Стена задрожала от горестных воплей, и хозяин кинулся к двери:

— Сбегаю разниму их и сейчас же вернусь.

Вопли умолкли, и слабый надтреснутый голос сказал:

— И он еще меня стыдит… А что я буду делать? Это мое ремесло, которому меня учили с детства… Как я его брошу, да и зачем?

И я услышал горькие рыдания.

Наконец все стихло. Меня сморил сон. Мне приснилось, что я блуждаю по каким-то темным закоулкам, откуда не могу выбраться. Каждый раз выхожу на грязный пустырь, окутанный густым туманом. Из тумана раздается непонятный грохот. Я дрожал от страха и очень обрадовался, когда хозяин осторожно разбудил меня. Приоткрыв глаза, я увидел замечательную картину: на полу расстелена циновка, посередине стоит большой деревянный поднос с едой и… Кто это? Я протер глаза, окончательно проснулся и увидел моего старшего брата. Наверное, мать послала его за мной, чтобы я не вздумал вдруг сбежать из дому. Я подсел к циновке и просил хозяина:

— Из-за чего это так спорили в доме Абуль Макарима-эфенди?

— Твой учитель настаивает, чтобы отец его бросил свое ремесло: он же, не к столу будет сказано, могильщик.

Ложка выпала из моих рук. Могильщик! Абуль Макарим-эфенди… Его отец — могильщик! Поистине велик Аллах!

Мне даже есть расхотелось. Я отвернулся от циновки и стал вытирать руки и рот. Хозяин удивленно воскликнул:

— Ты чего это? Ешь еще!

Я сказал, что сыт, поблагодарил его и встал. Мой старший брат подошел ко мне, наклонился и шепнул, что осла нашли — он пасся себе спокойно у старых развалин аль-Укайша неподалеку от нашей деревни…

Голоса Габеров дрожали от печали. Большой Габер, лежавший под саваном, движением ресниц подал им знак садиться. Плача, один из Габеров прошептал:

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Но Большой Габер не промолвил ни слова.

Другой Габер торопливо собрал в одну связку несколько прутьев, дабы напомнить, что в единении сила. Но Большой Габер опять не промолвил ни слова.

Весь род Габеров затянул жалобными голосами песню о визире, родившемся в темнице.

А Большой Габер по-прежнему сосредоточенно молчал.

Кто-то стал декламировать звонким голосом сказание о страдальце, тело которого было покрыто язвами, и о его жене, которая носила его повсюду на плечах, ища ему исцеления.

Но Большой Габер и на этот раз не проронил ни слова.

Глаза Габеров забегали по углам, по потолку и ложу и остановились на лице Большого Габера. Оно излучало сияние.

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Моргнув глазом, Большой Габер явственно прошептал:

— Мой совет вам — обзаведитесь Верблюдом.

Толпы соболезнующих бормочут: «Терпения вам и утешения. Бог взял, бог даст». Сам Большой Габер возглавляет похороны Большого Габера. А тут этот Верблюд. За всю свою жизнь Габеры никогда не помышляли о Верблюде, а теперь он заворожил их, образ его принял определенную стать и форму, стал предметом их пересудов и перешептываний. Ежеминутно один Габер приближает рот к уху другого Габера: «Бог взял, бог даст».

С тех пор как четвероногие обрели свои четыре ноги, деревня Габеров обожала ослов. Они ездили верхом на ослах, стригли шерсть ослов, красили и взнуздывали ослов, подпиливали им копыта, изготовляли седла и корзины для перевозки удобрений, лечили ослам спины, врачевали ссадины, переломы ног и костоеду копыт. Какого бы Габера вы ни спросили, даже самого маленького, он с первого взгляда может определить породу осла, его возраст, сколько подков он сносил за свою жизнь, а также где он родился и все, что ему пришлось испытать с самых ранних лет.

Бог взял, бог даст… Едва окончились похороны, как половина Габеров вспомнила, что Габран-Столпник прожил тридцать пять лет на вершине столба одиноким отшельником из-за того, что в селении не было верблюдов — горделивых, высокорослых животных. В те времена верблюды бороздили пустыню, привозя схимникам-монахам хлеб и дрова и подавая им пример долготерпения и трудолюбия. Преподобный анба[66] Габрамон укрывался в тени своего верблюда от палящего зноя, а потом, спасаясь от голода, зарезал его. Верблюд же плакал от счастья.

