— А ты придешь?

Она взглянула на него с молчаливым упреком. Чуть приоткрыв дверь, посмотрела по сторонам. Отворила дверь пошире. Рашад быстро пошел прочь.

Набавийя повязала голову платком, заперла дом и спрятала ключ за пазуху.

Рашад ждал ее под большой акацией. Перейдя по мосту через канал, они быстро зашагали по тропке, ведущей в поля. Замедлив шаг, она спросила:

— О чем же ты хотел потолковать со мной, Рашад?

Он ответил с несвойственной ему мягкостью в голосе:

— Я много думал о нас с тобой. Я люблю тебя, Набавийя. И я понял, что был неправ, когда требовал от тебя…

Сердце ее неистово забилось. Кровь прихлынула к щекам. А он между тем продолжал:

— Поверь, я в самом деле люблю тебя. Не могу без тебя жить. Давай поженимся.

Она взяла его за руку. Оба остановились. Набавийя охватила жадным взглядом склоненную голову Рашада: смуглое красивое лицо, прядь волос спадает на лоб, шерстяная такия кокетливо заломлена набок — и, охваченная радостью, сказала:

— И впрямь, Рашад, давай поженимся. Женись на мне. Посмотри мне в глаза.

Рашад быстро поднял на нее взгляд, и она уловила в нем странную усмешку, заставившую ее насторожиться. Она спросила;

— Уж не стыдишься ли ты меня?

С неестественным, словно бы вымученным смехом он поспешно возразил:

— Нет, нет, что ты!

Двинулись дальше. Вокруг, слабо освещенные луной, расстилались поля. Квакали лягушки. Набавийе нравилось их слушать. Она спросила:

— Правду говорят, что криком лягушки-самцы призывают самок?

Нехотя усмехнувшись, Рашад сказал:

— О тебе ходит много разговоров в деревне, Набавийя.

— И что же говорят?

— Говорят, будто женщина одолела хаджи Мухаммеда.

Она проговорила умоляюще:

— Но ведь ты женишься на мне и защитишь меня, правда, Рашад?

— Кто же и защитит тебя, коли не я?

Ей послышалось равнодушие в его голосе, и она подумала, что в постели он говорил бы по-иному. А Рашад продолжал:

— Хаджи Мухаммед стыдится людям в глаза смотреть. Все над ним смеются.

— Но ведь он первый начал. Я должна была за себя постоять. Ты же знаешь, он готов на все, лишь бы жениться на мне.

— Попомни мои слова, он тебя погубит.

Сердце сжалось у нее в груди. Его рука, которую она держала в своей, была холодна как лед. Набавийя остановилась.

— Мы далеко зашли, пойдем обратно, Рашад.

Она увидела, что он ощупывает свой правый нагрудный карман. Услышала его голос:

— Обратно? Нет, погоди.

— Рашад, я боюсь, защити меня.

— Не бойся, с тобой рядом мужчина.

И вдруг в памяти ее всплыло то, что она видела:

— Рашад, сегодня во дворе у омды[24] хаджи Мухаммед отозвал тебя в сторону. Ты покосился на меня и пошел. Неужто ты с ним заодно?

Он негодующе воскликнул:

— Что ты говоришь, Набавийя?! Я — с ним? Против тебя?!

Она сразу раскаялась в своих словах и поспешила загладить неловкость:

— Не сердись, я верю тебе. Но иногда всякое в голову приходит…

Они медленно шли дальше. И вновь встали в ее памяти глаза Рашада и промелькнувшее в них холодно-насмешливое выражение. Страх сковал ее сердце. Стараясь совладать с этим страхом, она громко рассмеялась. Рашад спросил:

— Ты что смеешься?

— Просто так. Радуюсь, что мы поженимся. Скажи, а ты рад? Ты придешь меня сватать к мужу моей сестры?

— Жди меня у них завтра, после захода солнца.

Она нежно сжала его руку, но рука эта по-прежнему была холодна. Набавийя снова сказала:

— Давай вернемся.

— Пройдем еще немного.

— Хорошо, как хочешь. Но ты сегодня какой-то странный.

— Вовсе не странный. Просто я думаю, как мне защитить тебя от хаджи Мухаммеда.

Набавийя в сердцах шлепнула его по руке и воскликнула:

— Хаджи Мухаммед, хаджи Мухаммед!.. Да наплевать мне на него!

Рашад рассмеялся:

— Ну ладно, ладно, не сердись. Пойдем вон в ту сторону.

— Куда?

— К большому каналу.

— Нет, я хочу вернуться, Рашад.

Вокруг них лежали объятые молчанием поля пшеницы, хлопка, кукурузы. Набавийи вспомнилось, что у нее нет теперь ни пшеницы, ни хлопка, ни кукурузы, и весь будущий год ей придется жить впроголодь. И, чтобы нарушить гнетущее молчание ночи, она сказала:

— Вернемся, Рашад. Хочешь, пойдем к тебе?

— Хорошо, хорошо. Обожди меня здесь. Я сейчас…

Он шагнул с дороги и скрылся между стеблей кукурузы.

Набавийя огляделась. Неподалеку было заброшенное деревенское кладбище. Она поспешно отвела глаза, подумав: как это человек остается там лежать навсегда, навсегда? Взгляд ее упал на глинобитную стену — ограду пасеки. За стеной было тихо. Пчелы спали. Набавийю охватила тревога. Сердце часто забилось. Повернувшись к кукурузному полю, она закричала:

— Рашад, Рашад!

— Рашад не придет, Набавийя!

Она не поверила своим ушам. Вскрикнула от ужаса, подняла руки, словно желая зажать уши, чтобы не слышать этого голоса. Быстро обернулась к пасеке. Их было четверо: хаджи Мухаммед, его сын Таха и еще двое незнакомых мужчин…

Рашад, затаившийся в кукурузе, слышал ее истошные крики:

— Рашад! Спаси меня, Рашад!

Он с хрустом обломил кукурузный стебель.

Хаджи Мухаммед, прятавший руки за спиной, рассмеялся и сказал, качая головой:

— Он продал тебя, Набавийя. Вот жалость-то какая! Продал за десять фунтов.

Набавийя вдруг словно оглохла — так тихо вокруг, ничего не осталось, только голос хаджи. Рашад услыхал, как она тоскливо воскликнула:

— Продал?

Еще один стебель обломился под его рукой. И снова зазвучал грубый голос хаджи Мухаммеда:

— Продал, продал. Так-то, Набавийя.

А она все еще не могла понять. Вспомнила, как Рашад шарил рукой по груди, наверное, ощупывая правый карман. Покорно спросила:

— Бить будете?

У Рашада комок подступил к горлу. Хаджи Мухаммед вынул руки из-за спины, и Набавийя увидела в них веревку. В голосе хаджи зазвучала злоба:

— Бить?! Ну нет, ты умрешь, Набавийя.

Еще один стебель обломился под рукой Рашада. Во рту у него пересохло, мучительно захотелось пить. Набавийя озиралась в ужасе. Мужчины обступили ее кольцом. Она подумала, что надо бежать, но не в силах была сделать и шагу. Это конец, спасения нет. А сын ее спит один в запертом доме.

Рашад услышал голос, полный униженной мольбы:

— Пощади меня, хаджи… Я одна на свете… И сын мой останется беззащитным сиротой…

В ответ раздался лишь злорадный смех. Хаджи протянул сыну конец веревки, которую держал в руках. Рашад слышал, как Набавийя крикнула: «Ты хочешь убить меня, хаджи, потому что я не пошла за тебя замуж?» — и вспомнил, что ему-то она дала согласие…

— Молчи, сукина дочь!

Это крикнул Таха. И пнул ее в бок. Еще один стебель хрустнул под рукой Рашада. Он услышал крик боли и увидел, как женщина упала на колени, схватившись за бок рукой. Грубый голос произнес:

— Ну-ка, вы, отойдите. Мы с сыном сами управимся.

Набавийя поднялась на ноги и сказала умоляюще:

— Возьми мою землю, возьми феддан… И корову возьми. Я уплачу тебе за пшеницу. У меня же сын. Пощади!..

Рашад присел на корточки, сжался в комок при мысли о том, что он был для нее дороже феддана и коровы. А следующая мысль была, что их четверо, а хаджи Мухаммед так силен, что его одного-то одолеть трудно…

Хаджи и его сын проворно захлестнули веревкой шею Набавийи. Она стояла, пошатываясь, цепляясь руками за веревку, и напрасно силилась сбросить душившую ее петлю. Хаджи сказал:

— Теперь уж никто не станет говорить, что женщина ткнула меня мордой в грязь.

И перед тем как Набавийя, уронив руки, рухнула на землю, Рашад услышал последний слабый призыв:

— Рашад… Рашад…

На миг ему представилось: вот он отважно выбегает из своего укрытия. Дал пинка одному, хватил кулаком другого, в кровь разбил хаджи лицо, а четвертый сам улепетывает со всех ног… Он поднимает Набавийю на руки… Но тут раздался окрик хаджи:

вернуться

24

Омда — деревенский староста.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: