Его восторг немного смутил Мэри. Она решила не говорить гостю, что на всей вилле не было ни единого кресла, в котором можно было бы удобно расположиться, или что мраморные полы и высокие сводчатые потолки заставляли здешних обитателей дрожать от холода в любую погоду, если только на улице не стояла страшная жара.
— И все это принадлежит вам? — спросил молодой человек.
— Не мне, моим друзьям. Они пригласили меня здесь погостить, а сами уехали.
— О, простите. Вы так прекрасны, что вам по праву должны принадлежать все красивые вещи.
— Пойдемте со мною, — сказала Мэри. — Я хочу предложить вам стакан вина, а затем мы с вами поглядим на сад.
— Спасибо, но я не обедал. Боюсь, вино ударит мне в голову.
— Почему вы не обедали?
Он как-то беззаботно, по-мальчишески рассмеялся:
— У меня не было денег. Вы не беспокойтесь — я пообедаю завтра.
— Но ведь это ужасно! Пойдемте на кухню, я взгляну, нельзя ли вас чем-нибудь накормить.
— Я не голоден. К тому же есть нечто более важное, чем еда. Покажите мне ваш сад при лунном свете.
— Сад никуда не денется, да и луна тоже. Я сейчас приготовлю вам ужин, а потом любуйтесь всем, чем пожелаете.
Они прошли на кухню. Это была огромная комната с каменным полом и огромной старинной кухонной плитой, на которой можно было приготовить еду на полсотни гостей. Нина и Чиро давно уже спали, а кухарка ушла домой, в свою хибару на склоне холма, ниже виллы. Мэри и ее гость, рыскавшие в поисках еды, чувствовали себя грабителями. Они нашли хлеб, вино, масло и бекон. Мэри включила электрическую печь, которую установили здесь нынешние хозяева виллы, и поджарила несколько ломтиков хлеба, а затем стала готовить яичницу.
— Отрежьте несколько ломтиков бекона, — скомандовала она молодому человеку. — Мы добавим их к яичнице. Кстати, как вас зовут?
Держа в одной руке бекон, а в другой нож, он щелкнул каблуками и представился:
— Карл Рихтер, студент. Изучал искусствоведение.
— О, я думала, вы итальянец, — сказала она непринужденно разбивая ножом яйца. — Ваше имя похоже на немецкое.
— Я австриец, вернее, был им, пока существовала Австрия.
Это было сказано столь печальным голосом, что Мэри бросила на молодого человека вопрошающий взгляд.
— Откуда же вы знаете английский? Вы бывали в Англии?
— Нет. Я учил язык в школе, а потом в университете. — Он вдруг рассмеялся: — Как здорово, что вы умеете это делать!
— Что именно?
— Готовить.
— Может, вас это удивит, но я выросла в обычной, ничем не примечательной семье и не только училась готовить, но и постоянно применяла свое умение на практике.
— Верится с трудом.
— Вам приятнее вместо этого думать, что я всю жизнь жила в роскоши, окруженная целым штатом заботливых слуг?
— Да. Как принцесса из волшебной сказки.
— Что ж, пусть так. Будем считать, что я умею готовить яичницу и жарить бекон, потому что это одно из качеств, дарованных мне моей крестной-феей.
Когда ужин был готов, они поставили тарелки на поднос, и молодой человек понес его в столовую. Мэри шла впереди, показывая дорогу. Столовая была большая, с расписным потолком, гобеленами на стенах и большими позолоченными деревянными канделябрами. Мэри и ее гость расположились в роскошных высоких креслах друг против друга за обеденным столом.
— Мне так стыдно за мою убогую и ветхую одежду, — улыбнулся молодой человек. — В этой роскошной комнате надо быть одетым в великолепные шелка или в бархат. Как кавалеры на какой-нибудь старинной картине.
Его костюм был изношен, ботинки явно перебывали в руках многих сапожников, открытая у ворота рубашка была обтрепана. Галстука молодой человек не носил. При свете свечей в канделябрах глаза его казались черными, бездонными; голова была какой-то странной формы, а волосы очень коротко острижены. Скулы на его лице выступали вперед, а щеки, наоборот, запали; кожа отличалась бледностью. Читавшаяся на лице усталость придавала ему весьма трогательный вид. Мэри подумала, что, если одеть молодого человека в живописный костюм — ну, скажем, как у одного из юных князей на какой-нибудь картине Бронзино[3] из галереи Уффици, — он мог бы казаться красивым.
