Он давал Тревору то, что ему было нужно, — входил и выходил, быстро и жестко — и мир исчез, когда Марк стал центром бури. Тревор был вращающейся массой энергии, электричества и огня, окружающей его, вращающейся все быстрее и быстрее, становящейся слишком большой, чтобы помещаться в кинетических облаках. Оргазм был мощным и ослепительным как удар молнии. Первый, второй, и еще раз. Пот скользил по коже Марка, уши заложило, глаза закрылись, когда Тревор крепко сжал его. Они вместе рухнули на матрас, и Марк накрыл тело Тревора своим, как будто хотел стать щитом, защищающим Тревора от мира, от смерти, которая хотела так рано забрать его.

Буря прошла и оставила после себя два сброшенных на землю тела, обессиленных и дрожащих. Марк скатился с Тревора, обнял его и обвил своим телом. Тревор зарылся в объятия, врастая еще глубже под кожу Марка, и Марк знал, что этот идеальный момент насыщенного блаженства был тем, что он никогда не испытывал ни с кем другим.

Марк прижал свои губы ко лбу Тревора.

— Останься, — сказал он. — Пожалуйста.

Но Тревор уже погрузился в сон и не слышал его. Или слышал, но решил не отвечать. Прежде чем Марк смог просить еще раз, послеоргазменная дремота накрыла его, и он последовал за Тревором в сон, где не было ничего плохого с его здоровьем.

Не открывая глаз, Марк протянул руку на другую половину кровати, зная, что найдет пустое место, где должно было быть тело Тревора. Он оказался прав, но ничего не мог сделать, чтобы уменьшить горькое разочарование, которое ударило его ледяным кулаком. Он перевернулся на спину и уставился на сводчатый деревянный потолок, наблюдая за утренними лучами солнца в комнате. Не было никакого тепла в золотом свете, ничего, что могло бы заполнить тяжелую пустоту, которая висела в воздухе. Всегда ли будет так, как сейчас? Может сейчас он это чувствует потому, что блестящее дыхание жизни заполнило все его уголки?

Он прислушивался ко всем звукам, которые могли указать ему, что Тревор все еще там. Что прямо сейчас он был на кухне с приготовленным завтраком, ожидая, когда Марк проснется. Но он знал, что это всего лишь принятие желаемого за действительное. Дом был так же безлюден, как и его сердце. Он сел и посмотрел на стул у окна, где еще вчера лежала сумка Тревора, но теперь это было всего лишь пустое место.

Тревор покинул его. Не попрощавшись.

Когда он уже больше не мог лежать в постели, он встал и автоматически выполнил весь утренний ритуал — душ, бритье, одевание. Он уже наполовину надел свой костюм, прежде чем вспомнил о том, что сегодня суббота, всего лишь следующий день после Рождества и офис будет закрыт до понедельника. Хотя это не редкость для него, чтобы отправиться в офис в выходные или даже праздничные дни, прямо сейчас он просто не мог думать об этом.

Поменяв костюм для работы на повседневные брюки и вязаный крупными косами свитер цвета пушечной бронзы[13] , в соответствии его настроению — он прошел на кухню. Марк все еще надеялся, что повернет за угол и увидит там Тревора — яркие голубые глаза, мерцающие от восторга, и соблазнительная улыбка, обещающая все, что Марк игнорировал в своих поисках неоспоримого успеха — но разочарование от пустого пространства обрушилось на него.

Он заметил на островке тарелку с клубникой и кубиками сыра, а рядом стакан апельсинового сока. Увиденное заставило Марка улыбнуться, но в то же время усилило потерю, которая струилась по его венам. Как сон, из которого он не хотел выплывать. Чем быстрее возвращалось сознание, тем быстрее сон просачивался сквозь пальцы.

Только когда он полностью вошел в кухню, он заметил листок бумаги рядом с тарелкой. Одним пальцем он подтащил лист ближе к краю стола. Затем осторожно поднял его.

Марк,

Мне жаль уезжать вот так, но так будет лучше. Ты заслуживаешь цельного и здорового человека, того, кто может предложить тебе полноценную жизнь вместе. Этот человек — не я, но я хочу, чтобы ты знал, как я дорожу нашей встречей. С тобой у меня был один из лучших праздников в моей жизни. Ты подарил мне волшебство, которое я пронесу через столько дней, сколько мне осталось.

