Когда Людмила вошла в комнату, встреча с мужем, казалось, ее обрадовала.

— Как хорошо, что ты уже дома! Ведь сегодня мама готовит нам целый пир…

Василий пристально взглянул на жену. Ее улыбка была явно искусственной.

— Слушай, Мила, — начал он, также заставив себя улыбнуться. — Мама сказала, что ты что-то потеряла… Это правда?

— Правда… — не сразу ответила Людмила.

— Аметистовую брошку? — подсказал Василий.

— Да, конечно, брошку, — обрадованно воскликнула Людмила. — Ты уже знаешь?

— Странно искать предмет, который лежит у тебя перед глазами! — и Василий спокойно взял с туалета массивную аметистовую брошь.

— Да, но я ведь ее потом нашла, — заторопилась Людмила. — У зеркала в ванной…

— И это странно… Сегодня я брился в ванной и отлично помню, что брошки там не было.

— Ты, наверное, не заметил… — тихо сказала Людмила.

— Да, возможно, — согласился Василий. — Впрочем, еще труднее мне было не заметить твоего отсутствия сегодня вечером.

— Неужели ты способен на мелочную ревность? Я не узнаю тебя!

— Дело совсем не в ревности, — с досадой сказал Василий и сурово взглянул на жену. Во взгляде его темных глаз Людмила прочла нечто непоколебимое, несгибаемое, что было ей так знакомо в характере мужа. — Но нет ничего подлее одного…

— Чего? — чуть слышно спросила Людмила.

— Лжи.

— Какая ложь? — дрогнувшим голосом спросила Людмила. — Мне просто позвонили…

— Кто? — перебил Василий, глядя на жену в упор.

— Боже мой! — воскликнула Людмила. — Ты ведешь себя прямо, как следователь! Ну уж если ты так хочешь — пожалуйста. Мне позвонила Маша Минакова, и мы поехали к портнихе…

— Минакова? — Василий побледнел. — Она, что же, звонила тебе по междугороднему телефону?

— Почему по междугороднему?

— Минакова вчера вечером уехала в командировку.

Лицо Людмилы выразило такую откровенную растерянность, что Василию невольно стало ее жалко.

— Мила! — сказал он, взяв ее холодные руки в свои. — Почему ты не расскажешь мне все? Что бы там ни было, но помни, что мы были настоящими друзьями. Хотя бы во имя этого прошлого окажи правду…

Но Людмила, опустив голову, молчала.

Василий Антонович резко встал и вышел из комнаты.

А за стеной, у стариков, была своя беда.

Придя с работы и только успев снять пальто, Антон Матвеевич почувствовал себя плохо. Он наотрез отказался от пирога, аромат которого разносился по всей квартире. И, не раздеваясь, лег на кровать и отвернулся к стенке.

После памятного свидания с «Николаем Петровичем» прошло около двух недель. И все эти дни в душе старика происходила мучительная борьба. Он все время порывался сообщить о происшедшем куда следует. Но боязнь погубить сына, которого он против воли так скомпрометировал, его удерживала.

Ведь тот тип недвусмысленно дал понять, что одно неосторожное слово Антона Матвеевича — и подлая статья с клеветой на Василия будет опубликована. Она прозвучит буквально на весь мир.

Не найдя в себе силы сразу поступить так, как подсказывала совесть, Антон Матвеевич считал, что столь долгое молчание ему нечем оправдать. Скорее всего его сочтут сообщником шпиона.

Иногда бывали какие-то просветы. На работе он забывался. Порой ему казалось, что это лишь страшный сон, что ему все чуть ли не померещилось.

Но когда он сегодня возвращался с работы, перед ним неожиданно возник «Николай Петрович». Только на этот раз не в синем плаще, а в скромном темном костюме, в мягкой шляпе вместо старенькой кепки. Он сказал, что должен сообщить товарищу Сенченко нечто важное. Они свернули в узенький безлюдный переулок.

Оказывается, худшие предположения оправдались. Корреспонденту газеты Петер-Брунна удалось заполучить у Храпчука снимки кабинета профессора Сенченко. А на фото обнаружились обличительные детали. Из них явствует, что работы ученого Сенченко носят разрушительный, военный характер. И еще одно. Этот тип сообщил, что Людмила — агент иностранной разведки и в ближайшие дни, несомненно, будет арестована.

