— Что ж, у каждого свои резоны, — заметила я. — Кому нужны интриги, кому — общество, кому деньги.
— Это точно! Мы тут за копейки горбатиться должны, а она — в два раза больше получает, не делает ничего и нам не дает!.. Как тебе понравилось вчерашнее?
— Да как обычно, — отозвалась я равнодушно. — Для тебя-то это теперь пройденный этап.
— Пройденный-то пройденный… Но, скажу я тебе, Наташа, хорошо, где нас нет.
Катя, наверное, ждала вопросов о новом офисе и новой должности, но меня эти вещи нисколько не занимали.
— Ларионов мне столько наговорил, ты не представляешь! — добавила она многозначительно.
— А какая у тебя теперь зарплата? — рассеянно спросила я.
Вопрос прозвучал довольно бестактно, но надо же было о чем-то спросить!
— Зарплата, конечно, побольше. Но вообще-то за такой объем… Все с нуля, в том числе и подбор персонала!
— И что ты собираешься делать? В кадровое агентство пойдешь?
— Да кто мне этот поход оплатит? — удивилась Катя. — Ларионов сказал, крутись сама как знаешь.
— Руководитель по идее должен крутиться.
— Вот я и кручусь! Пойдешь ко мне замом?
— Ты серьезно?
— Серьезно, конечно! Слушай, что-что, а уж кадры для меня не проблема. Моя лучшая подруга в рекрутинговом центре работает, у нее базы данных, все дела… Но какой смысл искать кого-то на стороне, когда есть свои люди?! Я вчера вечером с Таней говорила…
— И что Таня?
— Согласна. А почему бы и нет? И денег больше, и без Любаши.
— А денег-то с чего больше?
— Оклады у нас, сама знаешь, ерундовые, — пустилась в объяснения Катерина. — Основной навар — проценты с договоров. Надо искать выгодных клиентов, а не хвататься за все подряд, как Любовь Петровна. Ты заметила, какой у нее принцип? Лишь бы мы не простаивали! Наберет всякой ерунды, все трудоустроены, и ладно! Заметила?
— Заметила.
Я согласилась неохотно, но возразить действительно нечего. Деградация нашего подразделения в последнее время делалась все более и более очевидной. Как, впрочем, и деградация личности нашей начальницы, окончательно потерявшей голову от больших денег, роскоши и удовольствий.
— Ну, в общем так, — резюмировала Катя. — Подумай, а вечером еще потолкуем.
До обеда все было тихо. Любаша почти не показывалась из кабинета. То ли приходила в себя после вчерашнего, то ли собиралась с силами перед встречей с Ларионовым. Как только мы с Катей утром вошли в офис, Валерия Викторовна сообщила с ехидной улыбочкой:
— Саму-то генеральный вызывает!
Похоже, что ни Валерия, ни Любовь Петровна ничего хорошего от этого вызова не ждут.
Таня все утро не отходила от компьютера, и я тоже принялась за работу.
Перед самым обедом на мой мобильный пришло сообщение, подписанное музыкальным доктором: в четыре часа он будет ждать меня в клинике. В четыре — это удобно. Любаша выйдет из офиса в начале четвертого, значит, на этот раз я смогу избежать объяснения с ней. А до трех нужно как следует потрудиться.
— Идем обедать? — не отрываясь от монитора, предложила Таня.
— Я пас, работы полно.
— Да ты что! Работы у нее, видите ли, полно! Работа, Наташ, не волк, в лес не убежит!
Закрывая начатый утром документ, я мысленно констатировала, что КПД у меня сегодня, как никогда, низкий.
— Идем скорее, — теребила Таня. И едва мы оказались на улице, спросила: — Ну как, ты надумала? Будешь работать у Катерины?
— А ты?
— Отказаться — рука не поднимается! Она мне с ходу накинула триста баксов.
— Так это на словах.
— Она объяснила…
— Про выгодные договоры? — с усмешкой перебила я Таню. — Их ведь надо еще найти.
— А ты что, сомневаешься? Катерина за деньги иголку в стоге сена отыщет! К тому же у нее все по науке: муж маркетолог, знакомые в рекламном агентстве.
— Где только у нее нет знакомых! — Я только пожала плечами, вспомнив наш с Катей утренний разговор про рекрутинговый центр.
