— Я не знаю, сможем ли мы, — продолжил Марк. — Я готов подняться на небеса и вернуться обратно, чтобы у нас все получилось. Я бы свернул горы ради тебя, Тревор. Но что бы не случилось или не случится с нами, больше всего я хочу знать, что ты живешь, смеешься и любишь, и с удовольствием рисуешь мир. Главное, что ты будешь жив.
Глаза Тревора защипало, и сердце радостно забилось в его наполненной эмоциями груди. Он поднес руку к щеке Марка, и Марк наклонился к нему, его глаза на мгновение закрылись, как будто он слишком долго смотрел на Тревора, боясь упустить его из вида, а затем Марк поцеловал его ладонь.
Тревор не хотел ничего, кроме как упасть в объятия Марка, поддаться своим эгоистичным желаниям, но…
— Нет гарантии, что мы будем совпадать по ткани.
— Я знаю. У них есть образец, ожидающий тебя.
— Даже если донор и я совпадаем по тканям…
— Мария.
— Что?
— Ее зовут Мария. Я представлял ее дело в суде несколько лет назад.
Тревор покачал головой и повторил.
— Даже если у нас с Марией совпадение тканей, это не значит, что мое тело примет ее почку. Организм может отвергнуть ее, и тогда я вернусь туда, где был — вероятно, даже будет еще хуже — и совсем без шансов.
— Девяносто семь процентов трансплантированных почек начинают работать через месяц.
— Итак. Ты провел исследование, — сказал Тревор, впечатленный и тронутый тем, что Марк проявил такую инициативу. — А как насчет семнадцати процентов, когда почки выходят из строя через три года? Даже если трансплантация пройдет хорошо, я все равно, во избежание отторжения, буду на препаратах всю оставшуюся жизнь. Я…
— Прекрати, — рявкнул Марк, останавливая спор. Он поднял руку, открывая пространство между ними, и Тревор задрожал от холода, который нырнул, заполняя его. — Все, что я сейчас слышу, — это отговорки. А что, если что-то пойдет не так, а что, если станет плохо. Как насчет того, а что, если это сработает? Как насчет человека, которого я встретил в метель, который говорил мне уделять время важным вещам? Кто сказал мне жить и следовать за мечтой? О чем ты мечтаешь, Тревор? Что заставит тебя жить?
Он отвернулся.
— Я больше не могу надеяться только на свои мечты.
— Да. Можешь, — Марк снова сократил промежуток между их телами, окружая Тревора теплом.
Тревор встретил напряженный, умоляющий взгляд Марка. Может он сможет.
— Жизнь непредсказуема и несправедлива, но она также прекрасна и предназначена для того, чтобы жить полноценно, насколько мы можем, — сказал Марк, глубоким мягким голосом. — Если трансплантация пройдет успешно, у тебя будут годы впереди. Разве этого недостаточно?
Тревор заглянул в эти темно-зеленые глаза и понял, что его душа уже знала — любовником ли, другом, но этот человек всегда будет с ним рядом, несмотря ни на что.
— Если.
— Если, — улыбка, озарившая лицо Марка, как солнце ослепила Тревора. Он крепко прижал Марка к своему телу, так близко, что даже волосок не мог протиснуться между ними. Их губы встретились в обжигающем и страстном поцелуе, который ощущался как истинная любовь и прожигал каждый нерв, каждую клеточку. Как будто в любую секунду ударит молния.
В конце концов, Тревору понадобился кислород больше, чем желание целовать Марка вечно, и он оторвался, чтобы вздохнуть. Их лбы упирались друг в друга, лица соприкасаясь носами, медленно двигались из стороны в сторону, когда они вдыхали морозный воздух.
— Итак, давай сосредоточимся на здесь и сейчас, — сказал Марк. — Пойдешь ко мне домой?
Тревор закрыл глаза. Сколько раз он думал об этом человеке с тех пор, как они расстались? Сколько раз ему хотелось, чтобы все было по-другому? Может быть… его молитвы были услышаны. Но все же… Он отклонился, пристально вглядываясь в искренние глаза Марка.
— Как насчет того, чтобы сначала посмотреть, как пройдет трансплантация, а затем, может быть, начать со знакомства?
