— Думчев! — крикнул я. — Что же дальше?

— Ламехуза спасет вас!.. — донеслось издалека. Огромная, уходящая в небо гора, черная, шевелящаяся, выросла предо мной.

— Муравейник! — прошептал я. И понял: гибель неизбежна!

Тщетно я оглядывался. Думчева не было видно. Последний раз я оглянулся и посмотрел на солнце. Муравьи втащили меня в свой город.

В муравейнике на меня сразу набросились полчища, орды обитателей. Они трогали, щупали меня, но не причиняли никакой боли, отходили.

Совет, который дал мне Думчев, оценил я только в эти минуты, тут, лежа в муравейнике. Запах муравьиной жидкости, которой я был забрызган, обманул муравьев. Их инстинкт был введен в заблуждение. Этот запах заслонил, скрыл от муравьев присутствие незнакомца в их муравейнике.

Не этим ли объясняется, что обильными запасами пищи, заготовленными муравьями для потомства, кормятся в муравейнике разные пришельцы?

Сколько их! Не перечесть!

В муравейнике живут гости самых неожиданных видов. Кого только здесь нет! Пауки, мокрицы, бескрылые и короткокрылые бабочки, тысячи и тысячи незваных нахлебников.

Одни из них ни пользы, ни вреда муравьям не приносят. Другие никогда не нападают на здоровых муравьев, а очищают муравейник от трупов павших муравьев и погибших личинок, пожирая их. Полезная работа! Санитарная очистка муравьиного города. Ее выполняют жучки из семейства карапузиков. Но есть и такие нахлебники, которые приносят хозяевам бедствия.

Вдруг я услышал крик:

— Держитесь! Ничему не удивляйтесь!

Но разве мог я здесь, в первые минуты моего пребывания в муравейнике, думать об этих примерах к курсу дарвинизма! Конечно, нет. Обо всем этом я уже вспомнил много позже.

Еще там, на тракте, когда я был обрызган муравьиной жидкостью, можно было, пожалуй, обмануть муравьев, выбраться из их круга и уйти. Но я этого не сделал: на всем тракте и далеко по обеим сторонам его бродили сотни муравьев, а запах муравьиной жидкости мог улетучиться раньше, чем я достигну безопасного места. И снова муравьи потащили бы меня в свой «город».

Я послушался Думчева и ждал выручки, но начал сомневаться: скоро ли избавление?! Где и как Думчев найдет меня? Как выручит из беды? «Ламехуза спасет…» Не почудились ли мне эти слова? Как тянется время!..

Прикосновения муравьев становились все больнее, все чувствительнее. Спасительный запах, обманывавший инстинкт муравьев, по-видимому, начал улетучиваться. Муравьи уже сильно толкали меня, волокли из одного перехода в другой. Они тянули меня куда-то в недра своего «города». Встать во весь рост я не мог — галереи, переходы, коридоры муравейника были слишком низки. Можно было только сидеть, ползти или идти сильно согнувшись.

Вот я очутился в кромешной движущейся тьме, наполненной разными шумами, шорохами и острыми, одуряющими запахами. Какие-то проходы, комнаты, спуски по глубоким шахтам, снова комнатки.

Когда-то, давным-давно, еще мальчиком, я вместе с другими ребятами разрывал муравейники. Мы как бы рассекали муравейник и видели его в разрезе. Перед нами были галереи, где лежали куколки; комнаты с личинками; комнаты, где были сложены яйца.

Об этом я вспомнил здесь. Как далеко и давно это было…

Я уже перестал думать, что скоро мое путешествие окончится гибелью. Оживали воспоминания. И в темноте я точно видел: стропила и балки — веточки и хвойные иглы — сложены так, чтобы они не обвалились. Эти деревянные части сооружения крепко держатся. По-видимому, они скреплены между собой затвердевшей землей.

Как кружится голова от«этих шорохов и шумов, от беспрерывного движения из этажа в этаж! Странная усталость! Я прислонился к какой-то стенке, но муравьи окружили меня и стали теребить все яростнее и злее. Вдруг резкий толчок. Я упал, закрыв голову руками. Но муравьи отпрянули. Что случилось? Не понимаю! Задевая, перебегая через меня и толкая, мчались куда-то полчища муравьев.