Я понял, что есть кое-что, что ты можешь сделать для меня, что-то, что сделает меня счастливее, даже больше, чем ты можешь себе представить. Будь честен перед самим собой. Следуй за своим сердцем и мечтами. Начни с того, что зайди в свою художественную студию и нарисуй что-нибудь на этом чистом холсте. Нарисуй что-нибудь для меня. Пожалуйста.

Всегда,

Тревор

P.S. Посади наше дерево.

Марк дрожащим пальцем провел по имени Тревора, но его зрение расплывалось. «Наше дерево». Рыдания вырвались у него. Пытаясь сесть на стул, он споткнулся об островок, и ему пришлось схватиться за столешницу, чтобы не упасть на пол.

Этого не может быть, не так ли? Нет. Этого не может быть. Он сказал Тревору, что не отпустит его, и, будь это огненный ад или вода, он сдержит свое слово.

Он встал и шагнул через комнату к буфету, где он положил свой ноутбук, когда расчищал стол для ужина прошлым вечером. Он задумался. Как мог этот человек прорваться сквозь его ограниченное поле зрения и за такой короткий промежуток времени так сильно повлиять на его жизнь?

Взяв ноутбук и мобильный телефон, он сначала искал в интернете местные медицинские лаборатории, но получал одно и то же сообщение после вызова каждого из них — закрыт на праздники.

Проклятие. Его плечи резко опустились. Что теперь?

Он посмотрел на свой телефон, как будто он каким-то образом мог дать ответы, которые он искал, и начал бессознательно прокручивать свой список контактов. Он сделал паузу, остановившись большим пальцем над именем матери, как делал это раньше бесчисленное количество раз. Только в этот раз все было по-другому. Она дала ему жизнь, обеспечила крышу над головой, одежду, еду и образование. Она исполнила свой родительский долг, и как только он достиг совершеннолетия, она, умыв руки, избавилась от него. Он провел всю свою жизнь, пытаясь стать тем, кем она могла бы гордиться, но где-то по пути он потерял из виду тот факт, что он никогда им не будет.

Ему потребовалась метель и встреча со случайным незнакомцем, чтобы понять, что он всю свою жизнь стремился к неправильной цели. И эта неправильное направление стоило ему многого. Его мать ушла из его жизни навсегда — с того самого дня, как узнала, что он гей. Он просто не соответствовал ее действительности. Все те годы, что он потратил впустую, пытаясь быть достаточно хорошим для нее, он никогда не был достаточно хорошим для одного единственного человека, который все это время имел значение — самого себя. Пришло время ему сделать то, что он должен был сделать два десятилетия назад — тоже умыть руки. Он провел большим пальцем по ее номеру, открывая вкладку контакта, и с гораздо большей силой, чем было необходимо, нажал «удалить». Неожиданная волна облегчения и радости захлестнула его, забирая с собой всю тяжесть, которую, не осознавая, он носил слишком много лет.

Он бросил телефон на стол — даже это было приятно — и его взгляд снова упал на письмо Тревора. Облегчение от наконец-то сброшенного с плеч груза, которым была его мать, рассеялось, поскольку глубокое чувство потери заменило его. Тревору только что сказали, что он не переживет один год, но ему удалось показать Марку, сколько можно испытать и сделать в жизни всего за несколько дней.

Расправив плечи назад, Марк выпрямил позвоночник и пошел к лестнице, ведущей в его художественную студию. Он замешкался на нижней ступеньке, рассматривая комнату. Она выглядела сейчас по-другому, как будто Тревор Моррисон оставил в ней небольшую часть себя. Взгляд Марка остановился на углу, где они сидели накануне, рисуя и смеясь. Все было просто идеально.

С новообретенной решимостью он прошел через комнату и открыл шкаф, чтобы вытащить складной столик. Он раздвинул ножки и поставил рядом с мольбертом, затем вернулся за красками, кистями и водой. Он хотел это сделать. Во всяком случае, ему казалось, это поможет каким-то странным образом приблизить его к Тревору.