Представим себе их муз. У БГ - богемная чудачка, неглупая и прихотливая. У Майка, конечно же, Сладкая N - славная, центровая давалка, примодненная и, натурально, пьяница. Макаревич уже тыщу лет не писал о любви и вообще о женщинах, музу его представляю себе с трудом, в виде средних лет учительницы, незлой, интеллигентной и с устоями. Муза Рыженко - слепок патологий обыденности: нечто среднее между дикторшей телевидения и продавщицей из гастронома.

Вопрос к читателям: кто из этих баб нам всего ближе? Конечно, Сладкая N (образ Рыженко чересчур умозрителен)! А потому сермяжная правда рока - за Майком. Нет, он не лучший поэт, но он более всего «в жанре».

Никто не снискал в последнее время столько комплиментов и, одновременно, столько ругани в свой адрес, как Майк. Уже на первом же его московском концерте часть зала исступленно аплодировала после каждого куплета, а другая часть синхронно и с чувством свистела. Как пишут в таких случаях, «равнодушных не было..».

Люся Петрушевская сказала, что ничего лучшего в жизни не слышала и через пару дней спела по телефону сочиненный под влиянием Майка (но с ее типичными героями) «Бабулькин блюз» про то, как соседи выживают из коммунальной квартиры старушку, страдающую недержанием кала… Напротив, Макаревича (а он, кстати, выступал непосредственно перед Майком) я редко когда видел таким раздраженным и недобрым. На мой вопрос «Ну как?» он ответил совсем не свойственными ему словами типа «хулиганство» и «безобразие». Уже на автобусной остановке, как мне рассказали, между сторонниками и противниками Майка (все они впервые услышали его за полчаса до того) произошла драка.

Дело в том, что находясь вполне в рамках (западной) роковой поэтической ортодоксии, Майк вместе с тем радикальнее любого другого порывает с существующими у нас песенными (в том числе и роковыми) словесными традициями. Идеалом здешних фанов уже много лет является Макаревич. Не будем ставить ему это в вину, но он крепко вшиб в юные головы любовь к трем вещам: «серьезности» тем (равнодушие, предательство, карьеризм и т.п.), «красивости» языка (свечи, костры, замки…) и общей символичности - аллегоричности - абстрактности (скачки, корабли с капитанами, барьеры, дома с окнами…) Гребенщиков чуть более интимен и вольнее в обращении с языком (сленг, англицизмы), но, в остальном столь же божественно возвышен и глубокомысленен, как Макаревич. Для довершения картины добавьте нетленное наследие всевозможной Окуджавы, а также Созвездие Любви.

Бедный мальчик Майк! Какую толщу добротных стереотипов приходится ему пробивать своим аденоидным голосом! Единственная явная параллель - ранний «блатной» Высоцкий («С водки похмелье, а с Верки - что взять…»). Да и того, как не трудно заметить, любят не за исповеди младых лет, а за последовавшие маски алкоголиков и солдат, притчи о волках и конях.

Легко быть умным, легко быть серьезным. Легко и надежно. Трудно быть искренним, трудно быть самим собой («но возможно..».). Один на сцене - всегда босс, скромный вождь и учитель. Другой - не очень понятен, но полон тайн, очарования. Один - над залом, другой - далеко в стороне. Только Майк стоит среди них. Голый, как в своей ванной комнате, куда неожиданно набежало столько сотен народу. Он демонстративно незащищен. Он позволяет себе выглядеть в песнях жалким и нелепым. Он нарочито антипатичен, даже в самых драматических ситуациях. И, в результате, он пожинает урожай глупых смешков и свиста нормальных ребят и девушек, у которых свои представления об искусстве. Они не хотят видеть себя, это зеркало плюет им в глаза.

У Майка полно посредственных песен. Он не гений, напротив, фантастический разгильдяй. Вряд ли его одного хватит на то, чтобы разогнать смурь праведного провинциализма нашей рок-поэзии. Если вам так уж дорого «разумное, доброе, вечное», то подумайте о наших потомках! Бедные чуваки, слушая современные рок-песни, решат, что мы жили в замках и башнях при свете свечей, не имели представления о гигиеническом сексе и портвейне, а разговаривали только о борьбе добра и зла.

