— Наслаждайтесь!

Кэйт ощутила легкие перемены в своем эмоциональном пространстве. Было время, когда она думала, что будет пить шампанское, отмечая что-нибудь со Стивеном, но она жестоко ошибалась. Она гадала, наступит ли день, когда она и Майкл… Она снова отмахнулась от этих мыслей и попыталась сосредоточиться на происходящем.

Бина уставилась на свой бокал.

— Не думаю, что правильно начинать пить так рано.

Кэйт закатила глаза. Бина никогда не хотела пить.

— Да брось, Бина, не переживай, — сказала Кэйт, поднимая бокал. — За твою свадьбу!

— О, Кэйт! — Бина явно была тронута.

Девушки попробовали по глотку шампанского.

Потом Кэйт принялась просматривать лаки.

— Клянусь, Банни не прочь была бы сидеть сейчас в моем кресле, — сказала Бина, откидываясь назад.

— И как она сейчас, Банни? — спросила Кэйт. Банни была дантистом-гигиенистом и общепризнанной неудачницей в отношениях с мужчинами. И снова Кэйт вспомнила великолепного молодого человека, которого видела на улице. Бывший ухажер Банни? В это трудно поверить.

— Да ты же и не хочешь знать, — ответила Бина.

Она была права. Кэйт не хотела знать. Банни была скорее подругой Бины. Она появилась в жизни Кэйт на предпоследнем году учебы в школе, присоединившись к «шавкам» пятым номером и переименовав себя из Патриции так, чтобы ее имя начиналось с «Б», как и название банды[3]. К тому времени Кэйт уже расставалась с группой. Она проводила все больше времени за учебой и чтением. Пока остальные в основном были заняты прическами, макияжем и парнями, Кэйт сосредоточилась на вступительных экзаменах и занятиях в колледже. Когда наступил срок окончания колледжа, «шавки» устремили взоры на поиск непритязательной работы, удачные замужества и детей, а Кэйт объявила, что она не для того шла в колледж, чтобы теперь «отсыпаться», и вознамерилась стать доктором психологии.

Бев оценила это так: «Она думает про себя, что она это, черт возьми, она». Только ради Бины Кэйт не стала разрывать отношения с «шавками» и вообще со всеми в Бруклине. Однако Бина заводила дружбу навечно. Поначалу Кэйт возмущала «прилипчивость» Бины. Потом до нее дошло, что на свете нет никого, кто бы знал ее лучше Бины. Она предпочла забыть многое из бруклинского прошлого, но была благодарна Бине за преданную дружбу.

Кэйт выпила до дна бокал шампанского и тут же принялась за другой. Бина продолжала о Банни:

— …и парень бросил ее. Ты же его видела. Я думаю, Банни знала, что он не для нее, но держалась за него крепко. И теперь она пытается отыграться. Она уже гуляет с другим — Арни, или Барни, или что-то в этом роде, и уже рассказывала Барби, что у них это серьезно.

Вот новость. Банни выбирала одного неподходящего мужчину за другим, всегда утверждая, что это «серьезно», и всегда разочаровываясь. «Классический заколдованный круг», — думала Кэйт.

— А как у тебя дела с Майклом? — спросила Бина, пытаясь держаться непринужденно.

— Все хорошо, — ответила Кэйт спокойно, пожав плечами. Она предпочитала не распространяться о своей личной жизни, а то еще Горовицы, чего доброго, начнут распускать нежелательные слухи.

— Он очень умен и может многого достичь. Сегодня вечером мы идем на ужин к Эллиоту и Брайсу.

— А кто такой Брайс? — спросила Бина.

Кэйт вздохнула. В родном Бруклине Бина помнила, в какие дни месяца начинались циклы у всех подруг, но за пределами Бруклина…

— Партнер Эллиота.

— Кто?

— Помнишь?! Эллиот Уинстон. Мой друг из Брауна. С которым я работаю в школе.

— Ах да. Если он учитель, к чему ему партнер?

— Это его партнер по жизни, — теряя терпение, объяснила Кэйт.

Бина помолчала, а затем, понизив голос, спросила:

— Они что, геи?

«Да, и твой неженатый дядя Кении тоже», — подумала Кэйт, но лишь многозначительно улыбнулась в ответ. Что делать, если взгляды Бины на отношения полов были безнадежно устаревшими. Она решила сменить тему:

— Какой цвет ты собираешься выбрать? Учти, что к бриллиантам идет любой цвет!

— Не знаю. А ты какой бы выбрала?

Конечно, вопрос совсем не по адресу, но Бина оставалась собой. До того как она выберет что-то из меню, она должна узнать ваше мнение.

— Все та же Бина, — произнесла Кэйт, улыбаясь своей неугомонной подруге.

— Все та же, Кэти, — ответила Бина не слишком внятно.

Шампанское явно начинало действовать на нее, и, глядя на подругу, готовящуюся к важному шагу, Кэйт вздрогнула. Джек никогда не подходил ей, и этот вывод отнюдь не был навеян бокалом шампанского, — но он, казалось, любил Бину, ее родные любили его, и… что ж, смотря на Бину, Кэйт вынуждена была признать, что Джек, вероятно, хорошая партия. Она была на грани: то ли удариться в слезы, то ли расхохотаться. Бина, слегка окосевшая от вина, улыбнулась ей.

— Я люблю тебя, Кэти, — сказала она.

— Я тоже тебя люблю, Бина, — подтвердила Кэйт, и это было правдой. — Но ты больше не будешь пить. Тебе предстоит великий вечер.

Бина допила последний глоток шампанского, потом наклонилась поближе к подруге.

— Кэйт, — прошептала она, — есть одна вещь, о которой я до смерти хочу спросить у тебя.

Кэйт насторожилась:

— И что же?

— Что такое депиляция пальцев ног? — осведомилась Бина.

По ее тону можно было предположить, что речь идет о чем-то неприличном. Кэйт рассмеялась.

— Ну, ты не замечала, что на поверхности большого пальца ноги бывает иногда немного волос? — поинтересовалась она.

Бина вытащила ногу из джакузи и осмотрела ее.

— Ого, — воскликнула она, — гляди-ка. Ух ты! Азиатки переглянулись и принялись хихикать. Лицо Бины покраснело.

— Как противно, — созналась она. — Как у снежного человека — Большая Нога. Бог мой, Кэти, ты меня выставила дурочкой. А я и не замечала этого раньше.

— Вот видишь, — продолжала Кэйт, — после депиляции Джек тоже ничего не заметит. И ты можешь позволить ему целовать твои маленькие ножки не стесняясь. Итак, какой же цвет тебе приглянулся?

Бина занялась разглядыванием флакончиков, принесенных Кэйт, и других, со вкусом расставленных на стенной полочке рядом с подлокотником ее кресла.

— У них, в Бруклине, и в помине нет таких оттенков, — признала она.

— Еще одно объяснение, почему я живу в Манхэттэне, — провозгласила Кэйт. — Рассмотри получше. И что же?

Бина, глянув на молодую азиатку, уже занятую ее левой рукой, спросила:

— Вы делаете французский маникюр?

Манхэттэнская квартира Кэйт, без сомнения, была маловата. Однако найти и такую — большая удача. Квартира располагалась в бельэтаже дома из коричневого песчаника на Девятнадцатой Западной улице, в довольно зеленом жилом массиве, рядом с семинарией, словом, весьма завидном местечке, и состояла из просторной комнаты, некогда служившей гостиной, небольшой ванной, маленькой кухни и уютной спальни.

Главная комната выходила окнами во внутренний сад, к сожалению, принадлежавший квартире, расположенной ниже. Тем не менее здесь было тихо, и Кэйт могла любоваться в окно летом на зелень, а зимой на снег. У нее не было лишних денег на покупку мебели, но Эллиот, всегда следивший за распродажами, помог ей достать и притащить диван с бело-синей обивкой. В дешевом магазине она нашла старое плетеное кресло-качалку, превратив его — после окраски в синий цвет — в удобное, хотя и несколько неустойчивое, место для отдыха.

Макс, сосед с верхнего этажа, недавно установил полки для книг, которые теперь заполняли ниши по обе стороны от камина. Макс был приятелем брата Бины и работал на Уолл-стрит вместе со своим кузеном Джеком. Именно он познакомил Бину с Джеком, и, когда Кэйт прослышала, что он ищет квартиру, она рассказала ему об одной освобождающейся в ее доме. Макс был ей крайне благодарен, к тому же выказывал повышенный интерес к самой Кэйт, но его знаки внимания не вызвали у нее воодушевления. Он был мил и симпатичен, и все же им было не о чем говорить, хотя Макса, похоже, это и не смущало. Да и отец дал ей ценный для жизни совет, сформулировав свое жизненное кредо в словах: «никогда не пакости там, где ешь». Ей удалось дипломатично разрулить отношения с Максом, и теперь они были друзьями и добрыми соседями. Однако Макс не переставал забегать занять немного сахару, кроме того, он мог без стеснения спросить и чашечку кофе, и рюмку водки или, реже, справиться о какой-нибудь знакомой Кэйт девице.