— Я, признаться, тебе раньше не верил. Ты что-то пыталась рассказывать, помнишь?

— Помню, конечно. Но ты только отмахивался и смеялся. Понимаешь, даже тогда, когда я с Марати-ком познакомилась, я сама не верила, что это серьезно. А потом, когда увидела, как он лечит, поверила. Главное — верить.

— Вера — во всем самое главное. Веришь, что ты прав, — и все получается. Михалыч меня использует втемную. Если бы я знал, что он задумал на самом деле, то разве я бы попался так глупо? Чудом спасся. Случайность. Могли пришить за милую душу.

— Случайностей не бывает, Саша. Это недалекие люди придумали случайности. Те, кому лень разбираться в них, искать закономерность.

— Ты, Таня, прямо по Булгакову шпаришь. Кирпич-де на голову не упадет…

— Не упадет. Точно. Когда мы занимались с Маратиком, это была как раз та тема, которая меня заинтересовала. Я самая юная у них была, мне позволялось посторонними вещами забавляться. Они к этому не слишком серьезно относились. А мне с детства хотелось научиться управлять вот такими вот случайностями.

— Ну и как успехи?

— Боюсь сглазить, но, судя по тому, что ты живой, успехи налицо.

— Ты серьезно?

— Вполне. Знаешь, после того, что произошло у меня с Лебедевым, я как-то изменилась. Вернее, изменилось мое знание, то самое, прежнее. Я поверила в свои возможности. Прямо как ты сейчас сказал. Поверила — и получилось.

Звягин походил по комнате. Подошел к окну, посмотрел в темноту — чего еще от них ждать? Откуда выстрелят? Если уж они взялись за дело, начали так серьезно, то вряд ли неудача их остановит. Нужно было немедленно предпринять что-то, сделать какой-то ответный ход.

Он посмотрел на жену:

— Отложим философию до спокойных времен… Скажи, Михалыч о твоем… знании догадывается?

— А как ты думаешь? Конечно, знает. Я же на обследовании была в психушке. Давно, когда ты еще… — Она хотела сказать «сидел», но запнулась. Эта тема была в их семье негласным табу.

— Ясно, ясно. И что же?

— Сумской — фантастически умный человек, а здесь его что-то переклинило. Он тоже ко мне в этом смысле серьезно не относится. Куратора ко мне приставил, штатного их колдуна, экстрасенса, мать его. — Она неожиданно разволновалась, вспомнив о кураторе. — Бездарь полнейшая — шарлатан. Пудрит конторе мозги, зарплату вытягивает. Я на него только взглянула — все поняла. Начал за мной ухаживать, лапы тянуть. Давай, говорит, мануальной терапии научу. Я под дурочку закосила — сразу в слезы, в крик. Он все это и доложил благополучно. На том и завершилась проверка. А вот другим-то похуже пришлось. Их колдуны не осматривали — сразу колоть начали. Психотропными штуками накачивали — и рефлексы отслеживали, изменения всякие, реакции. Сделали дармовыми подопытными кроликами. Такая, Саша, печальная история. А сегодня — Маратик…

— Да, денек сегодня редкостный. Насыщенный день. Продуктивный.

— Саша, — Таня заговорила осторожно, боясь обидеть или разозлить мужа, переводя разговор на тему, которую он не любил, — Саша, а что ты теперь собираешься делать? Сумскому сообщишь?

Он, резко дернув головой, сверкнул глазами:

— Ты за кого меня принимаешь? Что я, мальчик? Побегу дяде жаловаться — меня обидели, помогите? Да я вообще не уверен, что он не в курсе дела. Короче говоря, сам разберусь. Прямо сейчас. Они небось тоже думают, что я побегу докладывать, не знают, с кем связались. Срал я на их коррупцию!.. Извини, Танечка, за грубость. Вырвалось сгоряча.

— Ничего, ничего, продолжай. Ты что, боевиков голливудских насмотрелся? Одинокий волк, да? Хочешь нехорошую мафию в одиночку «сделать»? Саша, ты ведь уже взрослый человек!

— Именно. Не мальчишка. Жирку-то я поднагулял за то время, пока сидел в офисе, а вот живого дела нет. Вернее, не было. Узнают, гандоны, на кого руку подняли. Я этих сук давно знаю. Заочно, правда. Мужики серьезные, но и я не клоун. Разберемся. Закон на моей стороне — имею право себя защитить. Как — это мое дело.

— Что ты задумал, Саша?