Майк, первая пьяная ласточка. Он хил, но именно он подвинул Рыженко, именно он стал катализатором для варварской молодой шпаны Удовлетворителей. Да и на Гребенщикова, парня умного, он, несомненно, произвел большое впечатление. Остальные… пока «невинны, как младенцы, скромны, как монахи». В конце концов, это их личное дело. И единственное что меня огорчает - за последние полтора года гадкий Майк написал полторы песни. Никаких поблажек этому самодовольному Козлу (по гороскопу)!

Журнал «Зеркало» весьма туманно намекнул мне на то, что очередной номер его выйдет в свет со статьей о нас. На тот случай, если редакция не отказалась от этого достойнейшего намерения, посетив наш концерт, я присылаю ей эти записки.

Я только что вернулся из Москвы в Петербург, сейчас ночь, половина второго, я сижу на кухне, курю любимый «Беломор» и пытаюсь более или менее связно и внятно изложить на бумаге свои мысли о нашей группе.

Для начала: сам факт существования «Зоопарка» меня глубоко удивляет. Мне до сих пор не ясно, каким образом удалось заманить трех человек в подобное заведомо безнадежное предприятие, но пока (тьфу-тьфу-тьфу) все складывается лучше, чем могло бы быть.

Я люблю группу «Зоопарк» за то, что многие ее не любят. Есть люди, которые нас буквально ненавидят. Я им очень за это обязан. Есть люди, которые нас считают одной из лучших (по крайней мере, в Ленинграде) групп. Им я, наверное, тоже обязан.

Играем мы нарочито грязный рок-н-ролл, не заботясь чрезмерно о чистоте звучания и тому подобном. Главное - это общий кайф, интенсивность звука, энергия, вибрации. Многие считают, что все должно быть прилизано и красивенько (петербургские группы «Зеркало», «Пикник», например). Я же придерживаюсь другого мнения. По-моему, главное, чтобы публике было не скучно. В конечном итоге мы все играем для (и на) нее.

История «Зоопарка» кратка. Мне всегда хотелось сделать программу, состоящую из моих песен, причем сделать ее в электричестве. Довольно долго это по разным причинам не удавалось. В конце концов все случилось так.

Однажды осенью 1980 года, когда я кирял в гостях у своего приятеля Иши (Иша Петровский - замечательнейший человек, соавтор песни «Блюз де Моску»), к нему домой приехал его школьный приятель Илья Куликов, который оказался басистом. Мы понравились друг другу (оба - Овны) и, стоя на балконе и распивая очередную бутылку рома с пепси-колой (мой любимый напиток), решили попробовать поиграть вместе. Удивительно то, что утром мы об этом вспомнили. Попробовали. Понравилось.

Дело оставалось за вторым гитаристом и барабанщиком. Искали мы их довольно долго. Перепробовали несколько кандидатур, которые при ближайшем рассмотрении оказывались или хорошими людьми, но ни к черту не годными музыкантами, или наоборот. Наконец басист - перкуссионист «Аквариума» Михаил «Фан» Васильев порекомендовал мне некоего барабанщика, с которым играл в армии..

Барабанщиком этим оказался Андрей Данилов. Играл он в составе малоизвестной группы «Прощай, Черный Понедельник»(помните Воннегута?). Это был традиционный состав - гитара, бас и барабаны и играли они все, что не лень, начиная с Дин Перил и кончая «Б 52». Были у них и свои номера, которые лично мне не понравились, но многие отзывались об этом составе весьма положительно.

Я поговорил с Андреем и Шурой Храбуновым (лидер-гитаристом), и мы - эх, да заиграли вместе. Для начала мы не смогли придумать ничего умнее, как сесть на «точку» за город и играть на танцах. Место было весьма специальное: совхоз. Люди еще более специальные: подавай им «Бонн М» и «Машину Времени». Но платили нам мало и играли мы в этой связи то, что хотелось нам, а не им, а именно классические рок-н-роллы (Чака Берри, Карла Перкинса, Ларри Вильяме а и т.д.) и классику 60-х (Стоунз, Боуи, Ти Рекс). Правда, в коммерческих целях (чтобы не побили) приходилось исполнять им что-то «за Одессу» и пресловутый «Поворот», который мы играли, чтобы не было совсем тошно, в стиле реггей.