Потом другая половина Габеров вспомнила, что они не имеют ничего общего ни с племенем Козлятников, посвятивших свою жизнь разведению коз, ни с родом Мифтахов — Изготовителей Ключей, которые бродят по деревням, крича «починяем замки». С сегодняшнего дня они больше не уподобятся и тем несчастным, которые занимаются разведением кур и кроликов, или тем, кто предсказывает судьбу, отгоняет барабанным боем злых духов, изготовляет талисманы, крадет саваны с мертвецами, точит ножницы и ножи. Спасибо за Верблюда господу, а вместе с ним и покойному Габеру.

Первый верблюд явился то ли из Суакина, то ли из Самналута, а может быть, с Дороги Сорока, что в Сахаре, или из Сивы. Он гордо взирал на деревню, изумляя ее своим высоченным горбом, длинной шеей и устремленной в небеса головой. Гнусавый звук его голоса был подобен бурлящей воде. Он ступал по земле спокойно и неторопливо.

Волна ликования охватила Габеров. Они скакали и прыгали от радости. Маленький Габренок забрался верблюду на шею, а его отец Габран взгромоздился на горб, но тут же свалился оттуда. Жена его Габриха стала теребить короткий верблюжий хвост. Вся деревня наполнилась весельем. Для рода Габеров наступила счастливая и деятельная пора. С каждым днем в селении появлялись все новые верблюды, и от каждого верблюда Габеры стали получать мясо и шерсть. Они уже больше не хотели жить в старых покосившихся домишках с тесными дворами и принялись обновлять и расширять свои жилища, а дворы посыпать песком. Молодая Габрочка смастерила прялку, которая стоим видом насмешила людей, однако благодаря ей из верблюжьей шерсти была изготовлена пряжа. Эта пряжа пошла в конце концов на шарф для ее мужа Габрана. Потом Ловкач Габбур соорудил ткацкий станок, и деревня заполнилась плащами, шарфами и покрывалами. Старый Габбара стал учить малых Габрят изготовлению паланкинов, и какая радость охватила деревню, когда впервые за всю ее историю невеста отправилась к жениху в паланкине, водруженном на спину верблюда! Ведь в прежние времена, когда Габеры еще не задумались над своей судьбой, невесту перевозили из дома в дом просто, без всякой торжественности. А теперь? Представьте себе только красиво расписанный паланкин, сидящую в нем невесту, которая вся сияет в ослепительном наряде, и плавно выступающего верблюда под нею! Добавьте к этому праздничные, вовсе не страшные ружейные залпы, радостные пронзительные вопли женщин, огни иллюминации, верблюдов, зарезанных для дорогих гостей, и вы поймете, почему тот, кто женился раньше, решил теперь снова отпраздновать свою свадьбу.

В течение нескольких последующих лет Габеры сжились с верблюдами, а верблюды — с Габерами. Над домами стали возвышаться крыши, женщины стали носить покрывала, мужчины — куфии[67] и красивые сапоги. В изготовлении и отделке паланкинов Габеры превзошли даже кочевых арабов. Им удалось открыть новое средство для лечения чесотки у верблюдов. Они также научились сохранять в течение нескольких месяцев верблюжье мясо, сдобренное приправами. Двое Габеров, соседей, начали заготавливать впрок верблюжий жир и варить похлебку из верблюжьих костей. Старый Габрун захватил в свои руки торговлю верблюжьими шкурами и удачно сбывал их в деревнях, разбросанных по Нильской долине. Усердный Габра стал успешно лечить лишай с помощью верблюжьих кишок, глухоту с помощью барабанной перепонки верблюда, лунатизм с помощью отвара из верблюжьих копыт и нарушения месячных с помощью костного мозга верблюда. Он также изобрел снадобье из спермы верблюда, которое придавало молодоженам смелости в первую брачную ночь. Потом другой, еще более искусный Габер высушил верблюжьи жилы, растолок их вместе с жженой шерстью и жиром, взятым с загривка верблюда, и в результате получил средство от бесплодия.