Сорока методично излагал свои мысли Кругляку:
— Да, время тяжелое. Но пока жив хоть один человек, живет и дело, которому он служит. У нас, к счастью, почти не было провалов в руководстве. Значит, есть кому собрать новые силы, выждать и снова ударить. Но если почти на самой верхней ступеньке лестницы устраивается идиот, то… — Сорока безнадежно махнул рукой.
«Допекло и тебя, — в душе злорадствовал Кругляк, — наконец заметил, что все разваливается». Он как-то пытался поговорить на эту тему с шефом, а тот его обозвал паникером и трусом.
— …то от таких надо избавляться, — закончил свою мысль Сорока.
«Прикажет удавить или расстрелять?» — лихорадочно соображал Кругляк.
— Пан Сорока, повторяю, я предполагал, что речь идет об обычной проверке. Метод, который я применил, не подводил ни разу. Если человек его выдерживал, значит он наш…
— Итак, подведем итоги: с Менжерес вы действовали топорно, Шевчук, которую необходимо уничтожить, не нашли. Розум — работавший у вас под носом чекист — скрылся, теперь его не достать. Не так давно исчез референт пропаганды[31] — куда, при каких обстоятельствах? Тоже сказать ничего не можете. А вдруг этот референт сейчас выкладывает чекистам наши явки, связи, планы?
Шеф настроился на длинные нотации. Он удобно расположился в кресле, отодвинул настольную лампу, чтобы на лицо упала тень. У Кругляка немного отлегло от сердца: раз распекает, значит решил оставить в живых. Иначе не стал бы тратить время.
Раздался звонок. Сорока и Кругляк одновременно сунули руки в карманы. Настя, повинуясь взмаху руки шефа, ушла открывать. Слышно было, как она разговаривает в передней: «Шубку повесьте, будь ласка, сюда, а ботики поставьте под вешалку».
— Это для вас сюрприз, Кругляк, — многообещающе протянул Сорока.
В комнату вошла Ива. Она тоже держала руку г. кармане спортивной куртки, и Кругляк мог поклясться, что тот предмет, который так оттягивает карман, — пистолет. Глаз у него был наметанный.
— На улице отвратительная погода, — сказала Менжерес.
— Дождь пополам со снегом, — откликнулся Сорока.
— В такую погоду лучше сидеть дома.
— Не у всех так выходит.
Обменявшись паролем, Ива нерешительно остановилась посреди комнаты. Она чего-то ждала. Руку из кармана не вынула.
— То, что вы ищете, стоит на серванте, — подсказал Сорока.
Ива подошла к серванту, взяла фотографию чубатого хлопца. Потом достала из сумочки свой фотоснимок точно такого же размера. Приложила их друг к другу, присмотрелась. Волнистый срез двух листков картона точно сошелся. Когда-то это была одна фотография — Ивы и чубатого хлопца: Ива была в национальном костюме, на косах веночек.
— Рада витаты вас, друже командир! — очень тепло приветствовала она Сороку. На Кругляка даже не глянула. Тот снова приуныл.
Ива поздоровалась с референтом СБ так, как принято было в сотнях УПА. Кругляк отметил это: ишь ты, прошла проверочку-закалочку. Он обратил внимание и на то, как свободно, без напряжения обращалась Ива с паролями — такое дается только длительной привычкой.
Сорока сердечно пожал девушке руку.
— С благополучным прибытием! — торжественно провозгласил референт.
Настя, улыбаясь умильно полными губами, внесла на подносе две рюмки, наполненные коньяком — наверное, Сорока заранее об этом распорядился. Кругляку выпить даже не предложил. «Ну и дидько с вами, — чертыхнулся про себя эсбековец, — все равно на одной гилляке висеть будем». С некоторых пор эта мысль все чаще приходила ему в голову.
— Согласно приказу я временно поступаю в ваше распоряжение, друже, — сказала Менжерес. Коньяк она выпила, смакуя, маленькими глоточками.
Кругляк, от которого не ускользала ни одна деталь, отметил и это: «Вот и пара нашему Сороке тоже из интеллигентов». В отличие от шефа для него слово «интеллигент» было ругательным.
— Знаю, — ответил Сорока, — человек, передавший фотографию вашего друга в мастерскую Яблонского, предупредил об этом и о том, что у вас есть также и свои задания.
