Я попытался перевернуться на другой бок, но по одежде заструился ручеёк горячей крови, и я понял, что любое движение для меня сейчас смертельно опасно.

Вот так итог. Мог ли я ожидать подобного? Мог ли предположить, что придя на помощь отряду Заречного, я попаду в эту братскую могилу…

И в этот момент я увидел кровососа. Мутант сидел на корточках перед одним из тел, обхватив покойника мощными лапами. Он тоже меня заметил, отбросил свежевыжатый труп и взревел, разбрасывая в стороны капли крови.

Существо было не таким огромным, как прочие, и всё же этого было достаточно, чтобы прикончить меня…

За колючкой, в мире живых, есть мнение, что суровые солдаты с периметра и военсталкеры, никогда не общаются с простыми сталкерами, расстреливая всех направо и налево.

Ложь…

Говорят, что все солдаты с периметра мастерски стреляют и способны выдержать многочасовой переход, не запыхавшись.

Опять ложь…

Вся история зоны, известная снаружи, соткана из лжи. Ложь как наркотик — ее нужно всё больше и больше. Именно поэтому по ту сторону периметра о зоне говорят совершенно невообразимое.

Например, есть мнение, что умелый сталкер способен убить кровососа ножом. Я думал, что это ложь, но сам дважды прибегал к подобному. Дважды я был победителем подобных схваток и без труда мог сказать, что уж я-то легко справлюсь с кровососом, будь у меня нож. Но это было тогда, до разговора с покойным Кедром. До того, как зона перестала мне помогать. До того, как я из Спама вновь стал Александром Вестовым.

Мутант шагнул вперёд.

Шагнул и замер, наслаждаясь произведённым эффектом…

Несколькими часами ранее.

Граница Милитари. Лес.

Лесоруб не приходил в зону. Это зона пришла к нему. После первой катастрофы, когда Советское правительство расселяла район заражения, он наотрез отказался покидать родные места. А потом появилась зона, и домик Лесоруба оказался примерно там, где сейчас располагается база Свободы. С тех пор прошло уже много лет, но за годы жизни в Зоне Лесоруб не стал следопытом, да и стрелок из него был не ахти какой. Зато рассказывать всевозможные истории он умел лучше кого бы то ни было. Даже самые известные анекдоты играли в его устах новыми красками.

Лесоруб добавлял от себя небольшие штрихи, превращая историю в настоящий шедевр. Сейчас он сидел в подлеске около костра, рассказывая двум сталкерам из Долга историю про то, как наёмники окунали ходока головой в колодец, чтобы тот раскрыл им месторасположение тайников. Рассказчик добавил, что мародёров было четверо, не преминув воспользоваться своим знанием местной фауны, он обрисовал долговцам пейзаж деревни, в которой бедолагу подвергали водным процедурам, и туманно намекнул, что встречал он ребят, которые знали этого недотёпу.

Долговцы слушали его, разинув рты.

— …Ну, не поняли друг друга. — Закончил свой рассказ Лесоруб, и обвёл сталкеров торжествующим взглядом.

Их было двое. Один — высокий, в защитном костюме. При себе он носил автомат Калашникова с интегрированным глушителем и какой-то странный пистолет, напоминающий скорее не оружие, а самогонный аппарат или кипятильник. Но Лесоруб-то знал, что эта футуристическая штуковина «заточена» под стрельбу винтовочными патронами, и способна одним выстрелом отправить противника на корм слепым псам.

— Анатолий Арсеньевич. — Второй сталкер выложил перед собой пакеты со спецпайками, и обвёл их жестом шеф-повара. — Угощайтесь.

Он был на голову ниже своего напарника. Более упитанный, с недельной щетиной, он напоминал Лесорубу сталкера по кличке Бром, который сгинул в прошлом году где-то в Заповеднике.

Долговец взял один из пакетов, и надрезал краешек герметичной упаковки. Он носил с собой снайперскую винтовку с укороченным стволом и складным прикладом, отчего издали многие принимали её за автомат.

— Благодарствую. — Лесоруб взял пакет, и ловко вскрыл упаковку.

Саморазогревающийся гарнир и галеты из армейского рациона пахли так, что сталкер невольно причмокнул. Давно он не ел нормальной еды, срок годности которой не истёк ещё во времена перестройки.

