Александр даже встал от волнения. Лицо у него горело.

— Иван Васильевич, вы что, шутите? Нет, серьезно! Вы говорили с ним? Ну правда, что он сказал?

— Что, что! Я же толкую тебе. Хвалил. А насчет корреспонденции — не удалась, говорит, потому, что сам на этот вопрос не так смотрит. Ну и перенес свой неверный взгляд на освещение событий. Вот так, говорит. Ошибся. Так это еще сколько раз будет, говорит, ошибаться, уж такая работа. Это можно. Ошибаться в смысле. Но до опубликования. Вот опубликовывать с ошибками — этого нельзя. А так, говорит, он молодец. Потому я с него строго и спрашиваю. Я, говорит, ему сейчас новое труднейшее задание готовлю.

Иван Васильевич замолчал, устремив взгляд на ковер.

Александр не мог сдержать радостной улыбки. Он стоял перед своим тренером и улыбался во весь рот. «Какой у меня, наверное, глупый вид», — думал он. Но сдержать бурной радости не мог. Значит, это просто эпизод! Просто обычный рабочий момент! Не провал, не катастрофа! Никто не смеется над ним, никто не считает бездарностью. Действительно! А он, как идиот, уже повесил нос. «Все кончено, все плохо...» Почему он сразу не пришел к Ивану Васильевичу? Дурак! Ой, дурак! И потом... Как мог он проиграть эту схватку!

Теперь это казалось Александру непостижимым. Он словно заново выходил на ковер. Да, он должен был за две минуты бросить противника. Поймать его на болевой прием. Удержать. Задавить! А он проиграл... Александр посмотрел на Ивана Васильевича. Но тот, не отводя глаз от ковра, продолжал говорить:

— Как журналисту везет. А как спортсмену?.. Я очень полагаюсь на тебя. Ты должен войти на первенстве города в призовую тройку. Это точно. Если б не твой кисейный характер — чуть тронешь, ты и лапки кверху, — ты бы чемпионом страны мог стать. Но для этого надо всегда держать себя в руках, независимо от того, нравится твой материал главному редактору или нет, справедливо тебе поставили тройку по философии или нет, поздоровалась Люся с неизвестным тебе доселе красивым брюнетом или нет. Кстати, о Люсе... Вот уж кому не повезло с женихом, так это точно!..

— Иван Васильевич! Иван Васильевич! — Александр, продолжая сиять, умоляюще поднял руки. — Я дурак, болван, негодяй, все понял!

— Ну зачем уж сразу так. Выбирай что-нибудь одно. Я бы посоветовал... — Иван Васильевич нахмурил лоб, сделав вид, что погружен в глубокое раздумье.

— Мчусь к ней. Прямо сейчас!

Александр вскочил и действительно помчался с трибун, перепрыгивая ступеньки.

Через несколько минут Люся слышала в трубке его запыхавшийся голос:

— Люська!.. Это я!.. Я болван!.. Можно сейчас приду?.. Я все объясню... Я сейчас...

А через полчаса, запыхавшийся еще больше, он звонил в Люсину дверь.

Дверь, разумеется, открыла Нина Павловна.

— Здравствуйте, Алик! Куда вы пропадали? Мы с Люсей так волновались...

— Здравствуйте, Нина Павловна. Дела разные, соревнования... — оправдывался Александр, с надеждой поглядывая в сторону Люсиной комнаты.

Но Люся не спешила прийти на помощь. Наконец она появилась.

— Люсенька, Алик пришел. — Нина Павловна сообщила эту новость так, словно в квартиру спустился сам апостол Петр. — Я как раз говорила ему, что мы с тобой страшно волновались, пока не позвонил Иван Васильевич...

Люся метнула на мать испепеляющий взгляд, под которым Нина Павловна поспешно ретировалась.

Когда Александр вошел в комнату, Люся отвернулась, выдавила из себя ценой огромных усилий зевок и равнодушно спросила:

— Ну, что нового? Как делишки?

Но Александр был слишком радужно настроен, чтобы его можно было провести столь наивными хитростями. Он подбежал к Люсе, обнял за талию и поднял на вытянутых руках.

— Перестань! Немедленно прекрати! Слышишь! — От Люсиного равнодушия не осталось и следа. Раскрасневшись от гнева, она отчаянно отбивалась. Александр осторожно опустил ее на пол. Поправляя платье, она возмущенно говорила:

— Явился! Повелитель! Соизволил снизойти! Все должны его терпеливо ждать, а когда он является, бросаться ему на шею! Зачем пришел? Вон иди к маме чай пить... с клубничным вареньем. Она заждалась тебя. А у меня есть дела поважней. На тренировку опаздываю.

— Ерунда! — Уже ничто не могло омрачить хорошего настроения Александра. — Сейчас возьмем такси! Я тебя провожу. А после тренировки пойдем в «Аэлиту». Ладно? Люська, я прошу тебя... Ну, пожалуйста.

— Нет, вы смотрите! — Люся широко открыла глаза. — Ты что, выиграл швейную машину по лотерее и взял деньгами? Миллионер...

— Идем, идем, — торопил Александр, — я тебе все расскажу доро́гой. Пошли скорей...

Они промчались мимо Нины Павловны, скатились по лестнице, перебежав Арбат, сели у диетического магазина в такси.

— Люська, я идиот, я феноменальный идиот!.. — казнил себя Александр.

— Какой новый факт подтвердил... — начала было иронизировать Люся, но он не слушал:

— Понимаешь, меня там разнесли на летучке в пух и прах. «Ничего не понял, виноватого вознес, правого низверг, все не удалось!» И пошли, и пошли. А я так расстроился, что не мог к тебе прийти. Как подумал, что ты начнешь расспрашивать, а я должен буду тебе все это рассказывать... Да еще эти соревнования неудачно сложились. А сегодня Иван Васильевич мне рассказал, что говорил с Лузгиным, тот хвалил меня, сказал, ошибки у каждого бывают. Словом, я, знаешь, как доволен сейчас!

Он попытался было поцеловать Люсю, но опоздал. Такси приближалось к «Крыльям Советов», где шли тренировки.

— Люська, я посижу посмотрю, ладно? А потом пойдем в «Аэлиту». Прошу тебя.

— Ладно, миллионер. Пойдем. Будешь расплачиваться за свое негодное поведение...

Люся заторопилась к раздевалке, а Александр, весело насвистывая, направился в зал.

Девушки уже были в сборе, и Елена Ивановна, в своей неизменной розовой кофте и синих брюках, нетерпеливо поглядывала на часы. На Александра никто не обратил внимания: все уже давно привыкли, что он приходит посмотреть, как тренируется «его» Люся.

Александр с высоты своего мужественного вида спорта слегка презирал художественную гимнастику.

Но самих «художниц» отнюдь не презирал.

Ему нравились эти великолепные девушки с идеальными телами, красивыми лицами. Нравились их поразительная гибкость, легкость движений, изящество поз.

Они все были прекрасны, все достойны восхищения, но, разумеется, все тускнели, когда в зале появлялась Люся. Удивительно стройная в обтягивающем ее чудесную фигуру васильковом купальнике, она излучала особое очарование и красоту. Так по крайней мере казалось Александру. И упражнения она выполняла красивей и лучше всех. На соревнованиях он шумно возмущался любыми оценками, которые судьи ставили Люсе. Он всегда считал их заниженными. Раньше он даже свистел в два пальца, пока Люся не устроила ему сцену, обвиняя в том, что он ее компрометирует.

Девушки выстроились ровной шеренгой. Они все были красивы, но, право же, нужно было быть слепым, чтобы не видеть, насколько Люся красивей всех.

Елена Ивановна что-то говорила, прохаживаясь вдоль шеренги.

Потом хлопнула в ладоши — тренировка началась.

Александр на этот раз беспрестанно поглядывал на часы. Ему хотелось поскорее остаться со своей подругой вдвоем — излить переполнявшую его бурную радость, еще раз передать разговор Ивана Васильевича с Лузгиным, погадать, какое это новое задание готовит ему главный редактор.

Тренировка кончилась не очень поздно. Пошли к станции метро «Динамо», сопровождаемые вкусным запахом, которым окутывала весь квартал бисквитная фабрика «Большевик».

— Это ужасно, — жаловалась Люся. — Ты подумай, дома мама со своими печеньями, здесь каждый раз, как иду на тренировку, тортами весь район пропах. А мне нельзя. А я люблю...

— Ничего, — утешал ее Александр, — ведь это лучше, чем если б на «Большевике» делали, например, горчицу или, допустим, маринованный лук. Ты бы тогда обливалась слезами после каждой тренировки, я бы считал, что тебя все обижают, и, применяя приемы самбо, напал на Елену Ивановну, Меня бы судили и приговорили к пожизненной каторге на фабрике маринованного лука...