— Вот если бы я была герцогиней, — продолжала девушка, — уж я бы не стала разгуливать по ночам да связываться с такой особой, как Молли! Если ее разозлить, она такого может наговорить, только держись!
— Не понимаю, почему она так рассердилась на меня, — проговорила Онора.
— Сейчас я тебе расскажу... — начала девушка.
Но в этот момент из холла донесся какой-то шум, потом чей-то громкий голос, и девушка, вздрогнув, проговорила:
— Это лорд Рокстон! Так я и думала, что он сегодня придет.
Не сказав больше ни слова, она захлопнула дверь. Онора с недоумением посмотрела ей вслед.
Снова послышались голоса. Кто-то прошел мимо ее двери. Онора вдруг испугалась, что лорд Рокстон, кем бы он ни был, зайдет в эту комнату и обнаружит ее здесь. Она была абсолютно уверена, что герцогу меньше всего хотелось бы, чтобы его друзья или вообще кто бы то ни было узнали, что она ночью сбежала из дома и связалась с людьми, которые требуют за нее выкуп.
Через некоторое время голоса стихли, и в холле снова наступила тишина.
«И как меня угораздило попасть в эту историю?» — в очередной раз задала себе вопрос Онора и опять не нашла на него ответа.
Наконец, когда ей уже стало казаться, что она сидит тут всю жизнь, дверь спальни отворилась.
Глава 6
Когда Онора вышла из гостиной, герцог еще раз налил себе коньяку. Он потягивал его, ощущая, как постепенно улетучиваются недовольство и раздражение, которые не покидали его весь день.
Ужин с новоиспеченной женой, от которого он не ждал ничего хорошего, вопреки ожиданию оказался вовсе не скучным, да и сама она была, несомненно, хороша собой.
Сначала он этого как-то не заметил, однако все вокруг только и делали, что превозносили красоту Оноры до небес, и герцог, подавив досаду, вызванную предстоящей женитьбой, волей-неволей вынужден был с ними согласиться.
Теперь он пришел к выводу — независимо от того, хотел он жениться или нет, — Онора как раз такая жена, какая ему нужна. Красива, женственна, изящна и к тому же, как он только что обнаружил, умна.
И все равно мысль о том, что он теперь женатый человек, приводила герцога в негодование. Это чувство посетило его еще утром, когда он ехал в церковь со своим шафером и с неприязнью думал о предстоящей свадебной церемонии.
Ночью его мучила бессонница. Когда забрезжил рассвет, он подошел к окну — деревья в парке были еще окутаны ночным туманом, а на небе исчезали последние звезды, уступая место первым солнечным лучам.
Внезапно у герцога — как и у Оноры — возникло непреодолимое желание убежать, скрыться, оставив свадьбу без жениха.
Но разве убежишь... Какие бы чувства герцог ни испытывал, он обязан вести себя, как джентльмен, в соответствии со своим высоким положением при дворе. Но как настоящий мужчина он презирал себя за эту авантюру с женитьбой и за то, что не попытался отстоять свою независимость.
«Да, дорого мне приходится платить за свой титул», — горько подумал он.
Для него все в день его свадьбы было окрашено горечью. Что бы герцог ни делал, все вызывало в нем внутренний протест. Когда он надел Оноре на палец обручальное кольцо, ему показалось, что это не кольцо, а цепь, которой он приковывает себя к ней на всю жизнь.
Так размышляя над своей незадачливой судьбой, герцог и не заметил, как допил коньяк и уже подумывал налить себе еще, но потом отказался от этой мысли. Особого пристрастия к алкоголю он никогда не питал, не стоит его приобретать и сейчас.
Придворная жизнь выработала у него одно хорошее качество — самообладание. И теперь, действуя как солдат на поле боя, он поставил свой пустой стакан, встал и, расправив плечи, направился к двери.
Сегодня у него первая брачная ночь, и какое бы будущее ни было уготовано ему судьбой, он обязан начать совместную жизнь так, чтобы не дать жене повода на него жаловаться.
Герцог открыл дверь и вышел в холл.
К своему удивлению, он увидел, что входная дверь открыта. «Странно, — подумал герцог. — Кто это заявился в гости на ночь глядя?»
Однако никакой кареты перед фасадом не было видно. Лишь лакей, стоя на пороге, вглядывался в ночную мглу. Он был так поглощен этим занятием, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Очевидно, ему было не до герцога.
— Что ты там высматриваешь, Джеймс? — спросил герцог, подходя к лестнице.
Лакей вздрогнул и виновато взглянул на своего хозяина.
— Я жду, когда вернется миледи, ваше сиятельство.
Герцог в недоумении уставился на него. Он всегда считал, что Джеймс немного глуповат, и теперь решил, что тот по своему обыкновению что-то напутал.
— О чем ты говоришь? Ее сиятельство наверху.
Джеймс покачал головой:
— Нет, ваше сиятельство. Она вышла минут десять назад.
Герцог недоверчиво взглянул на него.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнес он, выделяя голосом каждое слово, — что ее сиятельство вышла из дома?
— Да, ваше сиятельство.
— Одна?
— Да, ваше сиятельство.
— Быть этого не может! — чуть слышно воскликнул герцог.
Он шагнул к двери.
— Ее сиятельство сказала, куда идет?
— Нет, милорд.
Герцог призадумался. Голос Джеймса вернул его к действительности. Парень, видимо, испугался, что сделал что-то не так, и решил внести кое-какую ясность.
— Ее сиятельство надела накидку, которая лежала вот тут, на стуле, и попросила меня открыть ей дверь. А я спросил миледи, подать ли ей карету.
— И она отказалась?
— Да, милорд.
Герцог ничего не мог понять. Куда Онора могла отправиться в это время суток и зачем ей это понадобилось?
Говоря все так же неторопливо, чтобы Джеймсу было ясно каждое слово, герцог спросил:
— Когда ее сиятельство вышла из дома, ты видел, в какую сторону она направилась?
— Да, ваше сиятельство.
— Расскажи мне точнее, что произошло.
— Мне показалось странным, что ее сиятельство собирается идти куда-то на ночь глядя, и я стал следить за ней. Она сошла на тротуар, постояла минутку и перешла дорогу. Будто надумала пойти в парк.
Лакей взглянул на герцога — тот внимательно слушал — и продолжал:
— Ее сиятельство немного постояла, глядя сквозь ограду, а потом пошла вдоль нее. Похоже, собиралась найти калитку.