Рашад с тревогой перебил:

— Что ты ответила?

— Само собой, я ее успокоила. Но хаджи мне проходу не дает, будто хочет жениться на мне, чтобы меня защитить, а вовсе не ради феддана.

— Врет он, врет! Неужто ты ему веришь, Набавийя?

— Конечно нет. Как верить мужчине, женатому, с детьми, да еще такому, что готов убить всякого, кто станет у него на пути?! Знал бы ты, Рашад, как он мне опостылел!

— Набавийя, я боюсь за тебя. Хаджи Мухаммед тебя погубит!

Она рассердилась:

— Погубит?! Да я вот уже два года сама хозяйствую на земле. Все знают, что мне приходится и пахать, и осла вьючить, и на корову ярмо надевать…

Рашад не дал ей договорить:

— Набавийя, помни, что ты женщина! Да, ты женщина, а он… Ну сама знаешь, что он за человек.

Помолчав, Набавийя сказала тихо:

— Знаю… Но ты, ты-то вправду любишь меня?

— Я? Я люблю тебя без памяти, Набавийя.

— И будешь любить, даже если мы не поженимся?

Он было заколебался и, когда она посмотрела ему прямо в глаза, поспешно отвел взгляд. Но тем не менее подтвердил:

— Даже если мы не поженимся.

Веря ему лишь наполовину, она спросила:

— И ты защитишь меня от хаджи Мухаммеда?

Он воскликнул с жаром:

— Я убью его, если он хоть пальцем тебя тронет! Пускай меня снова упекут за решетку.

Набавийя облегченно вздохнула и поднялась с тюфяка, намереваясь уйти. Про себя она подумала: «Видно, мы все же поженимся».

Рашад спросил:

— Ты уходишь? Ну так как же, поженимся мы или нет?

Она отозвалась уже с порога:

— Нет, если ты будешь стоять на своем. А теперь выгляни, нет ли кого на улице.

Рашад открыл дверь, повертел головой во все стороны:

— Никого не видать.

Она выскользнула за двери, а он сел на пороге, закурил и провожал ее глазами, пока она не скрылась из виду. Временами он подносил руку к лицу и вдыхал запах тела Набавийи, еще хранимый его ладонью.

Подходя к дому хаджи Мухаммеда, Набавийя увидела самого хаджи. Он сидел перед домом на корточках, держа в руках палку. Заметив, что хаджи повернул голову в ее сторону, Набавийя ускорила шаг. Интересно, знает он, что она была у Рашада? Когда она подошла совсем близко, хаджи поднялся. Рядом сидела кошка. Он поддал ее палкой. Кошка, пронзительно заорав, шлепнулась на дорогу у ног Набавийи. С трудом приподнялась. Задние лапы у нее волочились по земле. Хаджи Мухаммед преградил Набавийи путь и сказал с издевкой:

— Прими поздравленьице…

Потом отступил назад и засмеялся глухим, хриплым смехом. Она хотела его обругать, но час был поздний и возвращалась она от Рашада, а у хаджи в руке была палка. Отойдя немного, она услышала за спиной ржавый скрип его двери.

Когда Набавийя переступила порог своего дома, ее окликнули:

— Ты вернулась, Набавийя?

Она глянула на квадратное отверстие в стене, откуда доносился голос ее соседки.

— Да, хаджа.

Соседка вдруг сказала:

— Не горюй, дочка. Как-нибудь образуется.

Сердце у Набавийи гулко застучало. Она поспешно шагнула к лампе, выкрутила фитиль. В комнате стало светлее. Сын, спавший возле печки, заворочался во сне. Совладев с волнением, Набавийя спросила:

— А что случилось, хаджа?

— Ты видела, что они сделали с твоими хлопком и кукурузой, дочка?

Набавийя похолодела:

— Что такое?

— Ты, стало быть, ничего не знаешь? Посекли они твой урожай. Мой брат приходил, покуда тебя не было. Он и рассказал.

Внезапно обессилев, Набавийя опустилась на скамью рядом с сыном. Она не вымолвила ни слова. Из-за стены снова донесся голос соседки:

— Так ты не знала, Набавийя?

Безучастно, как неживая, Набавийя уронила:

— Знала, хаджа.

— Покарай их Аллах, этих бандитов! Ты, милая, меня прости, я пришла бы к тебе, да сама знаешь, не могу ходить.

Набавийя не слушала. В ушах ее звучал голос хаджи Мухаммеда: «Прими поздравленьице». Значит, это он про урожай… Это его рук дело.

