Майк со своим разноглазым приятелем прибыл в столицу Советской России, имея в кармане один рубль двадцать семь копеек. Сколько было у приятеля - это никому не известно, - приятель не говорил, а Майк из вежливости не расспрашивал. Первым делом Майк приобрел на Ленинградском вокзале пачку «Беломора», затем позвонил из телефона-автомата Александру Липницкому. Они, собственно, и приехали к Александру на день рождения - ему стукнуло уже тридцать три года, и он их ждал, но привычка звонить перед приходом в гости была одной из самых укоренившихся у Майка. Выяснив, что их ждут с нетерпением, они направились было к метро, но разноглазый приятель вдруг спрос ил:

- Майк, у тебя есть рубль?

- А у тебя? - вопросом на вопрос ответил Майк.

- Нет.

- А у меня есть.

- Может быть, поедем на рубле? - осторожно осведомился разноглазый

- Мудро, - сказал Майк.

Через пять минут вежливый и милый частник вез их на сверкающих белых «Жигулях» по Садовому Кольцу в сторону Каретного Ряда…

Липницкий был одним из первых устроителей подпольных рок-н-ролльных концертов в Москве и, конечно, Майк и его приятель знали Александра уже сравнительно давно и были с ним в хороших дружеских отношениях. Он был отличным специалистом в области рок-н-ролла, в области джаза, литературы, да и помимо всего этого, он был просто отличным парнем, если это понятие применимо к бородатому тридцатитрехлетнему мужчине. Помимо всего прочего, Александр Липницкий был богат, что являлось редкостью в том кругу, где вращались Майк, Разноглазый, приятели их приятелей… И был вечер, и было утро, ночи были какие-то странно яркие, залитые электрическим светом, или мертвенно-синие от горящего экрана телевизора, были дамы в мехах и были дамы в шелках, были дамы безо всего и проход в дамки, и фраза «Мирку пить больше не давать», и сам Мирок тоже был с соломой в страшной бороде, и был стол, но не было стульев, были ковры и фильм «Томми», были спальные мешки и тонкий хрусталь, и Садовое кольцо вставало стеной перед глазами, не пуская на противоположную сторону тротуара, где находился гастроном, был сад «Эрмитаж» и пиво «Останкинское», и «Наша марка», и Капитан Лелека тушил на кухне мясо, а Мирку не давали пить, и он тряс страшной бородой, и песни, и рок-н-роллы, и Мирок пил втихаря в ванной, закусывая вытащенной из бороды соломой, и был «Москвич», въехавший на узкий дипломатический пляж, и был голый, огромный, весь волосатый Петр Николаевич Мамонов со шрамом на груди, выгружающий из багажника ящики с пивом и швыряющий их в реку, и ром был, и джин, и густой еловый лес, и из леса вышел Никита Михалков, хитро улыбаясь, и нес он в одной руке двух дам, а в другой нес он две бутылки «Кончаловочки», и Мирок плавал по Москве-реке в полной амуниции и с соломой в страшной бороде. И люди прилетали сюда на самолетах и приходили пешком, приезжали на поездах, приплывали на лодках и вплавь, через горы, через реки, буераки и овраги, буреломы и леса, шли сюда отовсюду и праздновали праздник, и Майк решил поехать в Ленинград «стопом», и Разноглазый увязался за ним, и очнулись они только не доехав километров тридцати до Вышнего Волочка…

Майк имел богатый опыт в подобного рода поездках, хотя и не часто об этом рассказывал. Поездки «стопом» ассоциировались в сознании слушателей с образом жизни хиппи, а хиппи Майк терпеть не мог, по крайней мере, он так утверждал. Чем ему досадило это лохматое и мирное, в общем-то, сообщество, он не разъяснял, но фразу «я ненавижу хиппи» можно было услышать от него довольно часто. Возможно, сказалось его увлечение глэм-роком, а именно: Марком Воланом. Этого человека он просто обожал, знал про него едва ли не больше, чем кто-либо в Советском Союзе. И блестящие костюмы Марка, его шикарные лимузины и его стихи нисколько не соответствовали хиппанам российского образца, хотя многие из них в своих вкусах были достаточно эклектичны. И уж дураку понятно, что советский способ существования был органически неприемлем для мира Марка, для мира рок-н-ролла вообще, для мира, который Майк знал едва ли не лучше, чем тот, что окружал его с детских лет.

И наше родное суперполитизированное государство было отторгнуто Майком, едва он достиг более или менее сознательного возраста. Да и он, собственно, как и многие другие, был отторгнут этим государством и, фактически, в том виде, в каком он чувствовал себя, будучи настоящим рок-н-роллером, был лишен права на существование в нем. Иметь это право можно было, лишь приняв условия государства, полностью подчинившись ему, забравшись с головой под его пресс и не высовываясь ни на миллиметр. Любая часть тела, выступающая за пресс-форму, мгновенно отсекалась, в особенности, если этой частью являлась голова.

Майк, Разноглазый, Липницкий и все их приятели и друзья жили по сю пору в относительном благополучии только за счет того, что за долгие годы отсекания различных органов у своих граждан государственная машина подустала и сейчас находилась в каком-то полуканикулярном, отечно-размягченном состоянии. Не то чтобы она совсем уж расслабилась, нет, нет, одной железной рукой она крепенько держала свой народ за торчащий измученный кадык, стократно обожженный спиртом и криками «ура», но другая рука, в которой обычно находился топор, была занята, видимо, почесыванием пролежней и выгребанием перхоти с чудовищной своей туши.

Никто из них не был так называемым тунеядцем, и нельзя было их за это посадить в тюрьму - все они числились на каких-нибудь незатейливых должностях. Уголовный кодекс они так же не нарушали, и определить их как бандитов было тоже довольно проблематично. Но ведь определяли же, точнее, не хитрили и не искали вычурных юридических путей для вынесения приговора, прямо давали понять, что «не фиг тут выступать».

Все было спокойно, и вяло текла тихая жизнь советских граждан по мелкому илистому руслу. Некоторая часть советской молодежи даже тихо-мирно слушала рок-н-ролл, и песня «Гёрл» была выпущена еще где-то в начале семидесятых на странном сборнике - среди немецких и французских шансонеток, следом за ней вышла гибкая пластиночка с четырьмя песнями «Битлз», появились миньончики «Дип Папл» и «Чикаго» - эти, правда, без указаний названий групп, написано на них было просто - вокально-инструментальный ансамбль. Ну и, конечно, «Роллинг Стоунз» уже получили (первые из западных рок-групп) авторский гонорар из СССР за миньон «Нарисуй это черным». Радиоприемники в силу технического прогресса тоже были почти в каждой квартире, и иной раз сквозь вой и грохот глушилок можно было услышать кое-что из западной музыки. Наконец, широкое распространение получило чудо советской радиоэлектроники - магнитофон. И молодые люди с удовольствием слушали жуткого качества записи «Битлз», «Юрайя Хил» и «Слэйд», с легкостью совмещая это занятие с комсомольскими собраниями, «общественной работой» и изучением трудов столпов материализма.

Но не все. Если принять допущение, что образ жизни советского человека-инженера был здоровым образом жизни, то рок-н-ролл, безусловно, являлся опасной болезнью. Большинство граждан обладало врожденным иммунитетом от этого заболевания, трансформировавшего личность, но некоторые, достигнув определенного возраста, заражались и страдали (или не страдали?) этим незнакомым советским терапевтам и психиатрам недугом, который, как оказалось, был практически неизлечим. Майк принял рок-н-ролл. Принял его безоговорочно и навсегда. Это удивительное состояние, когда исчезают расстояния, стираются границы и рушатся таможни, когда незнакомые прежде музыканты из дальних стран вдруг из разряда просто музыкантов переходят в разряд твоих близких друзей, о которых ты знаешь все и понимаешь их с полуслова. Рок-н-ролл вошел в реальность жизни Майка, стал таким же его окружением, такой же неотъемлемой частью его мира, как огромное поле с его домом и как цирк «Шапито», каждое лето там выраставший, как знакомые станции метро, папиросы и «Рислинг», трамваи и осенние продавцы арбузов, как Нева. Он открыл для себя Лондон и Нью-Йорк, Ливерпуль и Сан-Франциско, он чувствовал эти города также, как Петербург, как Москву, как свою квартиру. Его новое окружение - западные музыканты - бывало иногда даже ближе к нему, чем питерские приятели. Они всегда были с ним, внутри


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: