Жители деревни возгордились и зазнались. Тела Габеров вытянулись, шеи удлинились, в голосах появилась гнусавость, глаза стали выпученными, а уши — короткими. Вслед за тем губы у них раздвоились, а ступни стали широкими и плоскими.

Голоса Габеров дрожали от печали. Большой Габер, лежавший под саваном, движением ресниц подал им знак садиться. Плача, один из Габеров прошептал:

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Но Большой Габер не промолвил ни слова.

Другой Габер торопливо собрал в одну связку несколько прутьев, дабы напомнить, что в единении сила. Но Большой Габер опять не промолвил ни слова.

Весь род Габеров затянул жалобными голосами песню о визире, родившемся в темнице.

А Большой Габер по-прежнему сосредоточенно молчал.

Кто-то стал декламировать звонким голосом сказание о страдальце, тело которого было покрыто язвами, и о его жене, которая повсюду носила мужа на плечах, ища его исцеления.

Но Большой Габер и на этот раз не проронил ни слова.

Другой Габер стал читать нежным голосом притчу о верблюде, который избороздил многие пустыни в поисках убийцы своего хозяина.

Но Большой Габер опять промолчал.

Глаза Габеров забегали по углам, по потолку, по ложу, по покрывалам и одеялам. Потом остановились на лице Большого Габера. Оно излучало сияние.

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Моргнув глазом, Большой Габер явственно прошептал:

— Мой совет вам, обзаведитесь Мулом.

Деревня Непорочнейшего из Непорочных, как же ты раньше не подумала о мулах? После поминок по Большому Габеру в деревне косо стали смотреть на верблюдов: «Глядите, какие они огромные, какие у них глупые, выпученные глаза и уродливые, изогнутые шеи!» Старый Габбур прошептал на ухо другому Габбуру: «Бог взял, бог даст. Умереть мне с голоду, но я больше не могу есть их мясо». А дедушка Габран встал ногами на недоделанный паланкин и, восславив господа, сказал: «Верблюд, как вы знаете, — обитатель пустыни, мы же живем в долинах. Вспомните, как верблюд набросился на моего единственного внука Габрана. Мы его, бедняжку, тогда еле вызволили из пасти разъяренной скотины».

В то время как люди предавались горестным воспоминаниям, появился Мул. Он выглядел кротким и тихим и двигался так медленно, словно спустился с луны. Молодая Габрица испустила пронзительный крик и в радости осыпала свое лицо мукой. Габеры засуетились, зажгли огни, пустились в разговоры и пересуды. В каждом новом муле, который появлялся в деревне, они открывали драгоценные свойства и особенности. Ведь это на мулах древние пророки совершали свои знаменитые путешествия в заоблачные выси, ведь это мулы сопутствовали великим ученым в их изнурительных переходах по пустыням Туниса, по Испании, Австрии и Бенгалии, ведь это они перевозили на огромные расстояния песок, бутылки и кибитки. Мы не слыхали, говорили Габеры, чтобы верблюд, например, переплыл канал. Господь взял, господь даст. Хватит с нас верблюдов, нечего по ним печалиться. Мы современные люди. Тут Тронутый Габран закричал: «Побойтесь бога, дайте сказать правду!» Перекрывая шум, его голос загремел водопадом: «Кто из вас сможет забыть, что произошло с печью Доброго Габруна? Габеры — добрые, благочестивые люди, но то, что случилось, мы не можем простить. В тот день Добрый Габрун возвращался домой на своем любимом молодом верблюде. Внезапно, дойдя до угла большого дома, верблюд почему-то пришел в ярость. Он ударился, словно бешеный, об стену, потом стал вихрем носиться по улицам. Добрый Габрун, вцепившись животному в спину, орал благим матом, а Габеры выглядывали из дверей и окон и громко смеялись. Наконец разъяренный верблюд сбросил с себя Габруна, со всего маху ударив его об стену дома, так что тот едва не сломал себе шею. Продолжая бушевать, животное ворвалось в дом своего хозяина, и тут стены дома обрушились на головы членов семьи Доброго Габруна. Верблюд же продолжал и дальше крушить все вокруг копытами и зубами, пока не рухнула печь, в которой семья пекла хлеб, и не начался пожар».

