Ирландец рассердился. Но так как старый американец твердо стоял на своем, а также и другие соседи, подошедшие к костру, не только не поддержали, но еще и осмеяли ирландца, последнему пришлось уйти с пустыми руками, но он поклялся, что всадит пулю в живот проклятому ослу, если только поймает его около своей палатки.

Слышал ли Москито эту угрозу или, может быть, муку припрятали лучше, так, чтобы Москито не добрался до нее, но дело в том, что в эту ночь он держался как можно дальше от ирландцев, однако попытался сделать почти удавшееся нападение на мешок с мукой, находившийся в палатке его собственного хозяина. Но это не удалось, благодаря бдительности Гектора.

Когда оба золотоискателя, истомленные напряженным трудом целого дня, крепко уснули, снова проголодавшийся Москито очень долго шнырял вокруг палатки и наконец разыскал место, где лежал мешок с мукою. Но в данном случае палатка сама по себе представляла весьма серьезное препятствие, так как притянута была вплотную к земле глубоко вбитыми в землю кольями. Но Москито с железной настойчивостью так долго и усердно возился над одним из этих кольев, что наконец выдернул его из земли и мог свободно просунуть нос под полотно палатки. Все остальное представлялось уже пустячным делом, так как мешок он мог легко схватить своими крепкими зубами, а Георг и старик спали так крепко, что все равно ничего бы не услыхали. Тем временем Гектор, знавший отлично, кто там возится около палатки, тихонько подполз вплотную к мешку и осторожно лег около него, бесшумно поджидая. Как только ничего не подозревавший Москито всунул под полотно свой темно-каштановый нос, несмотря на темно ту отлично рассмотренный Гектором, как тот схватил осла за нос и не выпускал его, цепко впившись зубами. Понятно, Москито испугался и пытался освободиться, но Гектор не уступал и оба тянули каждый в свою сторону, причем подняли такой шум, что старик и Георг внезапно проснулись и опасаясь какого-либо нового нападения, быстро схватились за винтовки.

Однако, вскочив с постели, Георг нечаянно наступил Гектору на ногу и этим вынудил его выпустить из зубов нос вора. Этим с быстротою молнии воспользовался Москито. Достаточно смышленый, чтобы сознавать, что за такое поведение его по головке не погладят, он бесшумно, но быстро прокрался в чащу и даже утром вблизи палатки не показывался.

Но старому охотнику и не нужно было слышать его голоса, достаточно было увидеть следы похождения осла, чтобы узнать, что здесь происходило. Убедившись, до какой степени жаден был Москито до муки, его хозяин решил не вводить осла в искушение и на следующее утро, отобрав из мешка сколько было нужно для дневного потребления, привязал его к своему лассо и повесил на ближайшем дубу настолько высоко, чтобы Москито не мог достать. Только таким образом можно было предохранить себя от воровских проделок Москито.

Тотчас после завтрака оба товарища отправились на работу и, пожалуй, в этот день с особой охотой и любовью они занимались делом, так как имели основания надеяться, что сегодня должны пожать то, что посеяли вчера, то есть: промывать сегодня ту землю, которую вчера целый день отбрасывали в сторону.

Вот почему они сегодня взяли с собою снаряд и поместили его у самого ручья, где была проточная вода. Георг должен был приводить в движение снаряд, следовательно, исполнять легкую работу, а старик, несмотря на свои седые волосы, еще сильный и бодрый мужчина, подносил ему ведром землю, в которой предполагалось известное содержание частиц золота. Поначалу Георгу эта работа казалась очень мудреной, и руки болели от непривычного движения. Однако это длилось недолго и вскоре он так с этим освоился, что протряхивал и раскачивал, подливая при этом постоянно воду в решето, так ловко, как будто он с детства только этим и занимался.