— Анатолий Арсеньевич. — Сталкер со «снайперкой» протянул рассказчику фляжку.

Лесоруб кивнул. Его не часто называли по имени-отчеству, и тем приятней было услышать свои инициалы. Обычно Лесоруба звали по фамилии, не догадываясь, что это так. Большинство сталкеров искренне считали, что «Лесоруб» — это кличка, а не фамилия старожила зоны. Анатолием Арсеньевичем его звали лишь в кланах, где Лесоруба уважали и немного побаивались. А как не побаиваться, если он обращался на «ты» к генералу Воронину, шутливо называя его командором, и имел обыкновение прикрикнуть на того, если позиция генерала была совсем уж неправильной.

— Может ещё чего рассказать? — Лесоруб вернул фляжку, и аккуратно свернул опустошенный пакет в трубочку.

— Расскажите. — Сталкер со снайперской винтовкой сгрёб остальные пакеты в рюкзак, и теперь пристально смотрел на рассказчика.

— Ну… — Лесоруб помедлил, будто отыскивая в памяти наиболее интересную историю, и, наконец, проговорил заговорщическим тоном:

— Это было по осени, лет семь назад. Мы с двумя сталкерами доставляли на Янтарь оборудование, которое с вертолёта не туда сбросили. Ну, вы знаете, что такое Янтарь — большая низменность, переходящая в болото, а западнее — озеро, в котором после первой аварии зараженную технику топили. Дело было прибыльное. Толстолобики из большого лагеря за этот груз нам собирались заплатить приличные для того времени деньги. Но было у них особое условие — доставить груз в целости и сохранности.

Ящик, который нам надо было доставить, был маячком помечен, и мы его без труда нашли. Полоумные снабженцы из-за периметра его вообще не в том квадрате сбросили — промахнулись на несколько километров. Но это по прямой несколько, а в обход озера целый день идти. Да ещё зомби кругом. Мы, значит, нашли место, которое этим самым маячком помечено. Смотрим, а ящик размерами два на два метра, и весит, будто там танк разобранный. Мы его втроём от земли еле оторвали, пронесли пару метров, и бросили. Один из тех, с кем я эту штуковину на Янтарь нести подрядился, и говорит:

— Можно этот ящик по озеру переправить.

— Как так? — Спрашиваю, а он и говорит:

— Надо верёвками его перевязать, и по крышам машин затопленных на другую сторону перетащить, как по полозьям.

Мы со вторым сталкером прикинули, какое расстояние нам с этим барахлом на горбушке, придётся преодолеть, и нам так тоскливо стало, будто мы на открытом месте перед выбросом остались.

А через озеро идти вообще самоубийство. Над ним вечно туман, и те, кто пытался по крышам затопленных машин пройти, уже не возвращались. Но идея-то хорошая. И решили мы отправить одного из нас в этот туман, чтобы он дорогу разведал. Жребий мне выпал. Беру я, значит, оружие, и туда. Чуть не сорвался в воду, а сталкеры мне кричат:

— Не убейся раньше времени!

Я по крышам пошел. А там… радиация такая, что если бы мы заранее не навешали на пояс артефактов, и не вкололи какую-то бурду от лучевой болезни, светились бы потом по ночам.

Счётчик Гейгера чуть не матерится, а я иду. Прошел около километра, и остановился. Вижу, впереди человек стоит на самом краю кабины КАМАЗа. Мне почему-то в голову пришло, что озеро слишком мелкое, если на таком расстоянии от берега грузовик только по зеркала затоплен.

Я всё это дело осмотрел. А человек тот, который на крыше стоит, и не человек вовсе — зомби натуральный.

Стоит…

И на воду пялится…

Я к нему подобрался, и подтолкнул. Ну, интересно стало, какая там глубина. Он так и ушел солдатиком. Мне от этого как-то не по себе стало, и я быстренько дальше пошел.

Прошел ещё несколько километров, пока не увидел берег. Я-то думал, что это противоположный берег. Выскакиваю на землю, пританцовываю. И тут меня как током ударило — это ж вовсе не другой берег. С того берега ЧАЭС видно, а это место всё туманом затянуто, да ещё таким плотным, что видимость нулевая. Я вперёд маленько прошел. Гляжу, а передо мной здание какое-то. Оно из брёвен построено, и кусками корпусов машин обшито. И всё так здорово сделано, будто крепость это какая.