Она встала, подошла к стене, отковыряла слой глины пониже квадратного отверстия. Обнаружилась темная щель. Набавийя вытащила оттуда кошелек, открыла его, заглянула внутрь, сказала про себя: «В этом году мы не умрем с голоду, Амин. У нас еще есть немного денег, мы их копили всю жизнь. Хотели купить земли. А теперь вот придется их проесть, сыночек». Она закрыла кошелек и сунула его обратно, наказав себе утром замазать щель глиной. Снова уселась возле сына. Глядела на его лицо, на огонек лампы. «Вот что они сделали, Амин, вот что сделали. А мать твоя тем временем валандалась с упрямым ослом. Но они все равно сделали б свое, даже если бы я спала рядом с тобой. Скорей бы ты вырос, сынок».

Она не плакала. Вспоминала о том, как умерла мать, а за ней и отец. Он был арендатором, а потом и хозяином — владельцем двух федданов. Земля эта ему так дорого досталась! И она не вправе пустить по ветру то, что он добыл потом и кровью…

А еще она вспомнила, что сестра ее вышла замуж за человека такого же одинокого, как она сама. У него нет родни, и некому вступиться за его свояченицу. Она подумала еще, что нужно пойти к Рашаду и все ему рассказать. Но потом спросила себя: «А чем он мне поможет? Ведь мы еще не поженились!»

Вдоль стены пробежала крыса и юркнула в щель. Выскочил из-под двери хорек, метнулся к печке. За ним другой, третий. Набавийя взяла метлу и стала подкарауливать хорьков, нещадно колотя их ручкой метлы. Потом бросила метлу и зарыдала в голос. Из-за стены донесся голос соседки:

— Слезы не помогут, дочка. Был бы у тебя муж, все обернулось бы по-другому. А сейчас лучше спи.

Набавийя сдержала рыдания и притихла. И вправду, будь у нее муж, эта беда миновала бы ее и вообще все было бы иначе. И тут же пришла мысль: да почему же? Ведь она работает не меньше и не хуже любого мужчины. И если во всем прочем она не станет уступать мужчинам, хаджи Мухаммед в другой раз побоится задеть ее. Вспомнились слова Рашада, исполненные тревоги: «Набавийя, я боюсь за тебя. Хаджи Мухаммед тебя погубит!» От ярости кровь закипела в жилах. Она встала, схватила коробок спичек, смочила керосином тряпку. Прикрутила фитилек, вышла за двери, заперла дом снаружи на ключ. Босые ноги легко несли ее по улице.

На току громоздились снопы пшеницы, только что сжатой и свезенной сюда для обмолота. Под скирдой на куче зерна спал Таха, сын хаджи Мухаммеда. Набавийя оглянулась и сунула пахнущую керосином тряпку в самую большую скирду. Чиркнула спичкой, поднесла ее к тряпке. И бегом кинулась вдоль узкого канала обратно в деревню. Добежав до дверей своего дома, услышала голос муэдзина. Он призывал народ к утренней молитве и вдруг осекся, закричал: «Пожар, пожар!» Но она тем временем уже вошла в дом и спокойно затворила двери. Соседка стучала в стену:

— Набавийя, Набавийя! Пожар!

Набавийя не отвечала. Тихонько легла рядом с сыном. Соседка опять окликнула:

— Набавийя, где ты?

Набавийя отозвалась сонным голосом:

— Здесь я, хаджа, здесь.

— Ты здесь? Слава богу, дочка.

— А что случилось, хаджа?

— Да разве ты не слышишь? Пожар?

С холодной улыбкой Набавийя ответила безучастно:

— Вот как. Ну ничего, хаджа, потушат.

И уснула, уже не слыша ответа соседки.

Когда следующим вечером Набавийя вернулась домой с поля, было уже темно. Она выкрутила фитилек лампы. Комната осветилась, на стенах заплясали черные тени. Амин уже спал. Она присела у порога, поглядывая на прохожих, которых освещал свет, падавший из ее двери. Подошел он. Остановился в темноте, не вступая в полосу света, огляделся вокруг. Потом быстро вошел в дом и притворил за собой дверь. Она предостерегающе поднесла палец к губам, указывая на отверстие в стене. Он прошептал ей на ухо:

— Пойдем, потолкуем.

— Куда, Рашад?

— Подальше, в поля.

Полагая, что он пришел поговорить о женитьбе, Набавийя спросила тоже шепотом:

— О чем толковать будем?

— Там узнаешь. Пойдем.

— Ладно, жди меня у канала.

Рашад произнес, словно сомневаясь: