, мы нашли его коня. — Лицо Адама напряглось при воспоминании о зрелище разгромленного эскорта. Он решил не рассказывать подробности Хельвен. Взявшись за накидку, поморщился.

— Нельзя ли приготовить мне ванну? Такое ощущение, будто ап Тевдр всю свою кровь выплеснул на меня.

— Да, сейчас. — Хельвен щелкнула пальцами, подзывая служанку, и отдала короткое распоряжение.

Адам взял предложенный ему кубок с вином и, жадно отхлебывая на ходу, направился к лестнице.

* * *

— Лорд Майлс, ты слышишь меня? Это я, Адам. Давидд ап Тевдр убит. Мы встретили его шайку, возвращающуюся от замка, произошла битва. Родри сбежал в лес с другими уцелевшими, я не стал его преследовать. Лорд Майлс?

Майлс барахтался, погруженный в переливающуюся невесомую темноту, пытаясь выбраться на свет, пусть даже ценой возвращения боли. Кто-то держал его за руку, низкий встревоженный голос просил его о чем-то.

— Бесполезно! — услышал он всхлипывающий голос внучки. — Все это без толку, Адам, он нас не слышит. Элсвит, беги скорее и приведи отца Томаса.

Майлс сумел-таки поднять отяжелевшие веки. На сундуке желтоватыми пятнами горели свечи. Вся обстановка казалась размытой. Волосы внучки то сливались с пламенем свечи, то обретали самостоятельность. Чья-то кольчуга посверкивала мелькающими бликами света.

— Адам? — слабо выдохнул Майлс, с трудом вспоминая имя. Губы старика тронула легкая улыбка. — Не гоняйся за своим хвостом, не ровен час сам себя укусишь. Мое завещание лежит в специальной шкатулке в Эшдайке... Гийон знает.

— Я напишу ему сегодня же ночью. Он должен подъехать сюда в ближайшие дни.

Майлс слегка повернул голову на подушке в знак несогласия.

— Не нужно. Лучше умирать, не видя толпы хныкающих родственников у изголовья. Гийон знает... Для меня это не трагедия. Я даже рад, что ухожу... Больше нет сил бороться...

— Дедушка, нет! — вскрикнула Хельвен, не сдержав рыданий. И тут же зажала рот ладонью.

— Дитя, благослови тебя Господь. У тебя вся жизнь впереди... Не печалься обо мне. Свою жизнь я прожил богато и полно, даже слишком. — Старик снова закрыл глаза и, казалось, провалился вглубь постели, оставив на поверхности только оболочку. Рука Майлса совсем обмякла в руке Адама.

— Адам? — испуганно прошептала Хельвен, ухватившись за руку мужа. — Он уже?..

— Нет, еще нет. — Адам выпустил из своей ладони невесомую, словно сухой лист, руку старика. Усталость после тяжкого боя давала о себе знать. Все кости ныли, и тело казалось немощным и обмякшим, будто мокрая тряпка. — Но осталось совсем недолго, в любом случае до того, как твой отец сможет сюда приехать. Ты должна просто принять это — он сам хочет смерти. Не надо мешать. — Адам обхватил жену за плечи, поцеловал в лоб и, почувствовав напряженность в ее теле, снова вспомнил, как он устал. — Где мы разместимся сегодня? Я пропах кровью и чувствую себя таким разбитым, что не способен ни приласкать свою жену, ни ответить на ее ласки.

Хельвен слегка отшатнулась от него. Слова Адама как будто толчком вывели ее из горестного оцепенения, и она вспомнила, что нужно еще многое сделать. Вспомнила, что перед ней муж, нуждавшийся в ее внимании и заботе.

— Сегодня пойдем в комнату у стены, там, где был Родри.

Адам задержался у двери, пропуская в комнату священника. Обменявшись с ним несколькими словами, покинул комнату.

— Правильно, Родри она уж точно больше не понадобится, — бросил он немного раздраженно. Затем снова остановился, заметив своего оруженосца, шептавшегося с одной из молодых служанок. — Остин, принеси-ка мне пергамент, чернила и перья. Положишь все в комнату у стены! — сердито прикрикнул Адам. — А ты, девочка, ступай и займись делом!

Служанка залилась краской и, неуклюже присев в реверансе, быстро удалилась, задев юбками пустое кожаное ведро. Адам покачал головой.

— Ну, парень! — пробормотал он себе под нос раздраженно, но без особой злобы. Затем раздвинул занавески и вошел в свою временную спальню. Еще одна служанка только что опорожнила кожаное ведро в ванну и собиралась покинуть комнату. Над водой вился парок, распространяя по комнате запах лавра и розмарина.

— Адам, мне пришлось обменять его. У меня не было выбора, — заговорила Хельвен, ощутившая странную нервозность при виде мужа, взявшегося за массивную германскую пряжку пояса. ФицСимон убеждал меня дождаться твоего возвращения, но я слишком испугалась за деда. — Хельвен нервно потирала руки, глядя на Адама. — Я очень резко обошлась с ним и думаю, задела его гордость.

— Это у тебя хорошо получается. — Адам метнул на жену быстрый взгляд. — Умеешь высмотреть уязвимое место в душе мужчины и иногда так кольнешь, что эта самая душа кровью зальется. — Немного помолчав, он задумчиво добавил: — Я уже знаю о твоем обращении с временным комендантом. Бедняга дожидался меня у ворот, надутый праведный гневом, как рождественский пузырь. Я выслушал его, а потом выпустил из него воздух, вернув к разумным пределам. — Адам швырнул пояс на сундук.

Не сумев понять по тону мужа, на кого тот больше рассердился — на нее или ФицСимона, Хельвен спросила: