Пока отец занимался павшим волом, Георг тотчас отгреб снег около повозки и развел хороший костер. Кругом было разбросано много валежника, и согревающее пламя несколько успокоило его мать и маленькую сестру. Но что же можно было предпринять теперь? Если бы даже они покинули телегу, со всем, что в ней находилось, больная женщина не могла бы следовать за ними по глубокому снегу; а потому так или иначе необходимо было немедленно искать помощи.
Отец высказал намерение оставить Георга около матери и сестры и пойти вперед, чтобы поискать поблизости какое-либо человеческое жилье, где, быть может, удастся добыть вола или мула. В худшем случае, достаточно было бы добыть лошадь; по крайней мере, можно было бы посадить на нее жену с ребенком и благополучно доставить их в долину. Однако возможно ли доверить одному мальчику защиту беспомощной женщины и ребенка? Вблизи могли быть индейцы, могли быть волки; наконец, могло случиться что-либо такое, перед чем мальчик оказался бы совершенно беспомощным.
Наконец, после продолжительного размышления, отец сказал, обращаясь к сыну:
- Георг, я обдумал дело со всех сторон и полагаю, что будет лучше всего, если ты, следуя вдоль по течению небольшого ручья, от которого мы со вчерашнего дня едем, спустишься в долину и постараешься пригнать оттуда вола, мула или лошадь. Вчерашний снег мне очень не нравится, и мы не должны подвергать себя опасности быть захваченными здесь зимней непогодой. До сих пор милосердный Бог избавлял нас от всякого рода опасностей и бед, но теперь нам необходимо приложить все старания, чтобы преодолеть эти последние трудности.
- Да, отец, я рад все это сделать! - отвечал Георг. - Но где же мне теперь разыскать людей? Мы, вероятно, еще на сотни верст от ближайших поселков золотоискателей и когда же я могу оттуда возвратиться?
- Нет! - уверенным тоном возразил отец. - Сосед Вольсей, - оставивший нас около восьми дней тому назад, - отлично знает эту местность и тогда еще говорил, что мы находились менее чем в ста милях от ближайших золотоискателей. С того времени мы делали ежедневно от 10 до 12 миль, и весьма возможно, что мы на очень близком расстоянии от поселков.
- Хорошо, отец, я пойду! Моего Гектора я могу взять с собою?
- Собаку? Я думаю, не оставить ли ее здесь? Впрочем, она тебе пригодится больше.
- А вы здесь подождете, пока я возвращусь?
- Конечно! - ответил отец. - А я тем временем, чтобы не сидеть без дела, хорошенько обстругаю пару полозьев, чтобы сделать нечто вроде саней. Если снег продержится, чего я, впрочем, не допускаю, то мы снова снимем колеса с повозки, как уже делали в горах, и положим ее на полозья. Если даже придется бросить здесь повозку, все же это даст мне возможность не сидеть сложа руки и будет хоть каким-то развлечением.
- Да найдет ли нас мальчик? - заботливо спросила мать. - Боже милосердный, когда я только подумаю, что мы можем лишиться его…
- Не бойся за меня, мама! - со смехом возразил мальчик. - Да разве мне прежде не приходилось, и довольно часто, проводить дней по восемь в лесах и болотах и разве я когда-либо заблудился? А ведь это было внизу, на равнинах. Здесь, в горах, надо только держаться направления какого-либо горного ручья и можно быть уверенным, что найдешь надлежащую дорогу. Кроме того, со мною будет Гектор, а вдвоем с ним мы всегда найдем выход и добудем вам помощь.
- Мне как-то не по себе, я чего-то ужасно боюсь! - сказала мать. - Боже мой, лучше бы нам никогда не приходила в голову несчастная мысль отправиться в эту ужасную Калифорнию!
- Милое дитя мое, - возразил ей муж таким ласковым голосом, который трудно было предположить в человеке с такой суровой наружностью, - не предавайся унынию, потому что скоро все должно устроиться. Ты ведь знаешь, что я поставил вас в это тяжелое положение не только потому, что жаждал добыть золото, но это было и твое желание, так как ты надеялась разыскать там своего отца.