Крепкий незнакомый ароматический запах ударил мне в лицо. Муравьиный запах был кисловатый и острый, а этот — густой, жирный и пряный. Я открыл глаза и услышал издалека:

— Ламехуза! Ла-ме-ху-за! Я пригнал к муравьям ламехузу!.. Где вы?

Голос Думчева приближался. Но где же Думчев?! Где? Темно! И вдруг я почувствовал крепкое пожатие человеческой руки.

— Дорогой мой гость! Я ведь вам говорил: ламехуза спасет вас… Сюда, сюда, за мной! — кричал у меня над ухом Думчев, увлекая меня.

— Куда? Куда, Сергей Сергеевич?

— Не бойтесь, теперь им не до нас. Здесь у них ламехуза.

— Ламехуза?

— Ах, да! Вы не знаете, что такое ламехуза! Скорей, скорей!

Он схватил меня за руку.

С удивительным проворством, на четвереньках, а иногда ползком, он переходил из галереи в галерею, спускался из одного этажа в другой по почти отвесным ходам.

Царапая колени и ладони, часто стукаясь головой о какие-то перекладины, я спешил за ним.

— Потом, потом вам все объясню. Скорей! Сейчас муравьям не до нас: они начнут пьянствовать.

— Кто?

— Муравьи.

— Пьянствовать?

— Да, да! Чуть ламехуза появляется в муравейнике, как муравьи забывают и о своих личинках, и о куколках, и о работе, и о яйцах, из которых появляется их потомство, — они начинают пьянствовать. Смотрите, смотрите!

— Я ничего не вижу.

— Я подкинул им ламехузу в одну из галерей. Видите: они мчатся мимо нас — туда, в эту галерею. Пряный запах ламехузы их привлекает. Это какое-то наркотическое средство.

Оно приводит муравьев в состояние опьянения. На этот запах муравьи мчатся из всех уголков муравейника… Ламехуза, как и булавоусый жучок, выделяет пьянящую жидкость. Но напиток этот во много раз пьянее. То место на теле ламехузы, где выделяется эта жидкость, покрыто небольшими кисточками или щеточками из золотисто-желтых волосков различной длины. Муравьи жадно слизывают жидкость, дышат ее испарениями и так пьянеют, что ламехуза спокойно, совершенно безнаказанно начинает пожирать самое дорогое и бесценное сокровище муравейника — яйца, хранящиеся в галереях. Ламехуза пострашнее булавоусого жучка. Это отместка за вас, дорогой мой друг!..

Так говорил Думчев и пробирался куда-то вперед.

Дневной свет уже просачивался в муравейник и слегка освещал путь, по которому мы спешили.

Чуть ламехуза появляется в муравейнике, как муравьи кидаются к ней.

Мы были уже близки к выходу из города муравьев: В галереи проникал свет.

— Теперь осторожнее, — сказал Думчев. — Там, у выхода из муравейника, — сторожа!

— Сторожа? А ламехуза? — спросил я.

— К ним, видно, еще не проник ее запах. Муравьи-сторожа стоят за проломами — открытыми воротами муравейника.

— Как же быть?

— Вот вам оружие!

Думчев отломал кусок тонкой балки и протянул ее мне. Это был обломок обыкновенной сосновой иглы.

— А у меня, — сказал он, — мой кинжал, неразлучное оружие, — жало сфекса. Присядем. Вот здесь. Отдохнем. Муравьи пьяны. Но за нами все равно будет погоня. Сторожа будут преследовать нас.

Мы уселись на какой-то выступ стены. Место было укромное, спокойное. Отсюда мы могли следить за сторожами, стоявшими у ворот муравейника. Думчев сжимал в правой руке блестящее коричневое жало сфекса. Говорили мы не спеша. Отдыхали.

— Вот беда была бы для нас, — сказал Думчев, — если бы в этом муравейнике были живые двери!

— Живые двери?

— А разве вы не слышали о живых дверях в муравейниках жарких стран? Там проломы в муравейнике не пропускают света. Муравьи закрывают своими угловатыми клинообразными головами все входы. Такие живые двери, конечно, слегка шевелятся. А есть живые кладовые — медвяные горшки. Это тоже муравьи. Огромное шарообразно вздутое брюшко такого муравья янтарно просвечивает. Оно туго наполнено медом. Так хранят муравьи свои запасы. Эти живые кладовые, конечно, не работают, не выходят из муравейника. Запасы в них пополняются рабочими муравьями.