— Я могу жить с этим, — сказал Марк, приправляя его маленькими поцелуями. — Но скажи, что придешь ко мне домой сегодня вечером… не свидание.
— Марк… — Тревор улыбнулся первой с Рождества искренней улыбкой. А потом он не смог сдержаться и сказал то, что хотел сказать, как только повернулся, увидев Марка в дверях террасы. — Да.
Эпилог
— Почему ты так нервничаешь? — Тревор поймал руки Марка в ловушку и прижал их к своей груди, когда они ехали на заднем сидении такси по дороге в дом родителей Тревора.
— Понятия не имею, — Марк посмотрел на Тревора, который улыбался ему, уверяя, что никогда не сделает ему ничего плохого. Марк понимал это чувство, потому что он чувствовал то же самое. Их первое «не свидание» после выставки Тревора стало длительным, и теперь, год спустя, удивление и радость от того, что каждый день он просыпался рядом с этим прекрасным человеком, не уменьшались. На самом деле, они только увеличивались.
— Ты уже их всех видел, — сказал Тревор, когда они проезжали мимо уличных фонарей, которые мерцали в его глазах, как синие бриллианты.
Да, это так. Мама и папа Тревора оставались в Боулдере на время операций Тревора и Марии и на всем протяжении их выздоровления. Все братья и сестры Тревора тоже приезжали, и Марк, наконец, смог воспользоваться гостевыми комнатами в своем слишком-большом-для-одного-человека доме. Дом, который Моррисоны, начиная с Тревора, превратили в настоящий семейный дом.
— Может быть, потому что это первый раз, когда я встречусь со всей семьей вместе. Или… потому что я вступаю на территорию Моррисонов.
Тревор засмеялся и поднял руки, чтобы поцеловать костяшки пальцев Марка.
— Ты понимаешь, что больше ты ничего уже не сможешь сделать, чтобы произвести на них впечатление, верно? Ты спас мне жизнь.
— Это сделала Мария.
— Благодаря тебе.
— Потому что я люблю тебя, — мягко сказал Марк.
Тревор наклонился к нему, рука скользнула опасно близко к его внезапно слишком заинтересовавшемуся члену, и прошептал:
— Я тоже тебя люблю.
Горячее дыхание пробежало по уху Марка, посылая дрожь возбуждения по его венам.
— Ты втянешь нас в неприятности, — с улыбкой на губах предупредил Марк.
— Все в порядке. Я знаю отличного адвоката.
Марк покачал головой и усмехнулся.
— Ты неисправим.
— Да. И ты любишь меня таким, какой я есть, — Тревор быстро поцеловал его в губы.
Марк позволил своей голове откинуться на подголовник и всмотрелся в мужчину, который стал для него всем.
— Да. Я люблю тебя больше, чем могу выразить это словами.
— Мы на месте, — сказал Тревор, наклоняя голову к окну рядом с ним.
Такси замедлилось перед большим домом в колониальном стиле, расположенном на огромном участке, окруженного заснеженными деревьями.
Входная дверь открылась, и, прежде чем их такси остановилось, половина клана Моррисонов, во главе с мамой Тревора, вывалилась на большую веранду.
Тревор снова поцеловал его в губы.
— Готов?
Марк кивнул.
— Готов.
Тревор заплатил таксисту, и они достали свои вещи из багажника, когда шквал голосов поспешил к ним. Их ждали добрые полчаса приветственных объятий и поцелуев в щеки, позже, они отнесли свой багаж в гостевую комнату, которая с детства была спальней Тревора. Быстро освежившись и переодевшись, они направились обратно вниз.
Марк помогал накрывать на стол, но каждый раз, когда он пытался помочь на кухне, миссис Моррисон — которая настаивала, чтобы он называл ее Натальей — выгоняла его. Столовая размещалась в открытом алькове, который был частью большой гостиной, и только тогда, когда все сели за стол и приступили к еде, Марк заметил, что чего-то не хватает в этом огромном пространстве.
— А где ваша елка? — он никого особо не спрашивал, но посмотрел на миссис Моррисон — Наталью.
Она улыбнулась и взглянула на Тревора, приподнимая бровь.
Марк тоже перевел взгляд на Тревора, который сидел рядом с ним.