— Время, — сказал Тревор, когда Марк спросил, что он рисует. Марк только сейчас понял, что он имел в виду.

Боже, ему нужно было увидеть Тревора.

На периферии сбоку Марк заметил человека, стоящего рядом с ним. Он пытался игнорировать, кто бы это ни был, но человек не двигался, что только увеличивало его осознание и дискомфорт. Он бросил быстрый взгляд и увидел рядом с ним пожилую испанку, на полголовы ниже Марка, наблюдавшую и изучающую его. Она узнала его как модель? Женщина перевела взгляд на картину, а затем вернулась к нему. Она улыбнулась, и он не мог удержаться от мысли, что это была грустная улыбка, или, может быть, это была печаль, скрывающаяся в глубине ее темно-карих глаз — глаз, которые, как он чувствовал, всегда искрились.

Она повернулась, снова рассматривая картину.

— Он заставил меня пообещать, что эта картина не будет продана… после.

Ее слова звучали странно… Затем его сердце затрепыхалось, и во рту пронеслась пыльная буря. Его горло было настолько сухим, что он едва мог выдавить слова.

— После чего?

На этот раз ее улыбка определенно была печальной, а подбородок слегка дрожал. Даже не представившись должным образом, он не сомневался, кто эта женщина. Он не знал, как, но он не мог быть более уверен ни в чем в своей жизни, как в этом.

— Вы ведь его мать.

Она кивнула.

— Он хочет, чтобы эта картина была у тебя, — ее глаза начали слезиться, но спина и плечи расправились, и ее осанка рассказала ему все, что ему нужно было знать об этой женщине. Она была сильной и столкнется с чем угодно, что жизнь, с изяществом, бросит ей в лоб.

— Он… — слова путались на его языке, и ему пришлось глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, качая головой. Это было бессмысленно. — Я ничего не понимаю.

— Это его последняя выставка. Его последние картины, — она обвела взглядом галерею, но он не был уверен, что она действительно видела работы Тревора перед собой. Ее взгляд был невидящим и отстраненным, а затем ее глаза остановились на нем.

Трепет просочился в его грудь.

— Мне нужно его увидеть, — умолял Марк.

— Он вышел на террасу подышать свежим воздухом, — она потянулась к нему и нежно взяла его за локоть. — Пойдем со мной.

Тревор задрал воротник куртки повыше, прячась от холода. Он должен был надеть шапку, но ему срочно нужно было выйти из галереи. Он получил невероятные отзывы на портрет Марка, чего он и хотел, но воспоминания, переполнявшие его мысли, становились слишком тяжелыми. Сожаление о том, что могло бы быть, если бы не его ограниченное время, делало невозможным сохранять лицо. Никто больше не последует за ним, потому что было слишком холодно, и ему нужно несколько минут уединения, чтобы прийти в себя.

— Тревор, — тихо позвала его мама сзади. Он закрыл глаза и сделал вдох. Он еще не был готов вернуться, но был вечер открытия, и он не мог долго прятаться от своих почитателей.

— Я буду через минуту, — сказал он, его дыхание вырвалось в морозный воздух и разметало крупные снежинки, которые плавно падали с небес.

— Кое-кто хочет тебя видеть.

Он вздохнул. Ему не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, поэтому он и пришел сюда. Но даже не хотел выяснять, кого она привела с собой, хотя это было очень грубо.

Сунув руки в карманы, он повернулся и на полпути застыл. Стоя рядом с матерью, выглядя так же трогательно и великолепно, как в первый раз, когда он зацепился за него взглядом, стоял мужчина, которого он никогда не ожидал увидеть снова. Его сердце увеличилось в груди, вечернее небо стало ярче, и все его тело вдруг стало легким. В тот момент он полностью понял фразу: «ангелы поют».

— Марк.

Его мама отпустила локоть Марка и подошла к нему. Она прижала ладонь к его щеке, а другую руку положила ему на грудь.

— Он великолепный мужчина. Пусть он принесет тебе радость.

— Мама, — сказал он, вливая в свой шепот предупреждение и мольбу. Он бросил быстрый взгляд на Марка, и когда он оглянулся на маму, ее глаза сияли надеждой. То, что Марк был здесь, что она встретила его, ничего не изменит. — Ты же знаешь, почему я не могу.