— Сколько вам лет? — спросила она.
— Двадцать три.
— Тогда все неприятности должны казаться вам пустячными.
— Что толку от юного возраста, когда человек лишен надежд на будущее? Я живу в темнице, из которой мне не вырваться.
— Ну а музыкой вы занимаетесь не профессионально?
Он засмеялся:
— Вы задаете мне такой вопрос после того, как слышали мою игру? Разумеется, я не скрипач. Удрав из Австрии, я устроился работать в отель, но хозяева начали прогорать и кое-кого уволили, в том числе меня. Мне удавалось еще пару раз ненадолго устраиваться на случайную работу — это так трудно, особенно иностранцу, да еще не имеющему документов! На скрипке я играю, когда представляется случай, — зарабатываю себе на пропитание. Надо сказать, это случается довольно редко.
— Почему вам пришлось бежать из Австрии?
— Некоторые студенты были недовольны аншлюсом. Мы попытались создать организацию сопротивления. Конечно же с нашей стороны это было глупо. Просто бессмысленно. Единственным результатом этой затеи было то, что двоих из нас расстреляли, а остальных отправили в концлагерь. Срок мне дали небольшой — полгода, но я бежал, перешел через Альпы и попал в Италию.
— Ваша история просто ужасна, — отозвалась Мэри. Слова эти вряд ли были уместны в данном случае, но ничего лучшего ей в голову не пришло. Он ответил с иронической усмешкой:
— Я, знаете ли, не единственный человек, которого постигла подобная участь. Таких, как я, сейчас тысячи, десятки тысяч. Я-то хоть на свободе.
— Но что вы думаете делать дальше?
На лице молодого человека изобразилось отчаяние. — Он хотел было ответить, но потом вдруг нетерпеливо махнул рукой и рассмеялся.
— Не заставляйте меня думать об этом сейчас. Позвольте мне насладиться драгоценными мгновениями, проведенными в вашем обществе. За всю жизнь со мною ни разу не случалось ничего подобного. Я хочу насладиться моим счастьем и, что бы ни произошло со мной потом, всегда буду помнить этот вечер. Это воспоминание станет одним из самых дорогих моих сокровищ.
Мэри бросила на него какой-то странный взгляд, и ей показалось, что она слышит глухие удары своего сердца. То, что она сказала Роули, было скорее шуткой — она знала, что, если подобный момент настанет, досужие мечтания развеются и она не решится на подобный поступок, в последний момент в страхе отпрянет. Не настал ли сейчас такой момент? Ее охватило необычайно беспечное настроение. Пила она, как правило, совсем немного, и выпитое за компанию с молодым человеком крепкое красное вино ударило ей в голову. Было нечто таинственное, волнующее кровь в этом уединении с юношей, у которого было такое трагическое лицо. Да и обстановка была соответствующая: огромную комнату, казалось, заполнили в этот полночный час тени прошлого вместе с теплым, напоенным пряными ароматами воздухом, проникавшим сюда через открытое окно. Мэри ощущала какое-то томление, сменившее былое возбуждение; сердце, казалось, млело в ее груди, но в то же время кровь с бешеной скоростью бежала по жилам. Молодая женщина резко встала из-за стола.
— Пойдемте я покажу вам сад, а потом мы с вами простимся.
Выйти в сад удобнее всего было через гостиную с фресками. Туда они и направились. По дороге молодой человек задержался, чтобы осмотреть стоявший у стены красивый ларь; потом он заметил поблизости граммофон.
— Как странно он выглядит среди старинных вещей!
— Я иногда включаю его, когда сижу одна в саду.
— А можно включить его сейчас?
— Пожалуйста, если вам хочется.
Он повернул ручку. На пластинке, как оказалось, был записан вальс Штрауса. У молодого человека вырвался возглас восторга.
— О, Вена!.. Это один из наших дивных венских вальсов!
3
Бронзино Анджело (1503–1572) — итальянский живописец, представитель маньеризма.