— Она уже сейчас предлагает сверхурочную работу, — продолжала Таня. — Часть договоров можно не проводить через бухгалтерию, задерживаться подольше или домой брать.
— Сколько же она тебе за это обещает?
— Тридцать процентов.
— И ты согласна? Это же грабеж!
— Мне теперь выбирать не приходится! Маша вчера сказала свое последнее слово: хочет на пиаре учиться.
— А печатные работы?
— Оказывается, есть! — засмеялась Таня. — Представляешь, она зачем-то скрывала от меня, что уже несколько месяцев подрабатывает в «Sweet girl».
— Кем? — Я вспомнила, что Ленка называла этот журнал потрясным и прикольным.
— Вроде как журналистом. — Таня сияла. — Несколько информационных заметок для них написала и одну небольшую статейку типа социологического исследования о тенденциях развития молодежной моды… Ты знаешь, — добавила она немного застенчиво, — ничего. Мне понравилось.
— Тогда в чем проблема? Ее с радостью примут на пиар.
— Там ведь, кроме творческого конкурса, еще экзамены — литература, история… Если бы нам вовремя репетиторов нанять… В общем, поступать она будет сразу на платное.
— Вы хоть попробуйте, поборитесь. На платное-то всегда успеете.
Но Таня видела ситуацию в другом свете. Прежде всего, она не хотела, чтоб у девочки были психологические проблемы: получила двойку, не сдала экзамен, не поступила. Чтобы защитить ребенка от травм, моя коллега была готова к сверхурочной работе на кабальных условиях… Но меня эти условия совершенно не привлекали. Не говоря уже о том, что Глеб не потерпит сверхурочных. Вчера он сказал: «Я хочу, чтобы ты во всем соглашалась со мной». Не сказал — потребовал, решительно и чуть-чуть робко…
— Ну а ты к чему склоняешься? — нарушила молчание Таня.
— Ты знаешь, я выхожу замуж, — ни к селу ни городу сообщила я.
— Замуж? — У Тани была какая-то особенная, теплая улыбка, хотя улыбалась она редко. — Решила все-таки?
— Представь себе…
— А я тут на днях пословицу слышала: на мужа надейся, а сама не плошай.
— Очень жизненно! Но все-таки сверхурочные — не совсем то, чего хочется в медовый месяц.
— В общем, ты останешься у Любаши?
— Скорее всего.
— Катя ведь собиралась предложить тебе должность зама…
— Все равно, Тань. Не та у меня сейчас полоса.
Таня понимающе кивнула:
— Жалко, конечно. Но все равно, я тебя поздравляю.
После обеда я силилась поработать, но часто отвлекалась, поглядывала на часы. В три десять Любаша наконец-то покинула офис, и ровно через пятнадцать минут я последовала за ней. На дорогу оставалось всего полчаса — пришлось добираться до клиники на такси.
Устроившись на заднем сиденье старой, пропахшей бензином и потом «Волги», я обдумывала предстоящую встречу. Представляла маму в интерьере казенного уюта, сильно похудевшую и постаревшую, отчужденную, скупо отвечающую на вопросы. Сама мысль, что я вижу ее такой, действует на нее угнетающе. Мама привыкла находиться на недосягаемой высоте и свою болезнь оценивает как падение.
Я понимала — надо быть бдительной. Мама во что бы то ни стало не должна почувствовать, что производит на меня гнетущее впечатление. Нельзя отводить взгляд, нельзя изображать бурную радость, но в то же время нельзя впадать в безразличие. Спокойствие, ровный, приветливый тон — вот что требуется ей сейчас.
В холле клиники меня встретил улыбающийся музыкальный доктор.
— Идемте скорее. Она ждет!
Мама изменилась до неузнаваемости. Даже тот образ, что я создала в своем воображении, плохо соотносился с реальностью. Вместо прекрасных лучистых серых глаз на лице темнели провалы, нос увеличился и заострился, кожа стала прозрачно-голубоватой. Казалось, передо мной не женщина и даже не старуха, а призрак голодной смерти.
Но я не отвела взгляда и не улыбнулась беспомощной улыбкой. Я подошла к маме и просто поцеловала ее, ощутив при этом аромат мыла «Камей» и апельсиновой карамели.
— Как ты себя чувствуешь?
— Голова болит, — будто с трудом произнесла мама. — Теперь у меня часто болит голова.