Работа золотоискателя, хотя она тяжела и требует напряженного внимания, все же имеет много привлекательного, так как он всегда ждет и надеется, никогда не зная наперед, что он найдет. Каждое ведро, наполненное землею, выкопанной им, может содержать в себе целое сокровище и вознаградить его за потраченный труд, а если в одном это не найдется, то может оказаться в другом, за ним следующем, ведре. Каждая яма, над которой он трудился, скрывает в себе, как он надеется, тяжелое золото, и, постоянно обманутый в своих надеждах, он все же не теряет надежды, что если не здесь, так в другом месте он найдет то, что здесь тщетно искал. Да разве это не яркое изображение всей нашей земной жизни?

Все мы работаем и стараемся, как только достигаем возраста, когда сами о себе вынуждены заботиться, и пробуем свои силы то над тем, то над другим, то на одном, то на другом месте, и хотя часто разочаровываемся и покидаем начатое, но все же не теряем надежды, что когда-нибудь нам повезет, если не в одном, так в другом. Эта уверенность в благоприятном исходе, называемая нами надеждой - представляет собой самый лучший и благотворный дар, ниспосланный нам Небом. Пользуясь счастьем, мы в надежде не нуждаемся, но когда нас преследуют несчастья, страдания и неудачи, - она тотчас становится около нас и ласково протягивает нам руку. Надежда - это наш прочный посох на жизненном пути, и на него мы опираемся всегда, когда утомимся и сомневаемся в достижении цели.

Георг не относился к своей работе с такими ясно определенными ощущениями. Он слишком еще мало знаком был со значением денег в жизни, чтобы в нем пробудилась жажда золота. В нем гораздо сильнее проявлялось простое любопытство, желание удостовериться, действительно ли они нашли что-либо, чем стремление к заработку. Когда старик промыл землю, чтобы проверить, что вышло из их трудов, он стоял около него, подперши руками бока, и, смеясь, посматривал на снаряд.

Старик пошел к ручью, чтобы еще раз протрясти и отбросить прочь легкие камни, промыть землю и выпустить воду.

Наконец на две показался содержащий железо и потому очень черный и тяжелый песок, постоянно опускающийся вместе с золотом наиболее глубоко, и в нем виднелись отдельные маленькие крупинки и пластинки желтого цвета с золотым блеском, такие же точно, как уже всюду видел их Георг при уплате за покупки.

Да! Это было золото! Но, конечно, несравненно меньше того, сколько надеялся добыть Георг.

- Да, мой милый, - сказал старик, - не думай, что мы сразу выработаем этой машиной все, что нам нужно. Мы здесь перемыли земли около тридцати ведер, доверху наполненных, а между тем в этой лоханке имеем золота едва ли больше, чем на три доллара. Если мы будем и дальше продолжать добывать столько же, так это, во всяком случае, недурной поденный заработок, и эту добычу именно надлежит рассматривать, как плату за поденный труд. Если, в среднем, будем зарабатывать не менее этого, мы можем быть очень довольны, и тысячи людей в Калифорнии благодарят Бога, зарабатывая столько же.

- В таком случае нужно очень долго копать, чтобы разбогатеть, - смеясь, ответил Георг, - потому что при громадных ценах на еду трудно что-либо отложить про запас.

- А все же кое-что можно сберечь, - возразил его спутник; - но при этом мы все-таки должны иметь в виду и то, что, вырыв иной раз глубокую яму, мы ровно ничего в ней не найдем или, если и найдем, то очень мало, что не стоит и промывки. Все это дело счастья. Впрочем, в Калифорнии замечательно еще то, что здесь самые дрянные и ленивые люди, притом работавшие несравненно меньше других и тотчас пропивавшие то, что находили, и до сих пор еще удивительнейшим образом оказывались счастливее других: куда бы они ни сунули лопату, всегда были уверены в богатой добыче. Однако это им нисколько не помогает. Золото уходило так же скоро, как его промывали, и попадало в карманы виноторговцев и игроков, а им приходилось снова приниматься за копание и промывку.

- Ну да с нами ничего подобного не случится: мы ведем дело иначе, - возразил мальчик.

- А все же ты с того и начал, что сразу, в одной и той же палатке, оставил все свое состояние, - засмеявшись, сказал старик. - Это было хорошее начало жизни в Калифорнии.