А прощаясь, «Николай Петрович» добавил:

— Но все же помните, что у вас и у вашего сына имеются надежные друзья. Они ценят дар талантливого ученого и в нужный момент придут к нему и его семье на помощь.

На помощь… Разве нужна им помощь этих разбойников!

Так, ни слова не говоря, уставившись в знакомый коврик, лежал старый Сенченко.

Не смея его тревожить, Мария Кузьминична на цыпочках пронесла покрытое рушником «фирменное блюдо» и поставила его на стол. Но никто так и не прикоснулся к нему в этот вечер. Еще недавно это огорчило бы старушку. Но теперь, когда Мария Кузьминична чувствовала, что словно темная туча надвинулась на их дом, она промолчала.

Вот снова хлопнула дверь. Наверно, это Василий, на ночь глядя, ушел из дому. И, конечно, из-за этой обманщицы. Вползла, как змея, в дом… Беда, беда.

Марию Кузьминичну точно кипятком ошпарило, когда сегодня до нее донеслось: «позвонила Маша… поехали к портнихе…» Здоровый бас у той Маши!

Гнев с неожиданной силой вспыхнул в душе старухи. Решительно направилась она в комнату «молодых». Сейчас она выложит Людмиле всю правду, она не позволит ей так морочить сына.

Мария Кузьминична решительно открыла дверь. То, что она увидела, ее поразило. Ничком, прижавшись лицом к подушке, на кровати лежала Людмила. Видимо, она заглушала рыдания. Вся ее поза выражала такое отчаяние, что старушка молча остановилась.

— Люда! — сказала она затем, подсаживаясь к невестке и мягко коснувшись ее плеча. — Не убивайся так, Мало ли что между мужем и женой бывает… Только если понравился тебе кто, прямо окажи… А не обманывай… У нас в доме никогда такого не водилось.

И тут произошло неожиданное.

Еще недавно казавшаяся Марии Кузьминичне такой гордой, далекой, а подчас и чужой Людмила, обняв старушку, припала головой к ее груди:

— Мама, мама! Вы совсем не то думаете… Разве я обманула бы Василия!.. Здесь другое, совсем другое… Я сделала страшную вещь… Я вам потом все, все расскажу.

В это утро майор Власовский, закончив бриться, внимательно посмотрел на себя в зеркало.

Беспристрастно говоря, там отражалось довольно привлекательное лицо. Конечно, цветущая молодость далеко позади. От сидячего образа жизни появился жирок, отяжелела фигура. Но разве может кто-нибудь дать ему сорок два года! А особенно теперь, когда Виктор Владиславович приобрел то, что про себя он называл, «столичный лоск».

Что значит вовремя «показать товар лицом». Он сумел так остро подать последнее дело, что сразу обратил на себя внимание приехавшего из столицы высокого начальства, И вот наглядный результат: он перебрался из пыльного провинциального городишки, гордо именуемого областным центром, в столицу. И подумать — прошел всего год, а на московских улицах он чувствует себя совсем своим человеком.

Больше того. Когда Виктор Владиславович надевает свой новый костюм и мягкую шляпу, его вполне можно принять за ученого человека, за доцента — а он почему-то очень любит это слово, — а может быть, за работника искусств. Особенно после того, когда он догадался вставить свои очки в толстую роговую оправу.

Одно плохо — до сих пор приходится корпеть над какими-то рядовыми, серенькими делами. Где уж там проявить свойственную ему инициативу, проницательность и умение творчески комбинировать… Жди, пока нападешь на «золотую жилу». Ведь в Москве вырваться вперед, совершить такой скачок, как это удалось ему сделать в областном городе, — куда труднее!

Но вот, кажется, наступил тот момент, когда пришло настоящее большое дело. Дело Сенченко.

Главное, что на этот раз попался не какой-нибудь захудалый райкомщик, хотя, надо сказать, что именно дело одного «райкомщика» помогло Власовскому так неожиданно выдвинуться.

На этот раз перед ним крупный, известный всей стране ученый. Каким надо быть ослом, чтобы отступиться от подобного дела. Слов нет — оно очень сложно, очень запутано и даже противоречиво. Зато слава и почет увенчают того, кто сумеет размотать этот клубок предательства и шпионажа!