«Ну и насмешил ты нас, Тронутый Габран», — продолжая хохотать, сказали Габеры. А молодой Габреныш молча поднялся и, отправившись к своему верблюду, прирезал его, выразив таким образом свою ненависть к этому нечестивому животному. Деревня чуть было не превратилась в скотобойню. А мулы все продолжали прибывать.

Хорошо жилось мулам в деревне Габеров, теперь в ней от мала до велика все были заняты заботами о телегах и товарах. Четверо братьев Габранов открыли тележную мастерскую. Они помогли Габбуру-Воителю стать кузнецом, а Габбуру-Древолазу — плотником. Деревенские площади и дворы превратились в мастерские по производству кузовов, колес и навесов для телег.

Габеры чрезвычайно радовались, глядя, как их мулы бороздят дороги и везут за собой телеги с товарами во все соседние деревни. Жители деревни впервые научились мостить и поддерживать в порядке дороги, разбираться в породах деревьев и сортах железа и древесины. Среди них появились талантливые врачеватели ран и нарывов на теле мулов, умелые изготовители подков. Целые семьи стали специализироваться на изготовлении седел, стремян, подпруг и тентов для телег. Ученые-теоретики стали обучать Габеров новейшим методам лечения ран и опухолей на конечностях мулов и ссадин на их спинах. По мере того как деревня заполнялась мулами и телегами, Габеры становились все горделивее и все тучнее.

Непорочность мулов передалась жителям деревни, отразилась на их поведении и речи. Как далеко ушло то время, когда они собирались вокруг ослицы и осла, стремящихся соединиться! Как незрелы были они еще недавно, когда их волновал вид распростертой на земле верблюдицы и взмыленного, ревущего от страсти к ней верблюда! Похороним же навеки эти воспоминания и порадуемся нынешним Габерам, ведущим чистую, безгрешную жизнь без ночных утех, беременностей, родов и всякой мерзости. Сень непорочности легла на всю деревню. Жизнь в ней стала спокойной и безмятежной. Ее жители прилежно трудятся, торгуют и делят нажитое добро. У всех представителей рода Габеров отменное здоровье и крепкие зубы. Ни у кого из них нет больше резкого отвратительного голоса, звук которого напоминает бурлящую воду. Мул не принадлежит к шумным и беспокойным животным. Его нежный, мягкий голос не имеет ничего общего с ревом осла или блеянием барана. Этот нежный, приятный голос похож на шепот, да, шепот, который никого не беспокоит и не будит по ночам. Габеры почувствовали, что только теперь они отоспятся за всю свою жизнь. У них сузились глотки, удлинились носы, набухли руки и зады. Казалось, что вечные хлопоты по перевозке, хранению и продаже товаров убили в них унаследованную от предков страсть к женам и любовь к своему потомству. Теперь для любого Габера ничего не стоило провести дни и месяцы в дальних деревнях, не испытав никакого беспокойства или желания. В их разговорах, песнях и стихах начали исчезать греховные упоминания о любви, упреках и изменах, а их сказки очистились от непристойностей, накопившихся за долгие века беспутства. Вскоре окончательным уделом Габеров стала степенная, исполненная мудрости жизнь, которая несла им спокойствие и сон, не нарушаемый тревожными сновидениями.

Голоса Габеров дрожали от печали. Большой Габер, лежавший под саваном, движением ресниц подал им знак садиться. Плача, один из Габеров прошептал:

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Но Большой Габер не промолвил ни слова. Другой Габер торопливо собрал в одну связку несколько прутьев, дабы напомнить, что в единении сила.

Но Большой Габер опять не промолвил ни слова. Весь род Габеров затянул жалобными голосами песню о визире, родившемся в темнице.

А Большой Габер все молчал.

Кто-то стал декламировать звонким голосом притчу о страдальце, тело которого было покрыто язвами, и о его жене, которая повсюду носила мужа на плечах, ища ему исцеления.

Но Большой Габер и на этот раз не проронил ни слова.