— Клянусь, я не знаю, откуда у тебя все это упрямство, — она втянула воздух и провела руками по блузке, разглаживая ее. — Похоже, он отчаянно хочет поговорить с тобой, так что послушай его, сынок. Сделаешь это для меня?

Когда он кивнул, она повернулась к Марку, взяла его руки в свои и сказала что-то очень тихо, чтобы Тревор не смог это услышать. Марк в ответ наклонил голову, но его взгляд не отрывался от Тревора. Быстро взглянув через плечо, улыбаясь, его мама проскользнула в дверь и оставила Тревора наедине с Марком на заснеженной террасе.

Перенося вес с ноги на ногу, Тревор провел рукой по волосам, не зная, что сказать, какие подобрать слова. Он уже говорил Марку, почему не может быть с ним, и это было правдой, а сейчас еще больше, чем когда-либо. Он только отлежал неделю в больнице из-за осложнений в его состоянии. Это не настолько было серьезным, так как осложнения появлялись, они и должны быть, а дальше их будет еще больше — и они будут еще серьезнее. Он принял свое решение.

Но сейчас он смотрел на Марка… Почему этот человек пришел сюда? Он просто хотел все усложнить. Именно то, чего Тревор не хотел и надеялся избежать.

— Боже, я так скучал по тебе, — сказал Марк, его голос был низким и хриплым, и в груди Тревора все сжалось.

Он закрыл глаза.

— Не надо, — он до сих пор не осознавал, как сильно скучал по Марку. Как, черт возьми, он собирается осуществить свои планы сейчас? Он знал, что, увидев Марка снова, это разобьет его так, как никогда не смогут сделать его почки.

— Тревор, — теплый выдох дуновением прошелся по его холодной щеке, и он открыл глаза. Марк стоял прямо перед ним, и он даже не слышал движения. — Почему ты меня бросил?

Тревор сглотнул.

— Мне пришлось, — его взгляд остановился на пленительном зеленом взгляде Марка. Такой напряженный, полный надежд и желаний, всего, чего он когда-либо хотел. — Если бы я этого не сделал, я бы не нашел достаточно сил, чтобы не стать эгоистом.

— Как, черт возьми, стать эгоистом?

— Потому что я умираю, Марк, — Тревор умолял его понять. Все, что было между ними, было обречено. — Это пик эгоизма и жестокости, чтобы начинать что-то, зная, что я всего лишь пытаюсь урвать момент. Я не хочу причинять тебе боль.

— Но ты и не можешь этого сделать, — Марк подошел ближе, протянул руку и провел ладонью вверх и вниз по руке Тревора. Его кожу покалывало.

— Ты не можешь этого знать.

— Я могу, — другая рука Марка опустилась на бедро Тревора, и от места прикосновения растеклось тепло — вниз, в пах, и вверх, в живот и грудь. — Я же говорил тебе, что пройду тестирование, и я это сделал.

Челюсть Тревора отвисла, а глаза стали огромные как блюдца. После всех этих лет молитв, после всех разочарований… Может ли это действительно случиться…?

Рука Марка опустилась на затылок, большой палец ласкал челюсть Тревора, и все это время зеленые глаза держали его в плену.

— У меня вторая положительная, — прошептал Марк, и сердце Тревора упало.

— Марк…

— Но… — Марк подошел еще ближе, выталкивая холод из маленького пространства между их телами. Снежинка приземлилась на длинные ресницы Марка, зацепившись на секунду, прежде чем упасть и исчезнуть в крошечной капельке на его покрасневшей от мороза щеке. — С помощью друзей мы нашли совпадение крови. Но не только это…, этот человек хочет пожертвовать для тебя почку.

— Я… — Тревор захлопнул свой рот на замок. Что только что сказал Марк? Он услышал слова, но их обработка была похожа на попытку протолкнуть старую, ржавую газонокосилку через сенокосное поле. Семь лет он ждал, чтобы услышать эти слова. Семь лет надежды и оптимизма, которые постепенно угасли. Семь лет, и человек, которого он встретил всего месяц назад, совершенно случайно, нашел единственное, что могло спасти его жизнь.