Вначале Георг колебался и не хотел принимать кошелька, который казался ему втрое тяжелее прежнего. Но Логгинс настаивал на своем, а так как он приступил при этом к сообщению мальчику собранных сведений о родителях, Георг молча подчинился и принял кошелек, думая только об отце.

Последний сегодня утром действительно имел намерение поехать в Сансалиту с первым пароходом. Но Логгинс встретил его на пристани, передал ему все имеющиеся сведения, и при этом посоветовал немедленно написать и послать в рудники письмо по тому адресу, который был сообщен ему Георгом.

Но отец Георга не в силах был терпеливо ожидать ответа, тем более, что он разыскал в Сан-Франциско соседа из Миссури, у которого мог оставить жену и ребенка, а сам отправиться в Сакраменто, а оттуда в горы за своим сыном. Закончил Логгинс свои сообщения тем, что, по его соображениям, отец Георга уже отправился туда с последним пароходом.

Георг торопливо расспрашивал Логгинса о том, как зовут миссурийского соседа, у которого он может найти свою мать. Но Логгинс в суматохе отплытия баркаса забыл спросить об этом. Все, что ему оставалось теперь предпринять, это поджидать отхода первого парохода в Сакраменто и там встретиться с отцом.

Но когда же отходит ближайший пароход? Джим этого не знал. Некоторые из отряда утверждали, что сегодня на рассвете отошел один пароход, на который отец не мог попасть, а что следующий пароход отойдет только завтра в шесть часов вечера. Если он своевременно попадет на этот пароход до его отхода, то перехватит своего отца прежде, чем он отправится из Сан-Франциско.

Так или иначе, но надежда после продолжительной разлуки встретиться с родителями наполнила сердце Георга восторгом. Он громко выражал свою радость, вполне уверенный, что отец его действительно в настоящую минуту находится в Сан-Франциско, и если бы они немедля отправились туда, то была бы возможность увидеться с родителями сегодня же вечером. Но, к сожалению, его терпению пришлось подвергнуться большому испытанию, так как погрузка товаров на баркас заняла гораздо больше времени, чем предполагали раньше. Оказалось, что шайка, по всей вероятности, уже многие месяцы занималась грабежом, так как собраны были громадные запасы; всякого рода ящики и тюки с весьма ценными товарами беспрестанно появлялись на свет божий из бесчисленных темных углов хитро устроенного погреба. Как ни горячо принялся Георг за погрузку товаров, как ни интересовало его открытие тайного склада, но время тянулось для него мучительно долго.

Наконец к нему подошел начальник отряда, занятый до того со своими людьми, и ласково сказал:

- Послушай, милый мой дружок! Мне очень досадно, что я не могу тебя отправить в Сансалиту. Но ты сам видишь, как много тут дела и до какой степени здесь необходимы нам люди. Но если ты желаешь, можешь со мной отправиться в Сан-Франциско, а оттуда ты, наверное, еще сегодня вечером найдешь возможность…

- Так вы хотите отправиться в Сан-Франциско? - радостно воскликнул Георг.

- Да, в лодке. Мне туда необходимо отправиться, чтобы дать отчет об успешном завершении нашего похода.

- И можете меня взять с собой?

- От всего сердца рад это сделать. Беру тебя и твоего славного Гектора.

Но в таком случае возьмите с собой также и моего старого друга; с ним расставаться мне очень не хотелось бы, - застенчиво и смущенно сказал Георг.

- Твоего мистера Ложного? - засмеявшись, сказал начальник. - Гм… сказать по правде, нам будет очень тесно, но что же делать, потеснимся, если тебе этого так хочется. Однако отправимся поскорее, потому что ветер немного поднялся и теперь благоприятен нам. Мы должны им воспользоваться, чтобы скорее попасть в Сан-Франциско.

