Кэйт улыбнулась и подошла к стойке. Юная азиатка улыбнулась в ответ и изогнула великолепно очерченные брови в молчаливом вопросе. Они здесь прекрасно подправляют брови.

— Кэйт Джеймсон, — заявила Кэйт. — Нас двое, — добавила она, пока Бина застенчиво пряталась у нее за спиной. — Нам нужен маникюр, педикюр и депиляция пальцев ног.

— Пальцев ног? — прошептала Бина из-за спины, но Кэйт не обратила внимания.

— У нас заказано заранее. У меня есть номерок.

— Одну минуту, — ответила очаровательная распорядительница. — Пожалуйста, присядьте.

Конечно, было не так просто устроиться на единственном антикварном кресле, поэтому Кэйт настояла, чтобы Бина присела, и она с робостью подчинилась.

Затем она вскинула глаза к Кэйт и схватила ее за руку:

— Ах, Кэйт, я боюсь. Что, если я пройду через все это, и оно принесет мне несчастье? А если Джек не…

— Бина, не глупи. Как ты можешь утверждать такое? — вздохнула Кэйт. — Я сегодня целый час убеждала восьмилетнего мальчишку в том, что колдовство бессмыслица. Не заставляй меня повторять это снова.

— Ладно, что тут скажешь, маленькая мисс Логика. Да, я суеверная. Никаких черных кошек, шляп на кроватях, не дарить обуви подругам.

— Обуви подругам?

— Ага. Ты даришь подруге туфли, и она бросает тебя, — пояснила Бина. — А ты не знала?

— Бина, ты просто сумасшедшая, — ответила Кэйт. — Как бы то ни было, это для тебя важный день, и я хочу быть к этому причастна. Расслабься и наслаждайся. Все будет отлично, и вечер с Джеком пройдет чудесно.

Бина все еще сомневалась. Она вытянула шею и снова огляделась вокруг.

— Должно быть, это дорогое удовольствие, — молвила она. — Прикинь, я могла бы сделать все в Бруклине у корейца Кима за четверть здешней цены. И думаю, было бы нисколько не хуже.

Кэйт улыбнулась:

— Может, и да, а может — нет. Зато какая здесь обстановка!

— Моя мама сказала бы: «Обстановка — шмобстановка, покрасьте-ка мне ногти».

— Знаешь, я люблю твою маму, но иногда она не совсем в курсе дела.

Бина выглядела смущенно.

— А как пишется «шмобстановка», а? — спросила Кэйт весело.

— Это не напишешь, — ответила Бина. — Это идиш. Разговорный язык.

Кэйт рассмеялась. Это была обычная словесная игра между ней и Биной, которая была в ходу у них с тех пор, как Кэйт переступила порог дома Горовицев, и миссис Горовиц заявила, что отец Кэйт не знает «бупкис», как вырастить «шейну майделу».

Тогда Кэйт еще не ведала, что «бупкис» значит «абсолютно ничего», а «шейна майдела» — «красивая девочка», но она поняла это из контекста. Она узнала также, что означают слова «пуц», «шноррер» и «гониф», все они звучали благозвучнее их английских эквивалентов.

Кэйт отмечала все праздники в доме Бины, даже если это были ее собственные праздники, и она научилась ценить субботнюю тарелку со сладкой еврейской лапшой. Когда для Кэйт пришло время первого причастия, миссис Горовиц сшила ей белое платье и купила головной убор. (Бина, тоже захотевшая белое платье и головной убор, получила их, хотя доктор и миссис Горовиц и не пошли на то, чтобы позволить ей встать в ряд с девочками-католичками во время церемонии.) Кэйт была сильно разочарована, когда священник на уроке катехизиса убеждал их, что дурачества на Хеллоуин — это смертельный грех. Она поделилась этим с мамой Бины и получила от нее наставление:

— Грех-шмех! Делай что вздумается в этом мешугене[2]костюме и получай свои конфеты. И не думай об этом.

— Но я не хочу отправиться в ад после смерти, — говорила ей Кэйт с ужасом.

— Ад-шмад, — отвечала миссис Горовиц. — Поверь мне, детка, есть только один ад — и он здесь, на Земле. — Она привлекла Кэйт к себе и прошептала: — Есть только рай, милая. И именно там сейчас твоя мама.

Так или иначе, но убеждения миссис Горовиц сыграли свою роль. Через несколько месяцев после урока катехизиса Вики Браун сказала Бине, что ее мама-еврейка отправится в ад после смерти, и тогда Кэйт повернулась к Вики и заявила:

— Ад-шмад! Да что ты знаешь?

После того Кэйт и Бина заключили договор заступаться друг за друга.

Возможно, именно с тех пор их стали звать «бушвикскими ведьмами». Подростковая команда росла, когда к ним присоединились Бев и Барби, а потом и Банни, а они держались вместе, а в околотке их теперь уже называли «шавками». Позже Кэйт уплыла из банды.

Бина все еще держалась за руку Кэйт.

— Ай, Кэйт, — сжимала она ее, — я так волнуюсь! Сегодня мне сделает предложение человек, которого я люблю.

— Не забудь изобразить удивление, — предупреждала Кэйт. — Ты же не хочешь показать Джеку, что знала об этом заранее.

— И зачем только Барби сказала мне, что видела, как он покупал кольцо, — вздыхала Бина. — Я так нервничаю. Ну, почему она не могла сделать мне сюрприз?

— Ах, дорогая, — засмеялась Кэйт. — Ты же не любишь сюрпризов. Ты хочешь выглядеть наилучшим образом.

Теперь другая азиатка, еще привлекательнее распорядительницы, вошла в фойе:

— Кэйт Джеймсон? Мы уже подготовили комнату для вас. Пройдите за мной, пожалуйста.

Кэйт и Бина последовали за ней в небольшой кабинет, и Кэйт села в одно из стоящих друг напротив друга кресел. Оба кресла, напоминавшие троны с встроенными джакузи, уже были наполнены заманчиво пахнущей, пенящейся водой.

Мягко освещенная комната была оформлена в умиротворяюще синих морских тонах, в ней было два стеклянных столика на колесах, приготовленных для предметов ухода за руками. Две молоденькие азиатки стояли на коленях, на подушках голубого шелка, на полу позади ванн для ног. Они помогли своим клиенткам разуться и предложили им окунуть ноги в душистую джакузи, чтобы подготовиться к педикюру. Бина смотрела на Кэйт в восхищении. Кэйт лишь улыбалась в ответ. Воздух благоухал фрезией, и Кэйт сделала глубокий дегустирующий вздох. Если даже ей и пришлось заплатить ползарплаты за «обстановку-шмобстановку», она стоило того. Вторая красавица азиатка вернулась к ним в этот небесно-голубой рай и спросила:

— Желаете воду, кофе, чай, сок или шампанское?

— Вы серьезно? — завопила Бина.

— Пожалуй, шампанского, — ответила Кэйт так, словно Бина не выказала никакой реакции. Обычно Бина не пила, но Кэйт сказала ей: — Сегодня у нас большое событие.

В наступившей тишине Кэйт закрыла глаза, и ей представился образ высокого, стройного молодого человека в джинсах — того самого, на которого ей указала Бина. Она, должно быть, ошиблась. Банни ни в жизнь не могла встречаться с кем-либо подобным. Кэйт думала об этом одну-две минуты, чувствуя себя виноватой, ибо сравнивала увиденного с Майклом. У Майкла были чуть широковаты бедра, и что-то не так было в его походке… Кэйт решила выбросить эти пустые мысли из головы.

— Как его зовут? — спросила она Бину.

— Кого? Джека? Его зовут Джек. — Бина взглянула на нее и рассмеялась. — Ты такая забавная.

Кэйт покраснела и решила забыть о парне на углу.

— Кэйт, как мило с твоей стороны, — начала Бина, когда одна из специалисток принялась массировать ее ноги. Она хихикала, брыкалась и снова принималась хихикать.

— Ах, Бина, расслабься, — отвечала ей Кэйт. — Вдыхай.

Минуту обе молчали. Кэйт снова закрыла глаза и сосредоточилась на том, как сильные руки растирали ей пятки и своды стоп.

Бина наклонилась вперед, чтобы прошептать:

— Правда, что здесь делают маникюр Сандра Баллок, Жизель и Гвен Стефани?

— Ага, — буркнула Кэйт. — И здесь делают себе маникюр Кэйт Джеймсон и Бина Горовиц.

— Скоро это будет Бина Горовиц-Вайнтрауб, — напомнила ей Бина. — О, Кэйт, я так люблю Джека. Я так… так счастлива сегодня и так рада, что могу разделить это с тобой. Знаешь, я хочу, чтобы ты тоже нашла своего Джека и была так же счастлива, как я.

Кэйт засмеялась:

— Твоя мама сказала бы: «Твои слова да Богу в уши».

Прежде чем Бина смогла ответить, дверь растворилась, и вошла женщина с подносом и двумя бокалами шампанского. Она предложила один Кэйт, другой — Бине: