— Что значит «по природе»? Я слаб, подчиняюсь брату — а это слабость вдвойне… Такие, как я, чаще всего и становятся изменниками.

Она взяла мою руку в свои и крепко сжала ее.

— Не мучай себя… не мучай нас…

Я подумал: ведь она и не предполагает, что именно она — главная причина моих мучений!

Мадам вошла ко мне, и я сразу понял, что она хочет сообщить какую-то новость. Она, как бабочка, порхала с новостями из комнаты в комнату.

— Господин Мансур не слышал? Махмуд Абуль Аббас — торговец газетами — сватался к Зухре, но она ему отказала! Ведь это безумие, господин Мансур!

— Она не любит его, — простодушно сказал я.

— Она идет по неверному пути! — воскликнула мадам, сверкнув глазами.

Горе Сархану, подумал я, если он бросит ее. Я сам придумаю ему наказание, какого он заслуживает!

— Посоветуй ей, пожалуйста, — зашептала, склонившись ко мне, мадам, — она послушается тебя… она тебя любит…

Я еле сдержался, чтобы не вспылить.

Холодный ветер хлестал в окна пригоршнями дождя, морской прибой наполнял здание непрерывным гулом. Я не слышал, как вошла Зухра, и заметил ее, лишь когда она поставила передо мной чашку. Я был рад ее приходу — она отвлекла меня от черных мыслей. Я улыбнулся и предложил ей плитку шоколада.

— Вот уже второй жених, которому ты отказываешь! — засмеялся я.

Она настороженно взглянула на меня, а я продолжал:

— Хочешь знать мое мнение, Зухра? Я предпочел бы Махмуда Сархану!

— Ты просто не знаешь его, — нахмурилась она.

— А ты разве знаешь Махмуда?

— Мы с Сарханом очень подходим друг другу, — сказала она решительно.

Она любит его и будет любить до тех пор, пока он не женится на ней или не изменит ей.

— Зухра, — сказал я, — я очень уважаю тебя и хотел бы, чтобы ты была счастлива…

Я не мог поехать в Каир — было очень много важной и срочной работы. Дария, измученная одиночеством, позвонила мне по телефону.

Когда на следующей неделе мы встретились, она сказала нервозно:

— Ну вот, теперь я преследую тебя!

Я поцеловал ей руку. Мы сидели в отдельном кабинете казино «Флорида». Я рассказал ей о своей работе, из-за которой задержался с приездом. Дария была чем-то обеспокоена и много курила. Я тоже был не в лучшей форме.

— Я завалил себя работой, — сказал я, — и только благодаря этому держусь.

— Но я не могу больше выносить одиночества.

— Мы с тобой в заколдованном круге и вместе с тем ничего не предпринимаем, чтобы выбраться из него.

Я попытался размышлять логически.

— Если следовать здравому смыслу, — сказал я, — то мы должны либо расстаться, либо добиваться развода…

Ее серые глаза расширились.

— Развода?! — вскричала она.

— И начать новую жизнь… — продолжал я спокойно.

— Это так неожиданно!

— Однако естественно и, если хочешь, нравственно…

Она совсем растерялась.

Немного помолчав, я спросил ее:

— А как, по-твоему, вел бы себя Фавзи, окажись он на моем месте?

— Он любит меня, — ответила она поспешно.

— Но он не остался бы с тобой, если б знал, что ты любишь другого.

— Ты ударился в теорию.

— Но это действительно так — я ведь знаю Фавзи!

— Представь… представь, что с ним будет…

— Ты больше всего переживаешь из-за того, что оставила Фавзи, когда он в тюрьме. Но ведь ты оставила только его, а не его принципы…

Я увидел перед собой Фавзи, увидел, как он сидит на канапе, смотрит на меня черными миндалевидными глазами и курит кальян. У него полно забот, его одолевают бесконечные сомнения, но в чем, в чем, а в своем семейном счастье он не сомневается.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Настоящий человек жертвует свой жизнью только ради того, что действительно стоит такой жертвы… — сказал я и взял ее за руку. — Давай выпьем и не будем больше об этом думать…

Я весь кипел от негодования, когда узнал о нападении Хусни Аляма на Зухру. Чуть позже, сидя в холле с Амером Вагди и мадам, я услышал из их разговора о драке Сархана с Хусни. Я пожалел, что они не убили друг друга. Хорошо бы проучить Хусни. Конечно, я не сомневался, что он может стереть меня в порошок, но ненависть моя была сильнее страха. Мадам ушла. Я вдруг заметил, что Амер Вагди с интересом и дружелюбием разглядывает меня.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Мне кажется, у меня нет будущего.

Он улыбнулся так, как улыбается человек, много повидавший на своем веку.

— Молодость — враг самоуспокоения; в этом вся суть.

— Прошлое — тяжелейшая ноша. Она не дает мне идти вперед, а сбросить ее я не могу.

— Есть потрясения, неудачи, — сказал он серьезно, — но ты вполне заслуживаешь достойной жизни.

Мне не хотелось продолжать разговор на эту тему, поэтому я спросил:

— А о чем вы мечтаете?

Он засмеялся:

— О том, чтобы в последний мой день рядом со мной была подруга.

— Разве вам не все равно, как умереть?

— Самый счастливый человек — тот, кто засыпает после доброй вечеринки и не просыпается никогда!..

Я люблю Александрию. Но не в ясные дни, пронизанные теплыми золотистыми лучами солнца, а во время разгула стихии, когда сгущаются мрачные тучи, застилая горизонт, когда все в природе замолкает в тревожном ожидании и вдруг налетает порыв ветра, сгибает ветви деревьев, шквалы с диким ревом следуют один за другим, в бурном веселье взметая клубы пыли. Блеск молний ослепляет, раскаты грома заставляют сердце трепетать, а потоки дождя как бы смыкают небо и землю, и кажется, будто происходит сотворение мира. А потом шторм утихает и мрак рассеивается, Александрия открывает свое чисто вымытое лицо, и тогда с особой радостью воспринимается свежая зелень, сверкающий асфальт, легкий ветерок, мягкая прозрачность утра.

Раздался бой часов. Я заткнул уши пальцами, чтобы не знать, который час. Затем до меня донеслись какие-то странные голоса. Они не замолкали, а становились все громче. Ссора? Драка? Видит бог, в этом пансионате происшествий хватит на целый континент. Сердце подсказало мне, что и на этот раз причиной суматохи является Зухра. Вот голоса стали слышны отчетливее. Зухра и Сархан. Я подбежал к двери. Распахнув ее, я увидел их в холле. Они сцепились, как петухи, а мадам пыталась разнять их.

— Я свободен! — в бешенстве причал Сархан. — Я женюсь на ком хочу… Я женюсь на Алис!

Зухра бушевала, как вулкан. Значит, Сархан добился своего и теперь хочет улизнуть. Я подошел к нему, взял за руку и увел в свою комнату. Пижама его была разорвана, губы в крови.

— Дикарка! — орал он.

Я пытался успокоить его, но напрасно.

— Представь… ее милость хочет выйти за меня замуж! Полоумная распутница!

Мне надоела эта истерика.

— А почему она хочет выйти за тебя замуж?

— Спроси ее… спроси ее…

— Я тебя спрашиваю…

Он вдруг перестал бесноваться и вперился в меня взглядом.

— Раз она требует, чтобы ты женился на ней, значит, у нее есть какие-то основания, — настаивал я.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что ты негодяй!

— Ты понимаешь, что говоришь?

Я плюнул ему в лицо и в бешенстве заорал:

— Ненавижу тебя, ненавижу всех негодяев, всех подлецов!..

Через секунду мы с ним уже схватились, однако мадам ворвалась в комнату и помешала нам.

— Прошу вас, — голос ее дрожал, — мне уже все это надоело, сводите ваши счеты на улице, а не в моем доме!

И вывела его прочь.

С тяжелой головой и болью в сердце я поплелся в здание радиостанции. Войдя к себе, я увидел женщину, сидящую у стола. Дария? Да, это была она. С минуту я, остолбенев от изумления, стоял перед ней, не говоря ни слова.

— Дария!

Я взял ее руку в свои. Я испытывал огромную признательность ей. Исчезли беспокойство и страх, владевшие мной.