Женщина закрыла лицо тонкими белыми пальцами, сквозь которые на ее грудь капали крупные слезы, но уже не возражала против предполагаемой экспедиции мальчика, которому в это время отец давал подробные наставления о том, что он должен делать и как вести себя дорогой.
Вскоре Георг был готов отправиться в путь. Выросшему в лесу и на восьмом году выучившемуся уже охотиться и рубить дрова, как все дети американских дикарей, никакая опасность, угрожавшая ему со стороны диких зверей, не была для него страшна. Он был уверен, что всегда сумеет разыскать дорогу. Погода прояснилась, и солнце ярко светило. Отлогое русло, прорытое здесь, глубоко в горах, он также не мог потерять и если бы даже из него вышел, снова мог легко его найти. Весело и бодро затянул он ремнями свое шерстяное одеяло, в которое сложил некоторые съестные припасы, данные ему матерью, вскинул на плечо ружье, позвал собаку и, быстро попрощавшись с родителями и сестренкой, направился прямо в тихий, безмолвный, занесенный снегом лес.
ГЛАВА II
Страшно сжалось печалью сердце матери, когда она увидела сына, в одиночестве направляющегося в лес, показавшийся ей вдруг таким мрачным и страшным. Даже отец неохотно отпустил сына. Ему отлично были известны все трудности, которые придется преодолеть мальчику даже при благоприятном ходе дела и, наконец, что будет, если действительно с ним случится какое-либо несчастье, а около него не окажется никого, способного подать надежную руку помощи.
В это время Георг бодро шел вперед. Хотя сначала сердце его билось несколько тревожно, когда он сознавал, что с каждым шагом все более и более удаляется от родных, а высокие, могучие, густо засыпанные снегом деревья окружают его со всех сторон, точно надвигаясь на него, но вскоре в нем возникло совсем иное чувство. Это было гордое сознание, от которого высоко вздымалась молодая грудь и радостно билось сердце. В первый раз в жизни к нему отнеслись как к самостоятельному мужчине, в первый раз в жизни он получил право действовать самостоятельно. Отец послал его искать помощь. Он положился на него, уверенный, что сын сделает все возможное, чтобы оправдать доверие к себе. Он сразу почувствовал себя бодрее, сильнее прежнего и в нем окрепла уверенность, что отец в нем не ошибся.
С раннего детства вполне освоившемуся с лесом, ему было нетрудно держаться западного направления, несмотря на многочисленные извивы и уклонения горного ручья. Вместе с тем он внимательно следил за местностью, по которой шел, и даже счел полезным кое-где делать ножом надрезы на деревьях, чтобы отметить опасные места, которых впоследствии нужно будет избегать при следовании повозкою, или те места, где путь оказывался удобнее. Весь-ма понятно, что продвигался он медленно, так как снег был глубок, и кроме того он часто останавливался и старательно присматривался, когда в безмолвии леса ему чудились человеческие голоса или какой-либо шум. Сердце в таких случаях стучало громко и тревожно, и приходилось глубоко вдыхать воздух, чтобы восстановить спокойствие духа. Но всегда оказывалось, что он ошибался и треск обломившейся ветки, крик птицы или стук дятла принимал за страстно ожидаемый шум человеческих голосов.
Чем дальше он спускался с гор, тем меньше становилось снега и наконец юноша вступил в долину, покрытую лишь местами тончайшим слоем снега.
Долина эта тянулась далеко по направлению к югу, и сначала Георг стоял в нерешимости, следовало ли ему идти этой долиной. Притом, крутой берег ручья так отвесно примыкал к долине, что он недоумевал, каким образом можно будет спустить повозку в этом месте. Вдали, много выше, вероятно, был проезд, быть может, и затруднительный, но все же удобнее, так как здесь повозка подвергалась бы величайшей опасности на каждом шагу.
Сильно призадумался бедный мальчик. Опираясь на ружье и поглядывая на горизонт, он заметил, что солнце уже близко к закату, и спустился в долину, в которой, как ему казалось, будет теплее. Но кто же ему подскажет, где он скорее всего встретит людей?