Референт СБ, казалось, светился от радушия и приветливости.
— Но об этом потом, — махнул он нетерпеливо рукой. — Почему так долго не устанавливали контакты? — поинтересовался Сорока.
— Мне надо было легализоваться, привести в порядок свои дела. Хотя я и переходила кордон легально, но все могло быть — вдруг меня вздумали чекисты проверить? Надо было выждать. И, только убедившись, что опасности нет, явиться к вам.
— Да, об этом говорится в грепсе. Можно узнать о характере ваших поручений?
— Не о всех, друже референт. Простите меня, но… вы знаете наши законы не хуже меня. Об одном из них, очевидно, скажу позже.
«Вот тебе, — злорадно ухмыльнулся Кругляк, — получай и ты свое».
Сорока перехватил ухмылку, обжег эсбековца взглядом, как плетью перетянул по спине.
— Вы очень обиделись на проверку? — спросил он Иву. — Правильно говорят: заставь дурня богу молиться, так он и лоб побьет.
— Предполагаю, что она была вызвана необходимостью, — уклончиво ответила Ива. — Но, кажется, в данном случае действительно перестарались.
— Что будем с ним делать? — кивнул Сорока на своего помощника.
Ива пожала плечами.
— Это ваше дело. А в общем он действовал в меру своих сил и умственных способностей. — Ива без ненависти посмотрела на хмурого, вконец расстроенного неудачами Кругляка. — Насколько я понимаю, он у вас выполняет… вполне определенные функции по чистке?
Сорока кивнул.
— Когда надо, — он щелкнул пальцами, — убрать кого-нибудь, Кругляк полезен.
— Вот пусть этим и занимается по мере необходимости.
Сказала — как отрезала.
«А она ничего, — перекрестился мысленно Кругляк, — толковая бабенка». Он даже почувствовал симпатию к этой курьерше, так неожиданно ставшей причиной его неприятностей. Хоть и обошелся с нею не по-шляхетски, зла не помнит, понимает, что работа есть работа.
— Сколько дней требовалось на выполнение вашего задания? — вновь возвратился к началу разговора Сорока. Чувствовалось, что вопрос, почему Менжерес так долго не выходила на связь, его тревожит.
— Не ловите на мелочах, — вновь грубовато осадила Ива референта. — Если все еще требуется меня проверить — придумайте что-нибудь пооригинальнее.
Ива чувствовала себя на этой встрече уверенно. Она задавала тон в разговоре, чуть-чуть свысока отвечала на вопросы. Сороке и раньше приходилось принимать курьеров с «той стороны», из-за советской границы, однако им было далеко до Менжерес. «Порода всегда даст себя знать, — размышлял референт, — вот еще одно свидетельство того, что именно интеллигенты должны стать солью нашего движения».
Менжерес была одета с большим вкусом, можно сказать, изысканно — по трудным послевоенным временам. Даже человек, не сведущий в модах, сразу бы отметил, что ее спортивный костюм из светло-коричневой шерсти сшит первоклассным портным, а над прической трудились лучшие городские мастера.
— Хотела бы и я спросить. Оксана случайно набилась ко мне в квартирантки? Как давно она с нами?
— Случайно, — объяснил Сорока. — Оксана в город прибыла недавно. Раньше входила в сотню Беркута. Она и сообщила, что в институте появилась странная студентка. Честно говоря, намечалась обычная вербовка. Ваш приход в мастерскую все изменил. — Сорока не стал уточнять, что уже давно получил по подпольной почте уведомление о курьерском рейсе — приметы и пароли.
— Как вы намерены поступить дальше? Не очень удобно, что на одной квартире живут два ваших человека.
Ива намекала: в случае провала возьмут сразу двоих.
Сорока возразил:
— Вы с Оксаной учитесь на одном курсе. Большинство студентов снимают комнаты по двое, по трое. Раз так получилось, менять не стоит.
Ива поняла: служба СБ краевого провода хочет иметь рядом с нею своего человека, и ради этого идет даже на риск.
Сорока посоветовал:
— Может быть, вам изменить, как бы это сказать интеллигентнее, образ жизни? И одеваться скромнее? Здесь не любят, когда кто-то выделяется из толпы. Таких сразу берут на заметку. Вам, выросшей на Западе, этого не понять…..
31
Референт пропаганды руководил «пропагандисткой» службой краевого провода.