Они очень быстро доплыли до Сан-Франциско. Попутный ветер был свеж, так что менее чем через час они уже причаливали к «длинной пристани». Однако все их поиски до самого глубокого вечера оказались напрасными. Тщетно они обратились к соседу из Миссури. Джон Уклей сюда вовсе не возвращался. Попусту они блуждали по грязным улицам города на следующее утро. Наконец, им оставалось только одно средство: поджидать отхода парохода в Сакраменто, отплытие которого, по наведенным справкам, действительно назначено было на шесть часов вечера. Там они имели основания надеяться, что найдут тех, кого искали.

В городе в это время только и разговоров было, что о захвате разбойников на Лос Ангелосе и о скрытом там награбленном имуществе, так удачно найденном. Допрос разбойников был назначен на послезавтра.

Было несомненно, что некоторые из них будут повешены, так как в последнее время разбойничество приняло громадные размеры и совершено было столько убийств, что необходимо было сурово наказать выловленную шайку, чтобы отбить охоту у других следовать ее примеру.

Однако, пока граждане Сан-Франциско толковали об участи своих преступных сограждан, деловая жизнь города шла своим обычным ходом, и там, где зарабатывалась и находилась в обращении такая масса денег, люди желали пользоваться чем-либо, доставляющим им удовольствие и развлечение.

Помимо игорных домов, этих питомников всяких преступлений, было уже открыто несколько театров. Но в то время в городе было еще весьма немного представительниц прекрасного пола, и потому эти мирные и спокойные удовольствия привлекали мало посетителей. Большинство публики требовало чего-либо возбуждающего, и в Миссии Долорес, отстоящей в часе ходьбы от Сан-Франциско, состоялось уже несколько боев быков, приносивших огромные барыши их устроителям.

Но в конце концов и это надоело публике, так как приходилось смотреть постоянно на одно и то же. Вот почему необычайный восторг овладел обывателями Сан-Франциско, когда в один прекрасный день появилось объявление одного ловкого и находчивого предпринимателя, в котором оповещалось: «Бой между взрослым медведем-гризли и дикими быками в Миссии Долорес».

Все население устремилось поглядеть на это зрелище, и входная плата от двух до трех долларов никого не смущала.

Медведь, о поимке которого рассказывались по городу самые удивительные истории, оказался действительно великолепным, неимоверно могучим животным. Но «дикие быки», которых на него выпускали, не могли оказать ему достойного сопротивления. До настоящего боя дело не доходило, так как медведь первым же ударом своей могучей лапы сваливал быка на землю; так же легко он управлялся со вторым и с третьим быком, которых на него выпускали по очереди. Вследствие этого зрители каждый раз уходили после таких боев весьма неудовлетворенные, ожидая гораздо большего при таком громком объявлении и такой высокой плате. Однако сегодня публике обещалось нечто необычное.

Громадных размеров афиши были расклеены по всем улицам, на которых, в сквернейшим образом исполненной гравюре, был изображен отчаянный бой медведя с двумя сильными быками, которых с флангов защищали семь волков, смело нападая на грозного врага.

Разъяснение под гравюрой сообщало, что сегодня в два часа пополудни в Миссии Долорес, в месте, специально для этого сооруженном и вполне безопасном, будет происходить бой между до сих пор непобедимым медведем-гризли и двумя необычайно сильными быками, приобретенными на ранчо дона Санхес, причем, чтобы сделать зрелище более интересным, содействовать быкам в нападении на медведя будет несколько прерийных волков, специально для этого пойманных и подготовленных. Входная плата по-прежнему была назначена за первые места три, а за вторые - два доллара.

- Знаешь что, Георг, - сказал старик, когда они остановились около одной из таких афиш, - мне кажется, что этот медведь, не кто иной, как наш старый знакомый. Здесь, понятно, по рисунку этого признать нельзя, но если его тот янки доставил живым в Сан-Франциско, то более чем вероятно, что именно он таким образом выручает свои расходы.

- Мне тоже пришла в голову такая же мысль, - смеясь, ответил Георг. - Хорошо бы на него посмотреть. Я убежден, что узнаю его с первого же взгляда, так как мы оба так были близко друг к другу, что забыть это трудно.