— По старинке буду работать. Как они со мной — так и я с ними. И не стану откладывать — прямо сейчас поеду.

— Куда?

— К Хлысту. Пускай он не самый главный — у нас ведь главных днем с огнем не сыщешь, — но все переговоры я вел с ним.

— Домой?

— Да.

— Саша, ты заболел. Думаешь, тебе удастся уйти оттуда живым? Хлыстов живет как в Кремле. Не пробьешься даже на лестничную площадку, у него же кругом охрана.

— Меня, Таня, на понт не возьмешь. И не такое видел. Плохо они меня знают. И догадываешься почему?

— Ну, скажи…

— Потому что те, кто знал меня хорошо, уже ничего никому не расскажут. — Он сжал кулаки. — Я…

Телефонный звонок прервал угрозу, готовую вылететь из открытого уже рта Звягина.

— Черт, кто в такую рань?! — Он поднял трубку. — Слушаю.

— Саша? Не спишь? — Не только голос, но и интонации шефа Звягин мог узнать даже спросонья. — Вместе с женой быстро ко мне на дачу. Немедленно. И осторожней в дороге.

— Что все сегодня, с ума посходили? — Звягин решил пока не докладывать насчет покушения, послушать сначала, что скажет Сумской. Раз уж такая срочность и спешка, значит, дело кислое. — Выезжаем, — сказал он спокойным голосом. — А в чем дело?

— В жопе! — отрубил по телефону Яков Михайлович и повесил трубку.

— Шеф требует нас к себе. Что скажешь, товарищ провидец?

Таня помолчала.

— Ничего, Саша, хорошего не скажу. Не нравится мне это, — мрачно вынесла резюме.

— Не нравится… Мне здесь вообще ничего не нравится. Уже лет двадцать последних. Ну что, вперед?

— Едем. Только знаешь что? Послушай-ка меня еще раз. В моей машине отправимся.

Звягин с минуту думал.

— Ладно, идет. Береженого Бог бережет.

Они вышли на улицу. Обе машины стояли рядом — черный представительский «мерседес» фирмы и семейный «ауди». Обычно «мерс» приезжал за президентом утром, но вчера Звягин на радостях после примирения с Татьяной сам сел за руль, впервые оставив машину на ночь во дворе. Он внимательно осмотрел роскошный автомобиль.

— Эх, Таня, разденут машину гопники, зуб даю. Район-то рабоче-крестьянский…

— Не о том, Саша, думаешь! Садись. — Татьяна распахнула дверцу «ауди».

Серый и Леха славно провели ночь и теперь вышли из Лехиной квартиры пробздеться до ларька. Сегодня братаны отдыхали, хотя работа была такая, что выходные — себе в убыток… Маленький рыночек возле метро «Елизаровская» каждый день приносил бабки, но отдыхать тоже когда-то нужно.

Алку взяли с собой на улицу, Танюха была уже совсем пьяная, до сортира еле добрела, и братаны решили — пусть полежит малость, а когда они вернутся — водяру учует, оклемается.

— Смотри, Серый, что это за крутой в нашем районе завелся? — Леха показал рукой на стоявший впереди «мерс». — Раньше его не видно что-то здесь было.

— Да, гляди-ка. Не знаю. В натуре не знаю. — Серый подошел ближе, оглянулся по сторонам и сильно стукнул ногой по колесу машины. Ожидаемых завываний сирены или унылого пиканья сигнализации не последовало. — Ишь ты, ну крутой! Ну дает! Без сигналки стоит. — Серый посмотрел на окна дома напротив, где мог находиться хозяин машины. — Ну что, Леха, прокатимся?

— Ты что, мудак, вольтанулся? Чтобы нам голову с тобой открутили? Хуй его знает, что за мастер прикатил.

— И так ясно — кент залетный. В этом доме «крутизна» не живет. Дед какой-то лысый со своей бабой. Наверху — семейство совковое.

— Что же — к совкам прикатили на «мерсе»?

— Перестройка, братан, бля буду! Может, дедок аппарат в «Поле чудес» выиграл? Тогда он вообще наш. Давай поехали. Я опасность за версту чую. Ни хуя нам за это не будет.

— Чуешь ты после литра водяры, конечно. — Леха еще раз огляделся. — Ладно. Садимся.

Открыть дверцу любой машины давно уже перестало быть в России проблемой для всякого, имеющего к этому делу склонность.

— Пристегните ремни, — рыгнув густым водочным перегаром, скомандовал Серый, ковыряясь в замке зажигания. — Сейчас взлетим.